е, и что туалет мальчиков расположен этажом ниже, а Гермиона должна была ждать его возле арки. Всё остальное вы додумали сами. Поттер не говорил, что он спускался к туалету, верно? А Гермиона пристально смотрела в сторону лестницы, не отводя взгляд и не поворачиваясь, так, профессор Дамблдор? Проверьте вот эту напольную вазу, детективы, прежде чем делать далеко идущие выводы.
Пивз с хлопком исчез. Долорес Амбридж подошла к указанной им напольной вазе и осторожно втянула носом воздух.
— Директор Дамблдор, грабителем всё-таки был не Поттер. Тридцать баллов с «Гриффиндора» за мелкое хулиганство!
Эс рассказывает, как он взломал код воспоминаний
Высшее руководство MI6 обозревало лабораторию с небольшого балкона, расположенного на высоте примерно десяти футов над полом. Представшая их взглядам картина напоминала сцену съёмок какого-то низкобюджетного фильма ужасов про сумасшедшего, но очень деятельного и не стеснённого в средствах учёного. Огромное помещение было заставлено лабораторными шкафами, в которых шипели и искрили горелки с языками пламени всевозможных размеров и цветов. Над горелками были закреплены реторты, напоминающие произведения страдающего икотой стеклодува, с количеством носиков, варьирующимся от нуля до полутора десятков. В ретортах булькали, плевались и испарялись разноцветные жидкости. Тонкие стеклянные трубки, соединяющие различные элементы этого хаоса в, предположительно, единую конструкцию, переплетались в трёх измерениях подобно творению обожравшегося LSD паука. Картину хаоса дополняли полтора десятка ассистентов, которые, казалось, бессистемно метались между шкафами по узким проходам и контролировали уровень жидкости в ретортах и показания нескольких десятков всевозможных приборов, в основном, термометров и манометров. Броуновское движение ассистентов по и без того малопроходимым проходам между шкафами осложнялось коварно расставленными вёдрами со смесью подтаявшего льда и крайне подозрительно выглядящих змеевиков.
Эм наблюдала за царящим внизу хаосом со стоическим выражением лица. На последних выходных её посещали дети. Они привозили с собой внуков. По сравнению с тем, во что могут превратить тихий и благопристойный лондонский особняк полдюжины сорванцов в возрасте Вождя Краснокожих[291], лаборатория казалась тихой, спокойной и безмятежной, как публичная библиотека ранним утром после государственного праздника.
Кью подошёл к ограждению, взмахнул рукой и зловеще захохотал:
— Узрите! Вот оно, свидетельство превосходства человеческого гения над силами тьмы, доказательство победы науки над разумом!
Эм наклонилась к замершей рядом мисс Манипенни:
— Вы опять уменьшили ему дозу галоперидола?
— Мэм, это было распоряжением ответственного лица, — так же шёпотом ответила секретарша.
— Врача?
— Нет, бухгалтера. У нас фиксированная квартальная сумма на оплату лекарств, принимаемых сотрудниками в рабочее время и в рабочих целях, и мы не можем превысить смету. А использовать деньги из сумм, выделяемых на операцию «Пасека», нельзя. Финансовая комиссия Палаты Лордов может недооценить опасность противостояния магам, если в бюджете секретной операции против волшебников будет прямо указано, что часть денег, выделенных на эту операцию, пошла на покупку антипсихотиков для лица, ответственного за материальное обеспечение операции.
Эм пожевала нижнюю губу, выпрямилась во весь свой невысокий рост и крутанула рукой, давая Кью знак продолжать:
— И на что же такое мы смотрим?
— Ну, мы с коллегами долго пытались понять, что нам прислал агент Купальница после визита в кабинет директора пасеки, — вступил в разговор Ар. — Вы ведь помните этот бесценный набор документов, зафиксированный кинокамерой на его плече?
— Большая часть из которых была школьными финансовыми отчётами, способными нагнать тоску даже на наших бухгалтеров? — фыркнула Эм. — А некоторые вообще оказались совершенно нечитаемыми из-за того, что агент Купальница выставил неправильную выдержку для сверхсветочувствительной плёнки, заряженной в его камеру?
— Воистину так! — отреагировал Кью и опустил руку, которой по-прежнему показывал куда-то вглубь лаборатории. — Но в той его посылке было ещё кое-что! Муахаха, — глава научно-технического департамента рассмеялся жутким замогильным смехом, потом внезапно прикрыл рот ладошкой и вполне нормальным тоном добавил: — Извините. Это у меня временное, скоро пройдёт.
— Купальница также переслал нам некоторое количество пузырьков с жемчужно-белой жидкостью, — добавил Ар. — Эта лаборатория была построена для исследования данной жидкости.
— Но ведь Бонд сообщил нам, что это записанные воспоминания, — Билл Таннер раскрыл свой неизменный пухлый блокнот и со скоростью счётчика купюр зашелестел страницами. — Сейчас, я найду описание… Вот, доклад Бонда о первом уроке окклюменции… Профессор долбанул себя палкой в висок; когда остриё вышло из головы, за ним тянулась нить белой жидкости, в противовес ожидаемой Бондом красной. Белую жидкость профессор стряхнул в мраморную чашу…
— Ах, Джеймс!.. — встрепенулась мисс Манипенни, мечтательно закатывая глаза. — Где бы он ни появился, дамы начинают таять, а джентльмены — получать палкой по башке!..
— Ева, прекратите, — сморщила нос Эм, — вы путаете нашего агента с Панчем[292]. Хотя да, между ними поразительно много общего. Мистер Таннер, соблюдайте конспирацию; вокруг много народу, не имеющего допуск к операции «Пасека», так что никаких имён. Будьте добры, продолжайте, Ар. Итак, вы построили этот сумасшедший дом для того, чтобы выяснить, что нам прислал агент Купальница. Грандиозное вложение капиталов, целиком предназначенное лишь для того, чтобы сэкономить один вопрос к Таннеру: «Что это, чёрт побери, за гадость в бутылочке?» Я впечатлена.
Внутренний барометр Ар отреагировал на скрытый в словах Эм сарказм, и его стрелка замерла между делениями «Плохо дело» и «Сейчас я получу по ушам».
— Нет, мэм, вы не так поняли, — встряхнулся Ар, торопясь выбраться из опасной зоны. — Разумеется, мы знали, что это записанные воспоминания, причём знали ещё раньше, из описаний в магических книгах. Но нас интересовал не столько вопрос «Что это?», сколько вопросы «Как?», «Надолго ли?» и «Что нам теперь с этим делать?»
— Я вся внимание, — ответила Эм. Ар обратил внимание на поджатые губы и понял, что стрелка сдвинулась ещё немного вниз.
— Во-первых, с физической точки зрения в бутылочках находится суперкритическая жидкость, обладающая свойствами одновременно жидкости и газа, — зачастил Ар, надеясь поразить начальницу обилием технических терминов, которые он произносит без запинки. — И это поразительно, мэм, потому что эта жидкость находится в суперкритическом состоянии при комнатной температуре и при атмосферном давлении. Одновремнно она сохраняет впечатляющую вязкость, совершенно нехарактерную для газа. Сила поверхностного натяжения крайне невелика, что противоречит высокой вязкости. Объяснения этим физическим аномалиям у нас не было, пока мы не додумались засунуть её в масс-спектрометр и рассмотреть под электронным микроскопом.
— Для этого её ещё надо было заморозить, — добавил Кью, — и, должен признаться, я был слегка ошарашен, когда обнаружил, что сия жидкость отказывается замерзать, даже будучи охлаждаемой до долей градуса выше абсолютного нуля. Кипеть она, кстати, тоже отказывалась, пришлось долбить её высокотемпературной плазмой…
— В общем, мэм, это органическое вещество, пары атомов углерода в котором заменены на связку «азот-бор», что опровергает наши представления об альтернативной биохимии, потому что по всем предположениям азот-борные вещества будут менее химически устойчивыми, чем углеродные. На Земле нет живых существ, которые использовали бы азот-борную биохимию, так что это продукт совершенно потрясающей, и при этом внеземной, биологии. Уникальные физико-химические свойства вещества, скорее всего, объясняются дополнительной энергетической подпиткой. Нам пока ещё не удалось выяснить, куда это вещество стравливает излишки энергии при нагревании…
— Ближе к делу!
— Я уже практически в нём, мэм. Мы считаем, что это продукт жизнедеятельности мидихлориан.
— Это те самые, которые микроскопические существа элекромагнитной природы? Зачем им какие бы то ни было жидкости, пусть даже суперкритические?! Я ожидала, что продуктами жизнедеятельности электромагнитных существ будет электромагнитное излучение.
— Мы тоже, мэм, — убитым голосом ответил Ар.
— Но дело в другом, — подхватил эстафетную палочку Кью. — Мы заранее знали, что это запись воспоминаний. Поэтому, как только мы решили, что это биохимическая гадость, мы сразу начали думать о способе, которым можно закодировать информацию. На самом деле, кодировать информацию с помощью биохимии не так уж сложно, — скажем, аминокислоты и углеводороды могут быть L- и D-конфигурации, то есть для каждой аминокислоты у нас есть два возможных варианта, а это соответствует одному биту, который может принимать значения либо единицы, либо нуля…
— Это я их надоумил! — гордо прошептал из-за чужих спин Эс.
— Но, понятно, тратить целую молекулу на один бит — это нерационально, — продолжил Кью. — Проще кодировать сразу последовательность битов, и предусмотреть механизм считывания данных. Нечто подобное есть у нас в ДНК: каждая единица информации кодируется одним из четырёх нуклеотидов, и есть полноценный биологический декодер, рибосома, которая мотается по молекуле ДНК из конца в конец и собирает аминокислоты в белки согласно таблице кодов. То есть, в принципе, шифрование некоей информации биохимическими методами — это задачка, решённая самой природой, причём уже давно. Вопрос был лишь в том, как расшифровать эту информацию.
— Проблема в том, что воспоминания из бутылочек можно просмотреть только с помощью Омута Памяти, — врезался в монолог начальника Эс, — а это означает, что в бутылочках содержатся только записи воспоминаний, но не воспроизводящий механизм…