чти на всю жизнь; выслужившиеся кухарки, толкающиеся целый день на рынках, болтающие вздор с мужиком в мелочной лавочке и забирающие каждый день на пять копеек кофею да на четыре сахару, и, наконец, весь тот разряд людей, который можно назвать одним словом: пепельный, людей, которые с своим платьем, лицом, волосами, глазами имеют какую-то мутную, пепельную наружность, как день, когда нет на небе ни бури, ни солнца, а бывает просто ни сё, ни то: сеется туман и отнимает всякую резкость у предметов. Сюда можно причислить отставных театральных капельдинеров, отставных титулярных советников, отставных питомцев Марса с выколотым глазом и раздутою губою. Эти люди вовсе бесстрастны: идут, ни на что не обращая глаз, молчат, ни о чем не думая. В комнате их не много добра; иногда просто штоф чистой русской водки, которую они однообразно сосут весь день без всякого сильного прилива в голове, возбуждаемого сильным приемом, какой обыкновенно любит задавать себе по воскресным дням молодой немецкий ремесленник, этот удалец Мещанской улицы, один владеющий всем тротуаром, когда время перешло за 12 часов ночи.
Жизнь в Коломне страх уединенна: редко покажется карета, кроме разве той, в которой ездят актеры, которая громом, звоном и бряканьем своим одна смущает всеобщую тишину. Тут всё пешеходы; извозчик весьма часто без седока плетется, таща сено для бородатой лошаденки своей. Квартиру можно сыскать за пять рублей в месяц, даже с кофеем поутру. Вдовы, получающие пенсион, тут самые аристократические фамилии; они ведут себя хорошо, метут часто свою комнату, толкуют с приятельницами о дороговизне говядины и капусты; при них часто бывает молоденькая дочь, молчаливое, безгласное, иногда миловидное существо, гадкая собачонка и стенные часы с печально постукивающим маятником. Потом следуют актеры, которым жалованье не позволяет выехать из Коломны, народ свободный, как все артисты, живущие для наслажденья. Они, сидя в халатах, чинят пистолет, клеят из картона всякие вещицы, полезные для дома, играют с пришедшим приятелем в шашки и карты и так проводят утро, делая почти то же ввечеру, с присоединением кое-когда пунша. После сих тузов и аристократства Коломны следует необыкновенная дробь и мелочь. Их так же трудно поименовать, как исчислить то множество насекомых, которое зарождается в старом уксусе. Тут есть старухи, которые молятся; старухи, которые пьянствуют; старухи, которые и молятся и пьянствуют вместе; старухи, которые перебиваются непостижимыми средствами, как муравьи таскают с собою старое тряпье и белье от Калинкина мосту до толкучего рынка, с тем, чтобы продать его там за пятнадцать копеек; словом, часто самый несчастный осадок человечества, которому бы ни один благодетельный политический эконом не нашел средств улучшить состояние…“».
Как видим, в отличие от вышеперечисленных поэтов, авторов поэм, Гоголю «Домик в Коломне» послужил поводом дать широкую картину бытописи. Эти гениальные страницы повести Гоголя являются в русской литературе одним из первых опытов жанра, который впоследствии получит название физиологического очерка. Но этим очерком Коломны не ограничивается воздействие Пушкина на Гоголя в «Портрете». Образ страшного ростовщика, губящего всех обращающихся к нему за помощью, а также рассказ об одной из жертв его – князе Р. – тоже, надо думать, пушкинского происхождения. Что прототипом ростовщика в повести является индус Моджерама Мотомалов, о котором подробно рассказывает в своих мемуарах П.А. Каратыгин, – давно известно в литературе. По свидетельству Каратыгина, этот ростовщик был постоянным кредитором актеров, как известно, издавна проживавших в Коломне, почему можно предположить, что и сам он жил там же.
Пушкин, по выходе из Лицея, жил с родителями до ссылки в 1820 г. именно в этой части Петербурга и, конечно, не мог не знать эту колоритную фигуру.
Весьма вероятно, что Пушкин и подсказал Гоголю мысль вывести в рассказе ростовщика-индуса.
В истории князя Р. в «Портрете» нельзя не узнать, романтически освещенной, с рядом изменений в подробностях, истории Безобразовых. Об этой истории, разыгравшейся в конце 1833 – начале 1834 г., по словам Пушкина, говорил весь город.
Эти месяцы – как раз время самого тесного общения Пушкина с Гоголем, и трудно допустить, чтобы Пушкин, внимательно следивший за этой волновавшей его историей, не делился сведениями о ней с Гоголем.
Вот соответствующие страницы повести Гоголя, примыкающие к описанию обитателей Коломны.
«Я для того привел их, чтобы показать вам, как часто этот народ находится в необходимости искать одной только внезапной, временной помощи, прибегать к займам, и тогда поселяются между ними особого рода ростовщики, снабжающие небольшими суммами под заклады и за большие проценты».
«Между такими ростовщиками был один… но не мешает вам сказать, что происшествие, о котором я принялся рассказать, относится к прошедшему веку, именно к царствованию покойной государыни Екатерины второй».
«Но что страннее всего и что не могло не поразить многих – это была странная судьба всех тех, которые получали от него деньги: все они оканчивали жизнь несчастным образом. Было ли это просто людское мнение, нелепые суеверные толки, или с умыслом распущенные слухи, – это осталось неизвестно. Но несколько примеров, случившихся в непродолжительное время пред глазами всех, были живы и разительны».
«Другой разительный пример произошел тоже в виду всех: из красавиц, которыми не бедна была тогда наша северная столица, одна одержала решительное первенство над всеми. Это было какое-то чудное слияние нашей северной красоты с красотой полудня, бриллиант, какой попадается на свете редко. Отец мой признавался, что никогда он не видывал во всю жизнь свою ничего подобного. Все, казалось, в ней соединилось: богатство, ум и душевная прелесть. Искателей была толпа, и в числе их замечательнее всех был князь Р., благороднейший, лучший из всех молодых людей, прекраснейший и лицом и рыцарскими, великодушными порывами, высокий идеал романов и женщин, Грандисон во всех отношениях. Князь Р. был влюблен страстно и безумно; такая же пламенная любовь была ему ответом. Но родственникам показалась партия неровною. Родовые вотчины князя уже давно ему не принадлежали, фамилия была в опале и плохое положенье дел его было известно всем. Вдруг князь оставляет на время столицу, будто бы с тем, чтобы поправить свои дела, и, спустя непродолжительное время, является окруженный пышностью и блеском неимоверным. Блистательные балы и праздники делают его известным двору. Отец красавицы становится благосклонным, и в городе разыгрывается интереснейшая свадьба. Откуда произошла такая перемена и неслыханное богатство жениха, этого не мог наверно изъяснить никто; но поговаривали стороною, что он вошел в какие-то условия с непостижимым ростовщиком и сделал у него заем.
Как бы то ни было, но свадьба заняла весь город. И жених и невеста были предметом общей зависти. Всем была известна их жаркая, постоянная любовь, долгие томленья, претерпенные с обеих сторон, высокие достоинства обоих. Пламенные женщины начертывали заранее то райское блаженство, которым будут наслаждаться молодые супруги. Но вышло все иначе. В один год произошла страшная перемена в муже. Ядом подозрительной ревности, нетерпимостью и неистощимыми капризами отравился дотоле благородный и прекрасный характер. Он стал тираном и мучителем жены своей, и, чего бы никто не мог предвидеть, прибегнул к самым бесчеловечным поступкам, даже побоям. В один год никто не мог узнать той женщины, которая еще недавно блистала и влекла за собою толпы покорных поклонников. Наконец, не в силах будучи выносить долее тяжелой судьбы своей, она первая заговорила о разводе. Муж пришел в бешенство при одной мысли о том. В первом движеньи неистовства ворвался он к ней в комнату с ножом и, без сомнения, заколол бы ее тут же, если бы его не схватили и не удержали. В порыве исступленья и отчаянья он обратил нож на себя – и в ужаснейших муках окончил жизнь.
Кроме сих двух примеров, совершившихся в глазах всего общества, рассказывали множество случившихся в низших классах, которые почти все имели ужасный конец. Там честный трезвый человек делался пьяницей; там купеческий приказчик обворовал своего хозяина; там извозчик, возивший несколько лет честно, за грош зарезал седока».
Приведенные отрывки взяты из второй редакции «Портрета», которая писалась в Риме в 1837–1841 гг. В первой редакции, которая писалась в 1834 г. и была напечатана в «Арабесках», вышедших в свет в январе 1835 г., нет даже ни малейшего намека на историю князя Р. Нечего и говорить, что в 1834 г., даже в завуалированном виде, ее нельзя было бы представить цензору. Знаменательно, что даже в тексте второй редакции изложению истории князя Р. предшествует многозначительно подчеркнутое указание, что случай этот происходил в царствование Екатерины II. Сделано это, конечно, для того, чтобы отвести сопоставление истории князя Р. со скандальной историей Безобразовых, главным действующим лицом которой был сам император Николай I.
Подтверждает нашу мысль и то обстоятельство, что, как уже было отмечено в литературе, «никаких исторических черт в сценах с ростовщиком, указывающих на екатерининскую эпоху, в тексте не дано».
Положенная в основу истории князя Р. история брака Безобразова рассказана в общем даже без особенных отличий, но внезапное и непонятное изменение характера героя интерпретируется согласно всей концепции повести как результат действия потусторонней силы.
За неимением данных нельзя сказать, является ли вымыслом в повести Гоголя заем князя Р., т. е. Безобразова, денег у ростовщика. Но ничего невероятного в этом нет, так как Безобразов, как мы знаем, был беден; ростовщик-индус же еще был жив в год свадьбы Безобразова.
Наконец, еще в одной детали повести узнаем мы пушкинский рассказ: мы имеем в виду последние слова приведенного отрывка – об извозчике, зарезавшем седока. Они приводят на память дядьку Сазонова, служившего в Лицее, когда там учился Пушкин. Этот дядька, по словам Корфа, совершил в это самое время шесть или семь убийств. Раскрытие этих преступлений дало повод Пушкину написать эпиграмму: