И все же каково было военно-экономическое положение России на рубеже 1916-1917 годов? Не был же беспочвенным фантазером Маниковский! Ведь твердили об «измене», «отсталости» и прочем, а он только работал и считал – по масштабам как Западного, так и Восточного фронтов. Верденская битва, пожалуй, поставила рекорд по интенсивности артиллерийского огня. Маниковский исчислил: «Если взять расчет по той норме, сколько в течение пяти месяцев верденские орудия выпускали снарядов в сутки, и начать наступление по всему фронту, то есть от Балтийского моря до Персии, то мы могли на всем этом протяжении поддерживать из всех наших орудий верденский огонь в течение месяца. На складах у нас тогда имелось 30 миллионов полевых…»
Он, обладая избытком смелости и хитрости, умел предстать простаком перед сановниками . «Трудно, очень трудно, но на то война, чтобы преодолевать трудности. Ваше дело приказывать –мое исполнять». Исполнял, конечно, не столько по букве приказа, сколько по собственному разумению. «Таков был генерал,-любовался Шульгин, – заготовивший верденский огонь по всему фронту для спасения империи накануне революции. Но для спасения ее этого было уже мало. Не было власти…»
А какие были ресурсы? В ходе войны Россия утратила Польшу часть Прибалтики. Общие потери промышленности достигли 20% от довоенной, а в некоторых отраслях выше — по текстилю — 25%, химической промышленности 23%. Эвакуация промышленности из зоны военных действий прошла бессистемно, всего было вывезено свыше тысячи крупных предприятий. Владельцы, получив ссуды от правительства, не торопились налаживать производство на новом месте. Как так? Очень просто: они
были заняты главным образом выколачиванием новых миллионных авансов. Эвакуация на Восток существенным образом не усилила обороноспособности России.
В 1916 году добыли 2096 млн. пудов каменного угля против 2199 млн. пудов в 1913. Таким образом, не была полностью компенсирована утрата Домбровского каменноугольного бассейна, давшего в 1913 году 426 млн. пудов, хотя в Донбассе добыча значительно возросла. Выплавка чугуна с 257 млн. пудов в 1913 году уменьшилась до 232 млн. пудов в 1916, примерно так же упала выплавка стали.
По степени мобилизации промышленности (из 3,3 млн. рабочих в 1916 году 1,9 млн. рабочих, или 58% заняты в военном производстве) По этому показателю Россия находилась на уровне Германии и Франции, оставив позади Англию, где на войну работало 46% занятых. Основная группа обследованных предприятий (общее количество 2300) в России дала увеличение производства вооружения (1913 – 100%) в 1916 году до 230%, предметов снаряжения – 121%. Производительность труда на одного рабочего на заводах вооружения возросла за эти годы до 176%.
В непрекращавшихся боях летом 1916 года русская полевая артиллерия расходовала 2 млн. снарядов в месяц, именно такой ежемесячной производительности достигла отечественная промышленность к концу 1916 года. Другими словами, если в начале войны Россия, имевшая только два завода (Златоустовский и Ижевский), подготовленных для их производства, получала по 50 тыс. снарядов ежемесячно, то к концу 1916 года общее производство в стране увеличилось в 40 раз. В начале войны русская полевая артиллерия была обеспечена по 1000 снарядов на орудие, к 1917 году запас на орудие составлял 4000 снарядов – и это при ежедневной боевой работе.
В 1916 году армия получила 32 млн. снарядов, из них около 10 млн. по зарубежным заказам. Потребность в выстрелах для 76 мм орудий, по поводу чего били в набат в 1915 году, была с лихвой удовлетворена. Заводчики так «разогнали» их производство, что пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы заставить их взяться за изготовление более сложных снарядов для тяжелой артиллерии. О величине приложенных в этой связи усилий говорит тот факт, что если пересчитать все изготовленные русской промышленностью в 1916 году снаряды в снарядных единицах (считая за одну 76 мм снаряд), то общий объем производства был равен 50 млн. условных единиц.
Хотя текущие потребности фронта в артиллерийских выстрелах теперь удовлетворялись с лихвой, вопрос о снарядах продолжал оставаться предметом политических спекуляций, катившихся частично по колее, накатанной «общественностью» в 1914—1915 годах. В 1916 году при ставке учредили Управление полевого генерал-инспектора артиллерии (УКАРТ), которым стал генерал Е.З. Барсуков. Главная задача управления — общее руководство снабжением, вооружением и боеприпасами, наблюдение за правильным использованием артиллерии в бою. Достижения УКАРТа безмерно превозносились в царской армии, советский генерал-полковник И.И.Волкотрубенко проницательно вскрыл неприглядную подоплеку неумеренных восторгов:
«Что касается расхода боеприпасов, то точных данных установить невозможно, так как ГАУ расход не учитывало, а УКАРТ начал свою деятельность только в начале 1916 года. Но истинных данных он не давал, чтобы не размагничивать тыл, т.е. фактически продолжал обманывать ГАУ. Известно, что в 1916 году было израсходовано около 18 миллионов снарядов, что составляло 1,5 миллиона снарядов в месяц. Однако это не мешало УКАРТ сделать заявку на подачу 4,5 миллиона снарядов (53 миллиона в год). Генерал Барсуков оправдывается, что этим они хотели напугать царя и установить в тылу твердую власть. Однако подобные трюки совершенно не давали возможности увеличить выпуск снарядов к тяжелой артиллерии, дезорганизовывали народное хозяйство, вносили хаос в снабжение». Возникал заколдованный круг — в тылу, ссылаясь на эту заявку, могли гнать «снарядный вал» в основном за счет 76 мм выстрелов!
Работа артиллерийских заводов превзошла самые смелые надежды. Если в 1914 году было выпущено 285 76 мм пушек, то в 1916 году фронт получил их 7238 плюс 220 по заграничным заказам. В войну было поставлено производство, которого не было до 1914 года: в 1915 году фронтам подали 2004 бомбомета и 1454 миномета, в 1916 году – 11 222 бомбомета и 1974 миномета.
Ахиллесовой пятой России оставалась тяжелая артиллерия, по которой противник по-прежнему превосходил нашу армию. На 1000 штыков в русской армии к началу 1917 года приходилось 1,1 тяжелое орудие, в Германии – 3,9, Англии – 2,7, Франции –3,5. Однако за этими средними цифрами крылся большой рост в абсолютных цифрах. Если общее число орудий в строю русской армии: перевалило за войну за 10 тыс. стволов, т.е. увеличилось на 45%, тяжелая артиллерия возросла в 7 раз. В начале 1917 года на русском фронте работало более 1400 таких орудий.
Несмотря на все усилия, нехватку винтовок преодолеть не удалось. Оружейная промышленность достигла пика в январе 1917 года – было изготовлено 130 тыс. винтовок при расчетной производительности русских оружейных заводов в 1914 году в 44 тыс. винтовок ежемесячно. Относительно хорошо обстояло дело с пулеметами, их производство увеличилось с 1200 в 1914 до 11 тыс. в 1916 году. Обеспечение патронами, которых было подано на фронт в 1916 году 1,5 млрд., было в общем достигнуто.
Тем не менее, даже в это время случались всплески «общественного» негодования по поводу патронного «голода». С большим пониманием дела генерал И.И.Волкотрубенко заметил: «Но патроны не делали особой погоды на фронтах. Только одна операция, предпринятая войсками Юго-Западного фронта и вошедшая в историю под названием Брусиловского прорыва потребовала большого количества патронов. Во всех остальных случаях их расход был небольшим. Все требования и вопли были отражением безответственных и порой преступных криков бездарных генералов, не хотевших воевать и отсиживавшихся в глубоком тылу».
Плюс так и не было устранено пренебрежительное отношение к разумному расходу патронов в войсках. «На них, – с сокрушенным сердцем констатировал Маниковский. – не смотрели, как на драгоценную часть боевого оружия, а как на какой-то ненужный и часто обременительный хлам; который можно и не очень беречь, а при случае, например при отступлении, и прямо бросить. Все протесты и обращения ГАУ к высшему командному составу армии и все грозные по этому поводу Приказания из Ставки особого действия не имели. А принятая потом мера в виде назначения денежных премий за доставленные патроны и гильзы, в расчете на поощрение к добросовестному сбору их, дала результаты неожиданные: начались хищения патронов со складов, парков, позиционных хранилищ и даже из своих носимых запасов самими бойцами ради получения за них обещанных денег». Этого, конечно никак нельзя было предусмотреть.
Подводя общий итог, И.И.Волкотрубенко в 1966 году писал: «Во втором периоде (1916 – 1917 годы – Н.Я.) боевое снабжение улучшилось и служба тыла сумела обеспечить такую блестящую операцию, как Брусиловский прорыв, при бездействии остальных фронтов. Рядовые работники нашей службы (подчеркнуто мною – Н.Я.), не покладая рук работали, чтобы дать армии вооружение. Но прогнившая система самодержавия, как разлагающийся труп, катилась стремительно к своей неизбежной гибели».
По простейшим видам военно– технического снабжения фронт был удовлетворен. Так. при месячной потребности в колючей проволоке в 1,5 млн. пудов все тыловые склады были завалены ею, и Ставка просила прекратить дальнейшую доставку. К концу 1916 года на складах скопилось более 6 млн. пудов колючей проволоки. В 1916 году в армию поступило 1 8 млн. ручных ножниц для резки колючей проволоки, миллионы единиц шанцевого инструмента и прочего.
Однако размах и сложность войны выдвинули такие потребности, которые на русском фронте далеко не удовлетворялись. Так. на 1 января 1916 года в армии было 240 радиостанций и 4 тыс. телефонных аппаратов, за год поступило еще 802 радиостанции и 105 тыс. телефонных аппаратов. Этого все же было мало, не говоря уже о том, что они были преимущественно иностранного происхождения.
Русская армия вступила в войну слабо обеспеченной автомобильным транспортом, было всего 679 автомобилей. К началу 1916 года в армии уже было 5,3 тыс. автомобилей, за тот год прибыло, еще 6,8 тысяч. Абсолютные цифры внушительны, но для сопоставления можно указать что вдвое меньшая по численности французская армия имела к концу войны 90 тыс. автомашин.