– последовательная (т. е. более, а не менее полная, чем в буржуазных странах) реализация таких общедемократических прав, как свобода слова, митингов, шествий и т. п. вплоть до акций гражданского неповиновения, создания союзов, общественных и политических организаций и т. п. (подробнее об этом можно прочесть хотя бы в «Гражданской войне во Франции» или «Государстве и революции», не говоря уже о современных работах);
– реальная выборность и сменяемость руководителей государства;
– контроль трудящихся за управленцами (вплоть до возможности отзыва своих представителей в органах власти), открытость и прозрачность их деятельности;
– отсутствие у них каких-либо привилегий и льгот, закрытых «распределителей» или т. п.;
– опора на Советы как форму базовой демократии, преодолевающей разрыв законодательной и исполнительной власти, вырождение первой в говорильню, второй в бюрократически самодостаточную машину, господствующую над гражданами;
– опора Советов на низовые органы самоуправления трудящихся, граждан…
Эти принципы хорошо известны и к настоящему времени развиты в гораздо более полную, нежели представленная выше, систему, проверены на практике в находящихся под контролем трудящихся городах и регионах.
Именно здесь – в вопросах демократии и реальной свободы Личности – проходит первый наш жесткий водораздел с нынешними сталинистами. Это вопрос о том, куда, в каком направлении мы должны идти завтра, созидая социализм постиндустриальной эпохи, – к ограничению или расширению свободы слова, к углублению или сужению возможностей реально выбирать и сменять высшие руководящие органы государства, к расширению или сокращению полномочий законодательной власти по отношению к исполнительной и т. п.
Вопрос о том, можно ли идти к социализму не по пути демократии (в том числе начиная с азов демократии буржуазной, которой не хватает сейчас нашей стране, от отсутствия которой – возможности доступа в СМИ, нечестности выборов, гонений на социалистические и коммунистические организации и т. п. – так страдает ныне оппозиция) – это принципиальный водораздел между коммунистами-интернационалистами и «державниками». Да, мы едины в критике существующего режима, но во многом мы расходимся в определении даже первых шагов, которые должны сделать для выхода из этого кризиса.
Мы считаем, что нашей стране нужна не власть «твердой руки», а гораздо более полное, чем ныне, развитие общедемократических прав и свобод, ибо только с него, повторю, начинается реальное народовластие (на чем настаивали еще К. Маркс и В. И. Ленин и что реально отрицали вожди советской номенклатуры), ибо только в этом случае сами трудящиеся на деле, путем своего включения в решение дел завода, территории, страны, убедятся на практике, что это их власть, что поэтому ей можно и должно доверять, ее законы соблюдать и наш порядок обеспечивать. Если же оппозиция еще раз попытается ввести власть для народа вместо власти самого народа, она получит пародию на сталинизм, сочетающую все недостатки прежней системы (в том числе массовое доносительство и репрессии) со слабостью, вялостью и коррумпированностью нынешней номенклатуры.
Мы считаем, что ценности единства территории и геополитического престижа державы важны, но вторичны по отношению к решению социальных проблем – проблем освобождения труда, человека. Если единство страны и интеграция с бывшими советскими республиками помогает освобождению трудящихся – они необходимы. Но если, например, в одном из государств СНГ победит тенденция созидания основ социализма, мы будем против того, чтобы интегрировать его с путинской Россией.
Вот почему мы во многом видим разные пути движения вперед, расходимся в исходном пункте.
Подчеркну: во многом, но не во всем. В ряде вопросов борьбы против власти капитала (поддержка протестного движения трудовых коллективов, например) мы работали и будем работать вместе со сталинистами (но в оппозиции ко многим так называемым «красным» губернаторам – выходцам из КПРФ или даже членам КПРФ).
Возвращаясь к поставленной выше проблеме, подчеркну еще раз: демократия, движущаяся от буржуазной к базисной, – это необходимая, но недостаточная социально-политическая предпосылка реального освобождения человека. Для этого нужны (и это принципиально значимо) еще и освобождение труда (реальная общедоступность средств производства, их равное и свободное присвоение трудящимися), социальная защищенность и гарантированная занятость и иные экономические основы политического народовластия. Но об этих предпосылках у нас спора нет, спор о том, могут ли общественно-политические формы, характерные для СССР сталинского периода, обеспечить прорыв к социализму в XXI веке или нет. При этом мы можем и должны спорить о конкретных путях развития народовластия и самоуправления по мере движения к социализму, но мы должны определиться с принципиальной важности вопросом: мы идем к социализму по пути усиления власти народа, реализуемой самим народом, на основе его растущей снизу самоорганизации или по пути усиления власти стоящей над народом, отчужденной от него власти.
Этот вопрос принципиален не потому, что его подчеркивали Маркс и Ленин. Маркс и Ленин, а вслед за ними и многие другие мыслители социалистической ориентации считали и считают его принципиально важным (особенно для будущего социализма эпохи «человеческой революции») потому, что главное преимущество социализма – это более полное, нежели в условиях капитализма, высвобождение творческой энергии каждого человека и способности ассоциированных трудящихся создавать новые, более адекватные для гуманитарного, культурного, экономического и технического прогресса социальные формы. А добиться этого при помощи укрепления тайной полиции, жесткого централизма и подавления самоорганизации, вездесущей цензуры и массовых репрессий инакомыслящих невозможно.
Невозможно?
Пожалуй, здесь самое время задать вопрос: а почему же тогда СССР добился столь впечатляющих результатов в период жесткой политической и идеологической централизации 30-50-х годов?
«Социализм» прошлого: энтузиазм versus диктатура
Выше я постарался показать (именно и только показать – обоснование можно найти в более подробных и фундированных текстах автора, например в нашей совместной с А. И. Колгановым книге «Глобальный капитал»), что социализм будущего несовместим с социально-экономическим и политико-идеологическим подавлением свободы человека. И здесь, я думаю, многие из читателей согласятся с правомерностью сформулированного выше тезиса: политические и идеологические формы сталинского периода не могут способствовать созиданию социально свободного общества постиндустриальной эпохи.
Но, может быть, они были и единственно возможны, и эффективны для периода ускоренной модернизации и строительства нового общества в условиях империализма, колониализма и фашистской угрозы?
Я не случайно начал свои размышления с проблем социального конформизма масс и власти оторванной от народа номенклатуры. Если мы признаем, что это – две стороны одной медали, той или иной формы оторванной от народа, стоящей над ним, господствующей над ним отчужденной политической власти, то проблема переходит в крайне важную для нас с вами плоскость.
Была ли экономическая и политическая власть в СССР сталинского периода властью самого народа или основные реальные экономические, политические и идеологические права и полномочия по принятию решений были сконцентрированы в руках складывавшейся именно в этот период особой социальной группы – номенклатуры, вершиной которой и был Сталин?
Ниже я особо обращусь к проблеме принципиальной возможности иного, нежели диктатура номенклатуры, пути для СССР в тот период и к вопросу о причинах массовой любви к вождю. Пока же поставим вопрос о природе реальной власти того периода.
Была ли это на деле власть рядовых рабочих и крестьян?
В деревне крестьяне не имели даже паспорта и не могли покинуть места жительства и работы без специального решения партийно-государственных органов. Руководители местных органов власти и хозяйств реально назначались руководителями райкома партии.
В городе в большинстве случаев граждане паспорт имели, но существовал режим прописки. Выборы городского, областного, республиканского и союзного уровней проводились на безальтернативной основе. Кандидатов формально выдвигали трудовые коллективы, но реально они назначались партийными органами соответствующего уровня и затем формально одобрялись на собраниях трудовых коллективов и единогласно (с поддержкой всегда более 90 %) избирались. Внутрипартийная демократия с середины 30-х годов была сведена к (1) одобрению и единогласному избранию предложенных вышестоящей организацией кандидатов и (2) возможности написать на руководителя заявление (не будем употреблять слово «донос»), в том числе анонимное, в вышестоящий партийный орган или НКВД. Пресса полностью контролировалась вышестоящим партийным органом, критика советских или партийных руководителей осуществлялась только в том случае, если это было согласовано с более высоким партийным руководством. Одни и те же лица сначала единогласно избирались в руководящие органы и всячески превозносились как мудрые вожди, затем объявлялись врагами народа и подвергались всяческой хуле. При этом «рядовые» граждане по команде сверху равно активно должны были участвовать как в первом, так и во втором. В печати и на радио существовала жесткая цензура. В общественных науках были запрещены любые идеи, сколько-нибудь значительно отличные от положений партийных документов…
Добавим к этому общеизвестные и не подвергаемые никем сомнению факты фактической неподконтрольности органов НКВД никому, кроме высшего партийного руководства, да и тому не в полной мере (в этой связи позволю себе вопрос: можно ли лично И. В. Сталина считать ответственным за расстрел нескольких десятков высших руководителей армии, партии и страны? Если нет, то окажется, что НКВД было неподконтрольно даже Сталину. Если да, то тогда, в частности, следует признать крайне циничной игрой со стороны Сталина сначала всяческую поддержку репрессий, проводившихся Ежевым, а чуть позже – квалификацию его как врага народа и расстрел).