— Ты меня всегда по имени-отчеству будешь называть? — она перевернула мою руку ладонью вверх.
— А, это… Только ты меня сразу останови, если что не так, хорошо?
— Ладно, — ее пальцы переплелись с моими.
— Ира, Ирочка, Иринка, Ирусик… — я тихонечко начал перечислять все известные мне производные, краем глаза наблюдая за реакцией.
Она прикрыла глаза и, устраиваясь поудобнее, чуть сползла в кресле. По ее лицу гуляла легкая улыбка, изредка сменяясь гримаской в ответ на грубые формы. Вскоре у меня закончился запас имен, и я, недолго думая, перешел на комплименты. Тут пошло гораздо веселее: опыт из прошлой жизни позволял легко оперировать от самых простых и банальных «ты красивая» до «твой укол полностью перевернул мою жизнь».
Наконец, высказав, на мой взгляд, положенный на одну голову объем комплиментов, я замолчал, разглядывая хранящую молчание соседку. Внезапно она повернулась, ее вторая рука слепо зашарила по мне и, наткнувшись на искомое, затихла. Я замер. Пристально глядя мне в глаза, она придвигалась все ближе и ближе. Наконец наши губы нашли друг друга. Я поцеловал ее, сначала нежно, потом со стремительно нарастающей страстью, заставляющей нас прижаться друг к другу.
— Все, все… хватит, а то я за себя не отвечаю, — ее слова с трудом пробились через хмельной туман в голове.
— Это было очень… необычно, — я не отрывал взгляда от ее лица.
— Необычно? Я чуть голову не потеряла! Внутри меня такой теплый вихрь закрутился, аж закричать захотелось, — она легонько ладошками оттолкнулась от меня. — И вообще, не смотри на меня, я растрепанная, и лицо красное.
— Да, порхающие бабочки в животе — это серьезно, — я постарался сдержать улыбку. — Но вообще как ты здесь оказалась?
— Как-как. Соскучилась сильно и пришла. Ты же, поди, и не подумал зайти?
— Не подумал, — согласился я. — У меня вон, второй день прослушивание идет. Да и куда мне заходить? Я только дом знаю, пока расспрашивать буду, всю тебя скомпрометирую перед соседями.
— Позвонил бы на работу!
— В субботу?
— Ты отговорки ищешь или оправдываешься?
— Конечно, оправдываюсь. Так нам, мужикам, положено, — уже смело я притянул ее к себе и легонько чмокнул в губы.
— Вячеслав Владимирович! Вы где? — из зала раздался громкий голос Алевтины, мгновенно разрушив всю романтику.
— Вон, твоя зовет. Иди и завтра позвони, — строгий тон не оставил мне пространства для маневра.
Разбежавшиеся после поцелуя мысли потихоньку возвращались в черепушку, и я снова обратил внимание на собирающую бумаги Алевтину. Пройдя по сцене, она поочередно попадала в лучи софитов. Внезапно меня озарило.
— Алевтина, а можно попросить тебя поучаствовать в одном маленьком мысленном эксперименте?
— Конечно, а в чем он заключается?
— Представь себе, что ты у нас на радиостанции сидишь перед микрофоном. Нет, у нас вон скоро телетрансляции будет, давай садись перед камерой… Села? Теперь представь, что ты ведешь детскую передачу, тебя смотрят миллионы детей со всего союза… Режиссер дает отмашку, и ты… — я жестом толкнул к ней воображаемую волну.
— Здравствуйте, дорогие ребята… И уважаемые товарищи взрослые!
Вслепую нащупав за спиной кресло, я медленно опустился в него. Передо мной, застенчиво улыбаясь и явно не понимая такой реакции, стояла Тетя Валя!
Глава 9
Я смотрел на Алевтину и судорожно шарил по закоулкам своей памяти. Но ведь Тетя Валя — она же Леонтьева, я это точно помню, потому что в детстве считал, что она замужем за певцом Валерием Леонтьевым. А передо мной, явно встревоженная моим поведением, нервно перебирает шнурок платья Ришар. Сменит фамилию, или это я оказался в параллельной вселенной?
— Знаешь, у тебя как-то очень образно получилось. Я прямо воочию увидел тебя на экране телевизора, — попытался я вернуться в реальность, — только…
— Только что?
— Прическа у тебя другая была, — я с умным видом сложил большие и указательные пальцы обеих рук в «рамку» и посмотрел сквозь нее на Алевтину. — Нынешние кудри в кадр не влезают!
— Да ну вас! — она пренебрежительно махнула рукой и стала спускаться со сцены.
Я проследил «кадром» за Алевтиной и решил еще немного поизображать многоопытного специалиста в кино. — И еще тебе надо придумать сценическое имя, чтобы никто не догадался.
— А чего его придумывать, Валентина и все, — она постучала торцом собранной пачки бумаг об стол, выравнивая ее. — В театре еще так решили.
— Вот! Видишь, как все одно к одному подходит! — я расцепил руки. — Завтра же пойду к Алексей Павловичу, пора тебе фронт работ расширять. А там, глядишь, будешь вместо меня новости читать.
— А вы?
— А чего я? Я вообще-то по расписанию электрик и на роли диктора оказался только по велению начальства. Эдак я и вовсе забуду, как по стенкам провода прокладывать…
Алевтина скорчила скептическую гримасу, наблюдая за тем, как я выбираюсь из кресла. Ничего, «Спокойной ночи, малыши» и «В гостях у сказки» ждут тебя. Завтра обязательно насяду на Малеева, пусть выбивает фонды на камеру и всякие прожекторы. В конце концов, телевизоры в магазине продаются, сам видел, да и аппаратуру москвичи ставят с избытком по каналам…
— Что это? — я поднял тарелку на уровень глаз. Картофельное пюре я опознал сразу, а вот нечто сизое и даже на вид склизкое вызвало у меня обоснованные подозрения в съедобности.
— Клопс иным манером!
— Евдокия, а на человеческий если перевести?
— Отварные тефтели из телятины, с рубленым филе из сардин и немножко… — она открыла книгу на закладке и сверилась, — каперсов, вот!
— Каперсы? — я поднял удивленный взгляд на домработницу.
— На рынке нашла! Чтобы все было по рецепту, — она показала мне обложку книги.
Зеленая обложка, «Книга о вкусной и здоровой пище». Я провел пальцем по страницам и открыл наугад: «В пищу идут только донышки артишоков и основание их листьев, верхушки же листьев несъедобны». Артишоки? В СССР? Они это серьезно? Я на всякий случай поглядел на год издания — 1947-й. Может, тут и устриц вовсю уже употребляют?
Пролистал книгу. Надо же, как много рецептов из рыбы, как бы не половина книги. Отварная, на пару, жареная и запеченная. А вот других обитателей вод только двое: крабы и раки. Устриц, осьминогов и прочих гадов не наблюдается вообще. Ладно, давай посмотрим оригинальный рецепт, все-таки интересно, откуда синяя слизь появилась…
— Ага, теперь понятно. Смотри, — я ткнул пальцем. — Свеклу надо было отдельно отваривать, как на пюрешку. А ты поступила, как с борщом, и бахнула в кучу.
— Ой, и правда! Но ведь как так, я же три раза смотрела!
— Ничего, иногда, бывает, и за десяток раз пропускаешь что-то мелкое…
Я подцепил ложкой небольшой кусочек и, немного поколебавшись, отправил его в рот. Ничего, ингредиенты тут все по-отдельности съедобные, да и туалет неподалеку, если что. Однако получившееся у Евдокии неожиданно оказалось вкусным. Главное, не смотреть на цвет, и все будет нормально. Одобрительно хмыкнув, я заработал ложкой уже более активно.
— Вячеслав Владимирович, а давайте холодильник купим!
Ничего себе заходы. Хорошо еще, что дождалась, пока я приступлю к чаю. Я задумчиво поболтал ложечкой в стакане, гоняя по дну быстро тающие кусочки сахара. Ну, не люблю я вприкуску, поэтому ломаю на мелкие и так бросаю… Так, холодильник. Холодильник — это не только гремящая хреновина на кухне, но и холодные напитки внутри. Молоко там или пиво. А холодное пиво завсегда лучше теплого, не говоря уже о водке. Хотя, зима на носу, а там природные холодильники заработают…
— А сколько они стоят?
— Не знаю, я только видела объявление. Там у них еще название такое… городское.
— «Москва»? — я решил блеснуть послезнанием.
— Нет, что-то на «С». То ли «Самара», то ли «Саратов». А может, «Сызрань».
Я попытался вспомнить историю. То, что ЗИСовская, а потом ЗИЛовская пузатая и бочкообразная «Москва» стала иконой, это я помнил. А вот других я как-то на этом фоне не припомню… Хотя, не один ли фиг? С моим положением я чего, холодильник не починю, если что?
— Давай тогда так, — я подтянул к себе заварник, намереваясь повторить процедуру чаепития, — завтра гляну, сколько у меня денег осталось, а ты тогда разузнай про холодильники все. И вечером решим, хорошо?
— Хорошо, — она ловким движением утащила у меня тарелку и начала ее мыть. — И еще вам нужен телевизор!
— Зачем? — я немного подозрительно посмотрел на увлеченно возюкающую по тарелке щеткой Евдокию. То, что я на радио говорю, это она знает. Но вот про телецентр и прочее я точно ни словом не обмолвился.
— Как зачем? Во всех… У всех соседей есть, а у нас нет. И радиолы тоже нет.
Понятно. Во всех лучших домах есть, а у нас нет. Хвастаться нечем. Интересно, а у прислуги есть какая-нибудь пузомерка? Ну, типа «мой хозяин круче твоего, значит сиди и не высовывайся»? Если так, то Евдокию понять можно: на фоне остальных соседей я выглядел совершенно не презентабельно. Никаких машин к подъезду, и на работу хожу пешком. Да и одеваюсь без всяких изысков… Мне-то хорошо, меньше внимания привлекаю. А ей нос задрать не о чем…
Поблагодарив Евдокию за ужин, я пошел в спальню. Телевизоры, радиолы… Тут бы придумать, чем народ на демонстрации 7 ноября удивить. Закинув руки за голову, я уставился на лампочку под потолком. Надо же, изредка меняет свою яркость, видимо реагирует на включение соседями всяких электроприборов.
Может, взять грузовик, на него водрузить башню из картона, а сверху воткнуть лампочку побольше? Обзовем это маяком коммунизма, и пусть всякие заблудшие следуют на его свет? Нет, не пойдет. Демонстрация же днем будет, это же сколько энергии надо будет в лампочку закачать, чтобы хоть что-то было видно?
А если вместо одной лампочки взять много? И посадить кого-нибудь, чтобы дергал выключатель туда-сюда? На первый взгляд должно получиться красиво, да и батареек подольше хватит. Ладно, как вариант оставим.