Я согласился не раздумывая, питаться я согласен завсегда, особенно блюдами от Пелагеи. Нет, я не голодал, но исключительно полезный больничный завтрак давно переварился, а дома меня ждали только консервы и наверняка засохший в камень хлеб.
Вот до чего же хорошо вернуться в привычную среду, хоть и ненадолго. Поварихи, увидев меня, тут же окружили и просто завалили вопросами про все произошедшее со мной за прошедшее время. Пару раз я даже ловил себя на мысли, что прошло как минимум несколько месяцев, иначе невозможно было объяснить такой интерес женщин ко мне. Внезапно я поймал кураж и решил, что нельзя огорчать представительниц столь важной для меня области. В моей интерпретации событий пули роями летали над головами, злобные шпионы ловились толпами и тут же без промедления сажались в «воронки». И даже мусор с крыши летал исключительно для того, чтобы поражать советских граждан в моем лице. Правда, на всякий случай я полностью исключил причину недомогания руководства, выставив их людьми с мудрыми взглядами, которые не испытывали ни капли сомнения при принятии решений.
Судя по восторгу на лицах, мой спич достиг цели. Ну как же, вот непосредственный участник, теперь можно будет поделиться самой правильной версией с подругами…
Внезапно я обратил внимание за спины дам. На плите стояла здоровенная кастрюля, накрытая крышкой. Из-под крышки мощной струей вырывался пар… Хм… А ведь может получиться!
— Прудова! Разиня такая! — проследив направление моего взгляда, первой среагировала Пелагея.
— Ой! Да я только послушала немножечко, ничего же не произошло, только крепкости набралося, — затараторила Зина, бросившись к плите. Ловко подняв крышку и выпустив огромный клуб пара, она заглянула внутрь и тут же сообщила всем. — В самый раз! Еще буквально минуточку, и готово!
Разогнав поварих по рабочим местам, Серафимовна собственноручно навалила мне еды. Высказав таким образом респект и уважуху, она отправилась командовать куда-то в глубь кухни.
— Чего задумался? — Михаил откусил хлеб и заработал ложкой.
— Да мысль пришла, как почесать под гипсом, — я размешивал сметану. — Не знаешь, где есть много сжатого воздуха?
— Знаю, конечно, — он кивнул головой. — У нас же операции идут, там куча всего используется.
— Не, там же все чистое, мне совесть не позволит тратить, — отказался я.
— Ну, тогда пошли после обеда в авточасть, там у них компрессор есть, они им колеса качают и продувают всякое, — немного подумав, он предложил другой вариант.
— Годится! — я заткнулся и стал догонять Михаила.
Вообще пришедшая мне в голову идея была простой. Взять и продуть струей сжатого воздуха все под гипсом. Я рассуждал просто: ведь от чего чешется кожа? Всякие частички отмирают и не дают новым нормально расти. В голову даже пришло научное название поверхности кожи: эпидермис. В обычной жизни мы большую часть сметаем одеждой и смываем умываниями всякими, а тут ничего такого нет. Конечно, еще остается проблема с закупоркой всяких пор, но тут уже ничего не поделать. Хотя, и на это есть пара мыслей.
Мужики, выслушав мои сбивчивые объяснения, молча подвели меня к стационарному компрессору с огромным ресивером и, сунув в руки шланг, показали, как открывать кран. Я тут же его вывернул на максимум и поднес конец шланга к торчащим из гипса пальцами. Буквально через пару секунд шипения сжатого воздуха от моего плеча вверх взвилась белая струя, и я застонал от удовольствия. Холодный поток воздуха прошелся беспощадной метлой, забирая с собой все, что плохо держалось. Не скажу за кожу, но частичек гипса оказалось неожиданно много. Поворочав немного шлангом, я закрыл кран, ибо воздух стал уже совсем ледяным.
— Если бы вы знали, как мне сейчас хорошо, — я привалился к какому-то столбу. — Боюсь показаться невежливым, но предупреждаю, что точно приду к вам еще пару раз минимум.
— Надо будет Василь Васильечу рассказать, вон какая у тебя физиономия довольная стала, — Михаил пораженно разглядывал медленно опускающееся облако.
— Это еще чего… Мужики, а у вас тальк есть? — я внезапно вспомнил про еще один вариант использования талька. Ведь кроме посыпания детских жоп, его сыпят еще в колеса, предотвращая прилипание камеры к покрышке.
— А то как же, мы, чай, не на лошадях ездим, — мне показали на здоровенную банку с крышкой. — Только ты шприц возьми, так наверняка сподручнее будет.
«Шприцем» тут называлась длинная тонкая насадка на шланг. Самое то, чтобы было удобнее залезть в труднодоступное место и выдуть оттуда ненужное.
Продавливая кожу пальцами около плеча, я аккуратно засыпал как можно глубже немного талька.
— Давай я сяду, а ты пшикни сверху, чтобы мне продуло до пальцев, — предложил я подработку Михаилу. — Только глаза береги — назад тоже может полететь.
— Да легко! — он подозрительно быстро согласился. — Садись!
Недолго думая, я сел прямо на пол. Михаил тут же повернул кран и сунул шипящий «шприц» под обрез гипса.
Внезапно от наблюдающих за действом мужиков послышался смех, плавно переходящий в ржач со слезами. Нда-с, я как-то не учел, что талька у нас много и он сухой. Нет, струя воздуха дотащила его до пальцев. Но она же и выдула назад столько же, если не больше. И, конечно, Михаил полностью пропустил мое предупреждение мимо ушей, и теперь за моей спиной растерянно хлопала глазами заготовка если не для Деда Мороза, то для снеговика точно. Я растерянно обернулся — вокруг нас все было в белом…
— И в цирк ходить не надо… Ладно, идите вон умывайтесь, а тут стажеры приберут, — вытирая слезы, скомандовал нам завгар.
Оставив на полу четкие отпечатки своих тел, мы пошли в указанном направлении.
— Надо будет в следующий раз чем-то перекрыть поток воздуха вверх, — умывающийся Михаил внезапно выдал рацпредложение. — Манжету какую-нибудь резиновую надеть или изоленту у ребят попросить.
— Надо будет, — согласился я и прислушался к ощущениям в руке, — но и так отлично получилось…
— Светлана Игоревна, как я рад вас видеть! — зайдя в подъезд, я искренне порадовался виду вскинувшегося цербера. — Вы не поверите, но там, где я был, очень не хватало таких обязательных людей, как вы!
— Добрый день! Не скрою, ваши слова мне приятны, но что это с вами? — чуть показав уголками губ улыбку, она тщательно изучала меня, буквально сканируя своими глазами каждый сантиметр моей тушки.
— А! Не беспокойтесь, это глупости всякие были… И прошли, — я качнул рукой в гипсе. — Сказали, что скоро снимут.
— Хорошо, вы можете проходить, — цербер что-то решила про себя и вернулась к своим делам.
Надо же, «вы можете»… Интересно, а сменит ли она свое отношение, если домуправша ей прикажет? Ну там «этот товарищ очень важен для нас, следите, чтобы ступеньки к его двери всегда блестели!» или нет, лучше по-собачьи: «Свой. Друг. Любить». Хотя, нужно ли мне обожание такого цербера? С нее станется, начнет следить за моим режимом и чай по утрам таскать, а оно мне надо?
Сорвав пломбы, выудил из кармана штанов ключ и открыл им дверь. Разувшись, я прошелся по квартире, пытаясь найти изменения. От кошки осталось только выдавленное пятно на кровати. Судя по глубине, она сюда еще пару раз приходила, пользуясь открытой форточкой. Подойдя к окну, я на всякий случай поискал ее глазами. Нет, нигде не видно. Ну и ладно, надо будет — помяукает. Передернувшись от внезапно налетевшего холодного сквозняка, я закрыл форточку.
Пройдя на кухню, я задумчиво рассматривал высохшую половину буханки хлеба и прикидывал, что с ней можно сделать. По идее, если добыть немного пара, то хлеб должен размягчиться. Хотя, надо предварительно попробовать разрезать: вдруг внутри остался мякиш?
Но мои размышления прервал длинный и требовательный звонок в дверь. Я пождал немного, дожидаясь криков и пинков в дверь. Ну, вдруг у Малеева есть преемник? Но меня ждал облом: стоящий за дверью не выказывал никакого беспокойства. Подождав еще немножко, я решил, что дальше заставлять ждать уже неприлично и открыл дверь.
За дверью оказалась Антонина Петровна. Надо же, как быстро доходят известия о моем появлении. Интересно, цербер сама сбегала или передала каким-то другим способом? Телефона вроде на столе не видно было, да и вроде не по чину он ей.
— Товарищ Брянцев, добрый день! Вы не передумали?
— Добрый день, а о чем я должен быть передумать? Да вы проходите, чего в дверях стоять, — я открыл дверь пошире.
— Про домработницу, — она не двинулась с места.
— О! А вы уже нашли? — я удивился такой скорости.
— Конечно! — она протянула руку и буквально вытащила с подъема лестницы на площадку девушку. Та как-то робко взглянула на меня и кивнула в приветствии.
Надо же… Стоить поглядеть на нее, как сразу становится понятна присказка «надела все дорого и богато». Ладно, если какую-то конструкцию на голове принять за прическу, то зачем поверх накидывать платок в крупный горошек и завязывать его узлом под подбородком? А бусы из здоровенных розовых шариков и зеленая кофта поверх платья? Хотя, чего это я начал выпендриваться? Может, это сейчас самый писк моды, и мне подали товар лицом…
— Тем более, давайте пройдем и поговорим, не в дверях же разговаривать…
Домуправша почти промаршировала прямиком в зал и, поправив юбку, буквально упала на стул. Потенциальная домработница втащила здоровенный чемодан и, как-то странно семеня, двинулась следом.
— Евдокия Михайловна Куркина, моя родственница, — отрекомендовали мне девушку, стоило мне зайти в комнату. — Правда, очень дальняя, но это не отменяет сам факт.
— Как же такую красоту отпустили в город? Ведь осень, на носу уборки всякие, а тут пару рук из хозяйства долой.
— Епиграф Федорович у нас очень хороший председатель, — внезапно очень мелодичным голосом отозвалась Евдокия. — И я еще в начале лета приехала.
— Завалила? — сочувственно спросил я.
— Нет, по конкурсу не прошла, — она мотнула головой.