Наконец программа «500 дней» была завершена и направлена Б.Ельцину и М.Горбачеву. Чтобы не допустить замалчивания или ее исчезновения, второй чистовой вариант документа был направлен в издательство «Детская литература» (!), где и вышел в двух небольших томах через несколько дней. У меня хранится типографский экземпляр этого исторического издания с автографами всех счастливых авторов.
А потом начался трудный процесс приближения программы к реализации, и здесь начались проблемы. Российское правительство, например, одобрило программу, практически не читая, а позднее даже объявило о начале ее претворения в жизнь (и быстро об этом забыло).
Затем начались обсуждения в различных аудиториях, в том числе во фракциях Верховного Совета РСФСР. Маркетингом программы в основном занимался Г.Явлинский, но и я несколько раз выступал с разъяснениями, например для актива Демократической партии, в которую тогда входили Г.Бурбулис, Н.Травкин, Г.Каспаров и многие другие.
Запомнилось крупное официальное обсуждение в Кремле с представителями всех союзных республик, министерств и ведомств. Атмосфера на заседании была нервной и напряженной, было очевидно жесткое противостояние разработчиков и союзных руководителей, среди которых наиболее рьяными нашими противниками были Н.Рыжков, В.Павлов, Л.Абалкин, В.Щербаков.
Помню, как я в юношеском запале пытался объяснить проблему долларизации в СССР такой фразой:«Что же это получается, Михаил Сергеевич, наша простая советская женщина, отработав день и получив крохи, идет в пустой магазин, а валютная проститутка — в „Березку“?» М.Горбачев бросил мне: «Борис, ну ты жесток!» Смех в зале. Честно говоря, я и сегодня не понимаю, что он имел в виду.
Другое — еще более крупное — совещание происходило в старом полукруглом зале Верховного Совета СССР в Кремле в присутствии всей элиты страны. Запомнилось, что Н.Рыжков тогда буквально плакал с трибуны, зато это был звездный час покойного Стаса Шаталина.
В своей обычной манере он объяснял все проблемы с точки зрения почетного тренера «Спартака» и говорил обо всем преимущественно в спортивных терминах. Затем он вдруг заявил, что уходит в отставку в знак протеста против сопротивления нашей программе.
Когда он сел на место, мы с Г.Явлинским потребовали, чтобы он немедленно забрал свою отставку, так как он нам нужен. Шаталин встал и взял отставку обратно. М.Горбачев, как мне показалось, был весьма этому рад.
Затем, во время выступления, по-моему, В.Павлова, С.Шаталин встал, подошел к трибуне и спокойно отлил себе воды под носом удивленного министра. Потом подошел и поболтал с Бирюковой и кем-то еще.
Последний раз я разговаривал с ним перед выборами в Госдуму 1995 года, когда он позвонил мне и довольно бессвязно (у него были проблемы с речью) уговаривал снять мой антикоммунистический лозунг на Ленинском проспекте.
В кулуарах этих встреч и выступлений были и другие эпизоды. В.Павлов как-то то ли в шутку, то ли всерьез пообещал Г.Явлинскому прислать ребят его «отволтузить». Тот, как бывший боксер, тут же предложил размазать Павлова по стенке прямо не сходя с места. В.Щербаков с любопытством рассматривал кремлевские зеркала и мечтательно заметил, что неплохо бы такие в спальне на потолке иметь. И грустно и смешно.
Продолжение маркетинга программы «500 дней» произошло на сессии МВФ в том же сентябре. Г.Явлинский готовил эту поездку секретно, но, когда я узнал, кто для него это делает, постарался перевести все это дело на Дж. Сороса. Сорос в то время уже активно занимался благотворительными акциями в России и с готовностью все нам и организовал (для того времени на максимально возможном высоком уровне приема).
Любопытно то, что в Вашингтоне одновременно оказались две официальные делегации — наша и СССР во главе с В.Геращенко. Ходили мы по одному маршруту, встречались с одними и теми же людьми.
Не обходилось и без курьезов. На встречу с П.Волкером сначала пришел один Г.Явлинский, но разговора не получилось — столь разными были характеры и интересы. Могло дойти до скандала. Когда же я подоспел, старик просто кипел, пришлось долго стараться, чтобы его смягчить. Я прекрасно знал закон США о Федеральной резервной системе, и это произвело на него хорошее впечатление.
Запомнилось удивительное умение Г.Явлинского заинтриговать и очаровать собеседников. Во время обеда с будущим председателем Европейского банка реконструкции и развития Жаком Аттали он вдруг встал, закурил и продолжал говорить, прохаживаясь рядом с остолбеневшими иностранцами. Мне всегда не хватало умения так точно выбрать метод убеждения.
Увы, после поездки в Америку судьба программы «500 дней» круто пошла по нисходящей. Была сформирована компромиссная комиссия академика А.Аганбегяна для сведения воедино союзной и российской программ, пытались «скрещивать ужа и ежа». Известно, что обычно получается в результате (для непонятливых: колючая проволока). Россия, как я говорил, объявила о начале осуществления нашей программы, но сразу об этом забыла. Вроде бы ничего и не было.
Меня все это уже мало интересовало. Очередная попытка развернуть радикальную экономическую реформу провалилась, и мы бездарно потеряли еще один год. Становилось ясно, что Российское правительство абсолютно недееспособно.
ОТСТАВКА
В середине октября 1990 года Г.Явлинский подал в отставку всего после трех с половиной месяцев в правительстве. Для меня это было тяжелым ударом, так как я остался практически в одиночестве в экономической части правительства и все больше и больше ощущал изоляцию. Кольцо противников цивилизованной экономической политики сужалось. Политические факторы и интриги непрерывно перевешивали национальные интересы государства.
Мое терпение лопнуло при обсуждении проекта бюджета РСФСР на 1991 год. Верховный Совет РСФСР — в лице бюджетного комитета (Ю.Воронин, В.Соколов, А.Починок) — и наше Российское правительство реформаторов требовали разработки бюджета РСФСР на принципах взносов в бюджет Союза. Мои принципы этого не позволяли, поскольку, по существу, шла подготовка к развалу Союза вместо его реформирования.
Я просил: «Скажите: мы в Советском Союзе или нет? Если нет, то можно перейти на взносы. Если да, то должна быть нормальная налоговая система. Со вторым я согласен, в случае первого решения — нет». Мне отвечали: «Мы в Союзе, но бюджет надо делать так, как будто мы находимся вне его». Это говорили нынешние яростные борцы за Советский Союз, в том числе коммунисты.
Я стал горячиться и намекать, что в своей бюджетной речи публично скажу все, что думаю по этому и другим поводам. Кроме того, я пытался подходить к бюджету с точки зрения рыночной экономики, а все, в том числе в Минфине России, хотели делать так, как умели. Нестыковка наших подходов была налицо. Напряжение непрерывно возрастало, и все они, очевидно, перестали мне доверять. Полагаю, что Ю.Воронин проворно бегал «докладывать» И.Силаеву.
За день до рассмотрения бюджета мне поздно вечером вдруг звонит И.Силаев и начинает уговаривать передать право выступления по бюджету на Верховном Совете моему первому заместителю И.Лазареву, который все более старательно втирался в доверие И.Силаеву и Ю.Скокову.
И.Силаев додумался даже сказать, что у меня «плохо с речью и будет трудно выступатъ» Я никогда этого не забуду. Я ответил, что назначать выступающего по бюджету — его законное право, но и у меня остается право принять свое решение. Я немедленно написал заявление о своей отставке и отправил его с курьером в Белый дом.
Председателю Совета Министров
РСФСР тов.Силаеву И.С.
В соответствии с имеющимися у Вас полномочиями прошу принять мою отставку с поста министра Финансов РСФСР в связи с несогласием с обшей линией Правительства РСФСР
Федоров Б.Г.
26 декабря 1990 г.
Через некоторое время мне доложили, что звонит И.Силаев и просит переговорить. Я с юношеской запальчивостью приказал передать ему, что разговаривать с ним не желаю. Так я перестал быть министром даже без личной встречи с премьером или Президентом. Сегодня я понимаю, что так действовать, наверное, не стоило.вя в упрек многочисленные загранкомандировки, в которые он меня сам и посылал. Через день или два меня, по советскому обычаю, лишили машины, и я не мог даже уехать с дачи в Архангельском и вынужден был просить помощи у друзей. Позвонил Г.Явлинский и множество других знакомых и незнакомых людей, что было приятно.
На другой день я уже паковал свои вещи. Заходили ко мне попрощаться немногие сотрудники, например Н.Максимова и Б.Златкис. Почти одновременно с моим уходом И.Силаев представлял коллективу нового министра — И.Лазарева (я еще находился в здании). Я взял себе на память табличку с надписью «Министр финансов РСФСР Б.Г.Федоров», так как не рассчитывал когда-либо вновь оказаться в правительстве.
В Верховном Совете РСФСР И.Силаев вел себя непорядочно: на запросы о моем уходе поливал меня грязью, ста
Я вновь стал свободным и даже счастливым человеком. Я не построил себе дачи и не получил лучшей квартиры, не накопил капиталов (зарплата составляла 900 рублей в месяц). После отставки я ездил только на метро и троллейбусе и стоял в очередях в продовольственных магазинах.
Однако разочарование в российской демократии, реформах и власти было очень сильным. Идеалистом я уже больше не был.
…После моего ухода правительство И. Силаева агонизировало еще долго — до ноября 1991 года. Поругался с властью по-настоящему на самом деле только я (как обычно).
Г.Явлинский довольно долго оставался чем-то вроде советника правительства И.Силаева, а затем попытался еще раз разыграть битую карту М.Горбачева, создавая свою программу с Гарвардским университетом (в партнерстве с Грэхэмом Аллисоном) и участвуя в последнем союзном «полуправительстве» (временном комитете) после августа 1991 года[8]