Россия дорога и любима в самых своих чудовищных противоречиях, в загадочной своей антиномичности, в своей таинственной стихийности.
Ленин навсегда остался аятоллой, духовным вождем СССР (не России!). Государство, которое он основал в 1922 году, просуществовало около семи десятилетий, но духовная власть первого вождя все эти годы была беспрецедентной.
Практически незаметная жизнь будущего вождя на родине и в эмиграции закончилась для Ленина багрово-красной вспышкой таких перемен, которые «перевернули» не только Россию, но и многое в человеческой цивилизации. Видя в Боге «опиум для народа», Ленин явился, однако, источником «светской религии», которая стала господствовать в умах миллионов людей. При всем том, что Ленин знал себе «цену», при земной жизни он не мог, наверное, и предположить, что будет долгие десятилетия лежать в известной всему миру мраморной усыпальнице, к которой потекут миллионы людей, чтобы ему поклониться (а многие просто из-за большевистского ритуала или любопытства). Сделав всех россиян несвободными, он тем не менее станет для них идеологическим богом. При самой буйной фантазии нельзя было и подумать, что высшие правители великой страны дойдут до спиритуализма с «духом» Ленина. В начале марта 1973 года в присутствии всех руководителей КПСС давно почившему Ленину выпишут, как живому, партийный билет № 00000001, уже веря, что дух первого вождя присутствует в них самих, во всей советской действительности.
Невиданное идолопоклонство так захватит страну, что к уже имеющимся 70 тысячам памятников и бюстов коренастому покорителю людей (в столицах, мелких городах, селах, в заводских дворах, портах, пионерских лагерях) будут продолжать воздвигать все новые и новые монументы. Такой станет светская религия ленинизма, которая, отринув христианского Бога как миф, создаст уродливую легенду о вечно «живом Ленине». И ее будут воспринимать как «новую реальность».
«Человек, отрекаясь от одного Бога, – пишет А.Н. Яковлев, – непременно творит себе кумира на земле, воздвигает нового идола. Он ищет перед кем преклониться и чему служить… Но если небесный Бог невидим, непостижим, непознаваем, то земной идол виден, осязаем, его слушают, ему рукоплещут, и в этом огромное преимущество авторитаризма для примитивного сознания»{1209}. Человек в тоталитарном обществе хочет остаться рабом. Когда я вижу, как в середине девяностых годов пожилые мужчины и женщины несут на митингах портреты Ленина и Сталина, то чувствую: большевистское рабство им ближе, чем возможность, опираясь на свободу, пойти к цивилизованному обществу. Они не виноваты в этом: ленинизм оказался столь живучим, что его было трудно смести даже правдой.
В гениальной главе из романа «Братья Карамазовы» «Легенда о Великом Инквизиторе» Ф.М. Достоевский пишет, что у человека нет заботы тяжелее, чтобы передать кому-то Свободу, данную ему Христом. Ему с ней, свободой, мучительно трудно. К Свободе еще нужно прийти и осознать ее сердцем. Великий русский писатель-провидец, излагая свою «легенду», видел на сотню лет вперед…
История после смерти Ленина получит в стране однолинейный вектор развития: движение к коммунизму. Один из тех, кто был в начале своего пути марксистом, а затем стал его непримиримым критиком, глубокий мыслитель Карл Поппер в своей книге «Незавершенные поиски. Интеллектуальная автобиография» пришел к выводу, что «коммунизм – это вера в обещание создать лучший мир»{1210}. Лаконично и понятно. А главное, верно: «обещание».
На XXVII съезде КПСС, где была принята третья программа партии, сформулирована громоздкая, многоэтажная, в 13 строк дефиниция о сути коммунизма. Вот ее первая половина: «Коммунизм – это бесклассовый общественный строй с единой общенародной собственностью на средства производства, полным социальным равенством всех членов общества, где вместе с всесторонним развитием людей вырастут и производительные силы на основе постоянно развивающихся науки и техники, все источники богатства польются полным потоком и осуществится великий принцип «от каждого по способностям – каждому по потребностям»…»{1211}
На этот раз, помня об историческом конфузе Н.С. Хрущева, не стали устанавливать точных сроков пришествия коммунистического рая на земле, когда наконец «источники общественного богатства польются полным потоком…». Молодой генсек М.С. Горбачев скромно сообщил делегатам: «Сегодня можно сказать определенно лишь то, что выполнение нынешней Программы выходит за пределы текущего столетия»{1212}.
Мне довелось быть на обоих партийных съездах, которые шли под эгидой седьмого «вождя» Михаила Сергеевича Горбачева. Он действительно был там самой заметной фигурой. Слушая раздел отчетного доклада о новой программе партии, который делал генсек, я ловил себя на мысли, что не знаю ни одного из своих близких друзей, кто бы верил в «коммунистическую перспективу». Мы все, я, конечно, тоже, уже относились к обильной коммунистической фразеологии как к необходимому и привычному ритуалу. Не больше. Все хотели лучшей жизни. Все еще верили, что она может наступить. Ну а коммунистические мифы – это вроде неизбежных и обязательных заклинаний-молитв.
Когда докладчик, говоря о коммунизме, вновь заявил, что «наши планы» опираются «на неисчерпаемое богатство идей Владимира Ильича Ленина» и «мы сможем выполнить завет великого Ленина с энергией, единством воли подниматься выше, идти вперед», чувствовалось, что какие-то привычные иррациональные эмоции уже овладели депутатами съезда.
– Иной судьбы нам историей не дано. Но какая, товарищи, это прекрасная судьба!{1213} – с пафосом заключил Горбачев.
Естественно, последовали «бурные, продолжительные аплодисменты. Все встают». Самое парадоксальное заключалось в том, что, зная об эфемерности и призрачности цели, к которой звали людей, все аплодировали искренне. Во что-то нужно было верить… Хотели верить туманной надежде, чему-то далекому и ирреальному. То была какая-то партийная мистика.
Вспоминая эти события, пропущенные через свой разум и сердце, вновь и вновь убеждаюсь: мы – страна Веры. Веры в чудо. Веры в обещания. Когда у людей отобрали веру в Провидение и заменили ее верованиями в химеры и мифы, советские люди как бы превратились в призраки Шигалева, персонажа Достоевского из пророческого романа «Бесы». После «переделки», по Шигалеву, девяти десятых всех людей они готовы для первобытного рая в своем послушании одной десятой «избранных»… Главное – верить. В «шигалевщине» каждый «член общества смотрит один за другим и обязан доносить. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное – равенство!»{1214}.
Ленин и ленинизм преуспели в утверждении духовной методологии большевиков, своеобразной «шигалевщины», заставив поверить в их планы, в их историческую правоту, в их деяния. Инакомыслие было почти искоренено, интеллигенция оскоплена, Церковь разграблена, и некому было громко сказать людям слова из Евангелия от Матфея: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные»{1215}.
Долгие годы продолжался социальный геноцид. Планомерно уничтожались казачество и царское офицерство, дворянство, купечество и зажиточные крестьяне, духовенство и непокорная интеллигенция. Мною было подсчитано, что только с 1929 года (начало коллективизации) по 1953 год (год смерти второго вождя) в СССР было репрессировано 21,5 миллиона человек. А Гражданская война, где погибло россиян больше, чем в империалистической, и которой так страстно желал Ленин… Вождь показал, как надо ликвидировать непослушных. Ведь это по его инициативе из десяти тысяч кронштадтских матросов 8,5 тысячи были репрессированы; с его согласия опустошена Тамбовская губерния; подавлены крестьянские восстания в Поволжье, на Дону, в Западной Сибири. И по сей час «хранители» этого «наследия» фактически закрывают на это глаза, предлагая вновь вернуться в прошлое!
Длинная цепь преступлений, начатая государственным переворотом в октябре 1917 года и продолженная разгоном Учредительного собрания, убийством царской семьи и многими другими «революционными целесообразностями», чудовищно длинна. У истоков этой цепи стояли первые два вождя, персонифицируя своими именами один из главных инструментов большевиков – насилие.
Ленин в системе был светский аятолла, которому нужно было только верить, почитать и не сомневаться в гениальности его многотомья, любить бесчисленные сусальные «воспоминания соратников» и картинки, поставленные на пропагандистский конвейер. Великая реальная страна, реальный могучий народ, реальная вечная культура оказались в плену большевистских химер.
Ленин сделал главное: добыл вожделенную власть; заложил основы общества и государства, которые, верил он, являются прообразом «всемирной коммунистической республики»; оставил чертежи коммунистического будущего и указал траекторию его достижения. Наследники-вожди должны были лишь следовать его мудрым «указаниям» и «заветам». Как верующие никогда не подвергают сомнению священную мудрость Иисуса Христа и Аллаха, так и коммунистические атеисты не могли усомниться в идеях и делах коренастого большевистского «пророка». Его «заветы», если называть вещи своими именами, свелись к антихристианству, антикапитализму, антидемократизму, антиреформизму, антигуманизму.
Лишь в какой-то степени третий «вождь» – Хрущев – попытался демонтировать антиреформизм, и «вождь» седьмой – Горбачев – объективно подверг сомнению, оставаясь ленинцем, весь набор ленинских постулатов. Простые люди, за ничтожным исключением правдоборцев, не могли и не хотели этого делать. Ленинский «социализм» многих устраивал. Всем, по крайней мере, была обеспечена гарантированная бедность. Нельзя отрицать определенного набора элементарных социальных достижений. Человеку нечего было бояться безработицы: за крайне низкую плату работа всегда гарантировалась, в чем выражалась особая форма эксплуатации государством человека. Не было «забот» с общественным выбором, за людей все решали наверху: как голосовать, кого поддерживать, что осуждать, в чем проявлять «инициативу» и многое, многое другое.