В обществе всегда ходили странные волны ложных слухов, но, пробивая себе путь к нынешнему современному комфорту, мы шаг за шагом вместе нашли и дорогу к правде, пусть сейчас многие из нас не считают мармеладное драже непосредственно в банке.
В эру ОБЛОМа информация, которая доходит до людей, находится в сфере пересечения интересов рекламодателей-манипуляторов и одержимых властью владельцев медиахолдингов с сумасшедшей, тщательно продуманной гонкой за социальным статусом. Следовательно, в социологических исследованиях, которые помогли бы нам докопаться до истины, становится все меньше правды.
Людей подталкивают вступать в сообщества параноиков, поскольку так их мнение можно легко и предсказуемо направить в нужную сторону. Объединение в группы – процесс автоматический, стерильный и, как всегда, сам по себе невинный. Никто ни в одном медиахолдинге не решал в качестве тактики специально внедрять антипрививочную риторику – с тем же успехом кампания могла быть направлена против хомячков. Единственная причина, по которой ОБЛОМ продолжает все это транслировать, состоит в том, что паранойя – эффективный способ привлечь внимание масс.
Люди наслаждаются такими шикарными возможностями современности, как значительное уменьшение числа смертоносных эпидемий, но при этом спокойно отказываются от благ правды, завоеванной с таким трудом, – вот насколько далеко мы зашли как высокотехнологичный вид. Люди считают, что болезни им не страшны даже без вакцинации, как будто здоровье им гарантированно.
Санитарная охрана и современная медицина удвоили продолжительность нашей жизни. Удвоили! Это благодаря им некоторые из нас могут позволить себе роскошь поверить в опасную чушь и не поплатиться жизнью за свою наивность. По крайней мере, какое-то время.
Чтобы выиграть в долгосрочной перспективе и дождаться времени, когда технологии усовершенствуются, мы не должны разнеживаться в комфорте и позволять себе пассивно плыть по течению в сторону губительных фантазий. Для выживания нам необходимы медиаканалы, транслирующие правду, но те, что главенствуют в наши дни, не выполняют эту функцию.
Я привел этот пример, поскольку он расстраивает меня как отца, а это глубокий уровень расстройства. Меня бесит ситуация, когда я еду по Кремниевой долине, смотрю на растянувшиеся до самого горизонта ряды многоэтажек с окнами из зеленого стекла, где располагаются офисы медиакорпораций, и понимаю, что работа многих из моих друзей, которые сидят в этих офисах, помогает возродить к жизни давно побежденные болезни[51].
Спасите детей, удалите свои аккаунты.
Аргумент пятый. Социальные сети лишают ваши слова смысла
То, что вы говорите, не имеет смысла вне контекста.
Этот простой факт легко оставить без внимания в личном общении, поскольку там контекст обычно очевиден. Предположим, я скажу: «Отстань от меня! Я не могу сейчас уделить тебе внимание!» Эта фраза может показаться грубой и даже жестокой, если не видеть, что я говорю ее нашей кошке Подружке (мы ее так назвали, потому что она о-очень дружелюбна и постоянно ко всем лезет).
В экстремальных ситуациях это правило проявляется отчетливее. Если вы увидите, что у кого-то из-под капота машины вырывается пламя, и закричите: «Пожар!», вы можете спасти человеку жизнь. Если то же самое вы закричите в клубе, где собралась толпа народа, вы добьетесь того, что кто-нибудь погибнет в давке, возникшей из-за паники, и будет уже неважно, был ли там пожар на самом деле.
При общении в сети у нас почти, или совсем, нет возможности узнать или повлиять на контекст восприятия нашего собеседника. Самый простой способ понять принцип – рассмотреть экстремальные ситуации, то есть те, в которых участники общения обладают некоторым влиянием и могут силой навязать перемены.
Возьмем рекламодателей на YouTube: некоторое время назад считалось нормой вставлять рекламу чего-нибудь безобидного, например мыла, в ролик с совершенно жутким содержанием, вроде вербовки в террористическую организацию. Но после того, как рекламодатели подали жалобу, – и только после того, как ее зафиксировали, – Google начал удалять контент, связанный с терроризмом[52]. Рекламодателям, чьи интересы пострадали, выплатили компенсацию реальными деньгами. Рекламодатели – реальные клиенты, а потому у них есть право голоса. Смогут ли также весомо высказаться рядовые пользователи о контексте, в который их поместили схемы ОБЛОМа?
Еще пример, один из самых распространенных – это попытки девушек и женщин заявить о том, что их слова и визуальные образы сексуализируются или намеренно ассоциируются с насилием и манипуляциями. В сети женщин часто пытаются выставить в гротескном искаженном виде с целью домогательства, унижения и внушения стыда[53]. Известные женщины долгие годы борются с сексуальными домогательствами, но сейчас с этим сталкиваются и обычные молодые женщины[54].
Такие экстремальные ситуации возникают из-за правил игры ОБЛОМа: вы не знаете контекста другого человека, и у вас нет надежных способов узнать, как ваша информация будет выглядеть для него.
Проблема получила настолько широкое распространение, что ее просто не видят. Она привычна нам, как воздух. Мы отбросили связь с контекстом. Социальные сети играют со смыслом. Что бы вы ни сказали, алгоритмы, а также множество реальных людей и фальшивых личностей, впишут это в контекст того, что говорят другие.
Никто точно не знает, как люди воспримут сказанное ими, но в ситуациях вне ОБЛОМа вы можете хотя бы догадываться об этом. Я выступаю на публике и инстинктивно подстраиваю свое выступление под аудиторию. Ученикам средней школы я скажу одно, а, скажем, для биржевых аналитиков[55] подберу совершенно другие слова. Это нормальная составляющая коммуникации.
Разговор в социальной сети на самом деле вообще не разговор. Ваши слова вписывают в чужой контекст в угоду чьих-то интересов и чьей-то выгоды.
Это меняет сам возможный объект выражения. Когда платформа побеждает контекст, общение становится жалким, мелким и предсказуемым. Приходится впадать в жуткие крайности, если хочешь сказать что-то, что хотя бы короткое время продержится на плаву, пусть и в непредсказуемом контексте. Это возможно, только если общаться в стиле моральных уродов.
Смысл отдельно
ОБЛОМ подменяет ваш контекст своим. С точки зрения алгоритмов вас перестает определять имя и начинает определять число: подписчиков, лайков, кликов и других цифр, которыми вы ежеминутно помогаете машине ОБЛОМа.
Авторы фантастических антиутопий, когда описывают империю зла, часто заменяют имена героев номерами. В реальной жизни такое проделывают с заключенными в тюрьмах. И тому есть причина. Стать числом значит перейти в полное подчинение системе. Номер – публичное подтверждение ограничения свободы, социального статуса и индивидуальности. Для меня это особенно страшно, потому что моя мать выжила в концлагере, где пленнику делают на руке татуировку с номером. В наше время это было бы слишком дорого. Нацисты просто хранили бы порядковые номера вместе с биометрическими данными в облаке.
Людям, которые играют по правилам соцсетей, это может показаться слишком мрачным. Передо мной возникает вполне современная дилемма. Если люди сами хотят подчиняться, кто я такой, чтобы говорить им: «Вы должны отстаивать собственное достоинство»? Не становлюсь ли я тогда тем, кто не уважает желания окружающих?
Вот почему я не хочу критиковать людей, которых ситуация, по всей видимости, устраивает, например молодых людей, пробивающихся во влиятельные блогеры. Вместо этого я сосредоточусь на тех, кто пытается не позволить свести себя к набору цифр, пусть даже они по рукам и ногам связаны новой реальностью главенства чисел.
Новые источники контента, среди которых новостные порталы, люди обнаруживают в основном через ОБЛОМ, а потому такие сайты наверняка играют в игры, иначе они не смогли бы удовлетворить и людей, и алгоритмы.
В одном отделе новостей я видел большие экраны, расставленные по всему офису. Прямо как в командном центре НАСА, только показывали они ежесекундную статистику по каждому посту, опубликованному тем или иным сотрудником. Я думаю, авторы заметок прочно привязаны к этим цифрам, и у них нет иного выбора, кроме как стремиться максимально повышать «вовлеченность». Их вынудили стать винтиками машины ОБЛОМа. Я им сочувствую.
Эта беда недавно настигла и ленту новостей Facebook – такое неудачное решение в принципе свойственно ОБЛОМу. Впрочем, проблема возникла гораздо раньше[56]. Зато теперь, когда в Facebook объявили о снижении приоритета новостей в ленте, дела, возможно, пойдут немного лучше. И все же мне сложно представить себе, что новости в одночасье откажутся от контекста, навязанного ОБЛОМом. Для того чтобы новости снова обрели контекст, люди должны будут находить их через системы, не связанные с ОБЛОМом. Какими они будут? Надеюсь, в итоге люди вернутся к прямым отношениям и предпочтут их подпискам на новости и прочему контенту.
Сейчас журналистика сталкивается со множеством проблем из-за поклонения божеству статистики. Некоторые критические замечания вам уже знакомы: засилье клик-наживок снижает уровень погружения в тему. Авторы не могут рисковать, они вынуждены писать о том, что популярно у читателей.
Вспомните, как алгоритмы ОБЛОМа постоянно оптимизируют сами себя – они регулярно возвращаются к старому. Этот процесс я подробно описал в первой главе. Все, включая журналистов, вынуждены играть в игры оптимизации в надежде выжать из ОБЛОМа максимум. Источник новостей будет понемногу улучшать себя, пока дальнейшие исправления не перестанут приносить результаты. Затем все повторится. Вот почему в сети полно клик-наживок, так похожих друг на друга. Оптимизировать их может только этот странный трюк