– Что ж, давай выясним, – улыбнулся Эдвард и снова приник к моим губам. Ура! Он не передумал! Но мысли вновь убежали прочь, остались только губы Эдварда на моих губах, его руки на моём теле, его крепкие мышцы под моими пальцами. Какое-то время мы целовались, забыв обо всём. Но когда моя рука попыталась вытащить футболку Эдварда из брюк, – мне безумно хотелось прикоснуться к его коже не через одежду, – он поймал мою руку на полпути.
– Нет, Энжи, нет. Я и так уже нарушил кучу правил, не нужно усугублять. Пожалуйста.
– Извини. Просто не удержалась. Но теперь ты объяснишь мне, почему ты снял запрет на поцелуи? Я ни в коей мере не возражаю, но я просто не понимаю. Раньше ты был категорически против, хотел подождать, а теперь…
Эдвард отстранился от меня, отвернулся, глядя куда-то вдаль. Его лицо стало мрачным, брови изогнулись в болезненной гримасе. Он явно вспомнил что-то, далеко не приятное. Я видела, как под кожей щёк Эдварда перекатываются желваки, словно он изо всех сил стискивал зубы. Не выдержав, я погладила его по щеке, пытаясь снять это напряжение. Эдвард вздрогнул, словно очнувшись, перехватил мою руку и прижался губами к ладони. Потом тяжело вздохнул.
– Ты можешь представить, что я пережил в эти дни, считая, что уже больше никогда тебя не увижу? Думая, что потерял тебя навек? Мы искали тебя, но каковы были бы наши шансы, если бы ты не захотела быть найденной? Если бы не осталась?
– Но я осталась! Я не могла быть вдали от тебя. Просто не могла и всё! Физически.
– Теперь я понимаю. Но тогда…. Каждый раз возвращаясь после безуспешных поисков, я думал только об одном – почему? Почему я откладывал всё на потом, считая, что у нас ещё уйма времени? Что у нас впереди вечность – так что нам стоит подождать какой-то год? К чему были все эти ограничения, ведь мы оба этого хотели? И я решил, что если судьба вернёт мне тебя – я больше не стану противиться. Ты во многом была права – я слишком зациклился на нашей разнице в возрасте. Но если мы оба бессмертны – столь ли она существенна?
– Вообще не существенна. Мне пятнадцать, тебе семнадцать. Вот и всё. Остальное ерунда.
– Верно. Важно лишь то, что сейчас. И я хочу насладиться этим «сейчас» сполна.
И мы снова целовались. Я была абсолютно счастлива и довольна. На большем я пока не настаивала – и не только потому, что для воспитанного в Викторианскую эпоху Эдварда это было бы слишком, но и потому, что сама пока не чувствовала потребности и готовности к большему. Возможно, мне действительно нужно подрасти. Ну и славно. Теперь наши желания и потребности совпадали – ну, я так думаю, – так что в наших отношениях наступила полная гармония, не омрачающаяся моим недовольством и излишними самозапретами Эдварда. Всё было прекрасно, замечательно и великолепно. Я была абсолютно счастлива и о большем пока не мечтала.
Когда мы не спеша возвращались домой, мне пришла в голову ещё одна мысль.
– Карлайл сказал, что таких, как я, никто не видел уже более тысячи лет. Не означает ли это, что я – некий сохранившийся с тех времён реликт, и что мне может быть несколько тысяч лет? Иначе – откуда же я взялась?
– Я думал об этом. Но знаешь, почему-то сомневаюсь, что ты настолько… ммм… взрослая.
– Ты хотел сказать «древняя»? Не стесняйся, ты же знаешь, для меня все эти большие цифры возрастов – пустой звук.
– Нет, древней тебя не назовёт никто. Впрочем, я всё равно не считаю, что ты из тех времён, разве что перенеслась сюда на машине времени. Но ты слишком хорошо ориентируешься в настоящем – водишь машину, например, пользуешься компьютером и другой техникой, да и речь у тебя современная, уж я бы почувствовал разницу. Так что, откуда бы ты ни взялась – ты из нашей эпохи, однозначно.
– Ну и ладно. Возможно, мы никогда этого не узнаем, но, по большому счёту, для меня это не столь важно. Я есть, и я такая, какая есть. Конечно, немного жутковато, что я оказалась вашим историческим врагом, но что мне за дело до истории? И, в каком-то смысле, я даже рада, что у меня есть та, другая, сущность. Мои «боевые доспехи».
– Даже так? Знаешь, а мне это тоже нравится. Ты становишься практически такой же, как и мы. Только с крыльями. Мой маленький ангелочек.
– Нет! Я не ангелочек! – Господи, да почему же я так сильно реагирую на это слово? И уже не в первый раз. Так, Энжи, продышись, успокойся. Это был комплимент, а не оскорбление. – Извини, что-то я слишком бурно реагирую на это слово. Сама не знаю, почему.
– Да, я заметил. Хорошо, больше не буду так тебя называть, раз уж тебе от этого не по себе. А вот на феечку ты вроде бы не обиделась. И на летучую мышку.
– Глупо обижаться на Эммета. Лучше потом ему потихоньку напакостить.
Эдвард расхохотался, я подхватила его смех, и мы пошли дальше. Солнце уже клонилось к закату, и пора было ужинать.
– Когда вы собираетесь на охоту?
– Завтра. Теперь, когда мы нашли тебя, можно расслабиться и съездить на охоту куда-нибудь подальше.
– Туда, где водятся пумы?
– И они в том числе.
– А ты возьмёшь меня с собой?
– Конечно. Теперь мне не придётся оставлять тебя дома. Пусть не одну, но без меня. Я волновался.
– А я ведь тоже волновалась. Знаешь, это одна из причин, почему я рада, что оказалась гаргульей. Теперь я смогу не расставаться с тобой даже на охоте.
– Одна из причин? А какая ещё? То, что ты теперь можешь летать?
– И это тоже. Летать здорово. Зря ты не захотел попробовать. Но дело даже не в этом. Теперь я могу тебе всё рассказать. Раньше это казалось слишком странным, но теперь всё встало на свои места.
– О чём ты?
– О том, что я почувствовала при нашей первой встрече. Точнее – что ещё почувствовала. То, что я влюбилась в тебя с первого взгляда, ты уже знаешь.
– Правда? Уже тогда? Нет, этого я не знал.
– Не может быть? Неужели я тебе не говорила? Ну, хорошо, теперь ты это знаешь.
– И очень этому рад. Подумать только, у нас это произошло одновременно! Но ты хотела рассказать о чём-то другом, чего я не знаю. О чём же?
– В общем, в тот момент я вдруг поняла, что отныне являюсь твоей защитницей. Странно, правда? Мне самой было сложно это понять и осознать, ведь я явно была гораздо уязвимее вас, физически уступала во всём. То, что я сильнее, я тогда не знала. Так вот, каким бы нелепым не казалось это чувство, я поняла, что всё это не просто так, что смысл в этом всё же есть, пусть я и не понимаю – какой. Ты не представляешь, каково мне было в то время, когда тебя не было рядом! Как я волновалась, не находя себе места от того, что не в состоянии быть рядом и защищать тебя. Разумом я понимала, что причинить тебе вред практически невозможно, но инстинкты сильнее разума. Вот почему я донимала тебя просьбами брать меня на охоту.
– Да, нелегко тебе пришлось.
– Это точно. Но теперь всё встало на свои места. Оказалось, что я достаточно сильна, чтобы разделаться с любым, кто станет угрожать и тебе, и всей нашей семье. Я – защитница, а вы теперь под моей защитой. И я не позволю никому причинить вам вред. Никому и никогда, – это прозвучало как клятва. И я знала, что сдержу эту клятву.
Дома всё было как обычно. Все занимались своими делами, и мы с Эдвардом влились в уютный семейный вечер. О том, что за последние дни произошли немалые изменения, напоминали разве что редкие шпильки Эммета в мой адрес. Но это было нормально, меня бы удивило, если бы он наоборот, молчал. Впрочем, я в долгу не оставалась – уж что-что, а пикировки с Эмметом у меня вошли в привычку, без этого было бы скучно. К тому же ему порой доставалось от родителей за то, что он ко мне пристаёт, а мне – нет. Хорошо всё же быть младшенькой в большой семье – многое сходит с рук.
Когда мы, наконец, отправились в спальню, я вспомнила то, что меня удивило во время моего «тайного» визита.
– Эдвард, мне один момент покоя не даёт. На память я не жалуюсь, и помню, что по утрам всегда оставляю пижаму в ванной, в корзине с грязным бельём. Но когда я приходила сюда во время вашего отсутствия, то видела, что она лежит здесь, на кровати. Неужели у меня начались провалы в памяти?
– Нет, малышка, с памятью у тебя полный порядок. И ты действительно оставила свою пижамку в корзине. А я её оттуда достал.
Похоже, он слегка смутился. Зря. Я-то ведь сделала то же самое и явно по той же причине.
– Она пахла тобой. Я мог закрыть глаза и представить, что ты здесь, со мной. Поэтому и постель поменять не разрешил. Мама сменила её, когда ты уже была дома, а до этого…
– Я понимаю. Я ведь тоже утащила твою футболку.
– Правда? Просто поразительно. У нас снова сошлись мысли.
– Мне тоже стало немного легче, когда я смогла чувствовать твой запах. Ой, я забыла твою футболку в лесу, в своём «гнёздышке».
– Ничего страшного. Бог с ней, с футболкой, у меня их много, спасибо Элис.
Уже укладываясь в постель и прижимаясь покрепче к Эдварду, я, зевая, сонно пробормотала.
– Зачем мне футболка, если рядом есть ты. У тебя запах лучше. И футболка всё равно не смогла прогнать голоса.
– Тебе снова снились кошмары? – сразу же заволновался Эдвард.
– Всего пару раз, – поспешила я его успокоить. – Я же не спала почти всё время. И это уже не столько кошмары, сколько просто навязчивые сны. Они изменились.
– Вот как? И в чём же разница?
– Раньше голоса, которые звали меня, были невероятно тоскливыми и безнадёжными, и их отчаяние передавалось мне, заставляя плакать. Теперь их настрой изменился. Они продолжали звать меня, но уже с оптимизмом. И я не плакала, я злилась на то, что они зовут и зовут, а я словно скованная по рукам и ногам, и не могу им ответить. Но в этот раз мне удавалось прервать сон, – я приподнялась на локтях, с энтузиазмом описывая свои достижения Эдварду. – У меня это получалось! А раньше я не могла вырваться сама, голоса мог прогнать только ты. И я рада, что ты продолжаешь это делать – вчера они не появлялись. Это чувство беспомощности очень угнетает.