10 вождей. От Ленина до Путина — страница 12 из 14

Семь вождей… Вглядываясь в лица тех, кто на протяжении семи десятилетий руководил советским государством, мы не только глубже понимаем судьбы генсеков, «стоявших над народом». История этих людей – отражение великой драмы великого народа.

Логика власти почти всегда безнравственна. Большевистской – особенно. Всякий раз с уходом очередного вождя (кроме первого: он был всем нужен для оправдания и обоснования своих поступков) каждый последующий лидер сразу же терял почтение к предшественнику. Это было прагматично: все грехи сегодняшние можно было переложить на «вчерашнего» лидера.

Стоило «сослать» Хрущева на подмосковную дачу доживать свои дни в безвестье, как тут же вслед ему полетели стрелы осуждения и негодования. Так группа старых большевиков во главе с известным членом партии Акуловым пишет Брежневу письмо, где требует сократить Хрущеву пенсию, «дать квартиру с совмещенным санузлом», лишить персональной машины и т. д. И что же? Политбюро вдвое сокращает пенсию, предоставляет менее престижную дачу и т. д. Ведь пишут же большевики, «видевшие Ленина»: «Что он (Хрущев) оставил после себя, когда был руководителем партии и государства? Да ничего!»{1220}

Большевистские руководители фактически руководствовались древнеримским законом «Осуждения памяти», когда ушедшие в мир иной императоры предавались забвению. Горбачев оказался таким же последователем: через короткое время исчезли с карт названия городов (но не сами города) Брежнев и Черненко, названия улиц и кораблей, космического центра и шахты. «Любовь» и почитание граждан должны были фокусироваться на новом вожде. Хотя справедливости ради заметим, что только Горбачев и повел с этим решительную борьбу.

Если быть честным перед прошлым, настоящим и будущим, то следует с полной определенностью сказать: все лучшее, что было в нашей советской истории, чем мы гордимся и что из этого сохранилось и сохранится вечно, – результат деяний миллионов людей, продолжавших верить, несмотря на идеологические мифы ленинизма, в непреходящие ценности – Истину, Добро, Красоту. Во всем этом роль вождей глубоко вторична, особенно двух первых. Советский народ, которому выпала доля страдать, надеяться и снова страдать, построил и создал своим разумом, волей и трудом города, заводы, фабрики, плотины, дороги. Космос, культура, великий подвиг разгрома фашизма суть деяний великого народа.

Прошлому мстить бессмысленно. Советское прошлое не является «черной дырой» уже и потому, что в том времени прожили миллионы наших соотечественников, со своими радостями, болями и надеждами. В трагизме советской истории, полной зловещих и страшных страниц, предопределенных ленинским экспериментом, были и страницы светлые, написанные вопреки логике большевизма.

Силуэты вождей, которые «вели» советских людей к «светлому будущему», – своеобразные вехи на этом драматическом пути. Как бы мы ни относились к Ленину, Сталину, Хрущеву, Брежневу, Андропову, Черненко, Горбачеву, они наиболее зримая часть нашей истории. В своей российской действительности мы давно привыкли приковывать свои взгляды к «императорским высочествам», видя в них олицетворение давно ушедших времен.

Советские «вожди», несмотря на марксистский вывод о решающей роли народных масс в истории, не смогли «отменить» известной исторической традиции: видеть в лидерах государств символ отгоревшего, отшумевшего, памятного и забытого, унесенного в вечность рекой времени.

Великое будущее России предопределено Провидением. Верю, за порогом следующего века мы будем участниками и свидетелями российского «экономического чуда», начала нового «серебряного века» культуры, станем одной из процветающих цивилизованных стран мира. Верю, что ряд республик бывшего Союза добровольно объединятся в Демократическую Евроазиатскую Конфедерацию. Верю, что эта неизбежность грядущего исторического взлета определена нашей трагической историей. Должны же мы чему-нибудь у нее научиться?! Мы выстрадали свое достойное грядущее и новых, достойных лидеров.

Галерея представленных портретов – это не только подлинные, документальные силуэты «вождей», прошедших по земле, но и в немалой степени наша собственная история в лицах. В них – наше прошлое, далекое и близкое. Гамлетовский конфликт между духом и бытием – вечен.

Мы не всегда осознаем, что прошлое дает духовные «предписания» настоящему и будущему.

Вожди «ушли». Их история остается с нами.

Леонид Млечин. Три президента

Борис Ельцин. Бунтарь на троне

В разгар одной из антиельцинских кампаний заборы в Москве были испещрены надписями «Беня Эльцин – предатель». Заборы разрисовывали озлобленные граждане, которые не знали, как бы еще больнее уязвить президента России, виновного, по их мнению, во всех бедах и несчастьях народа. Глядя на себя в зеркало, Борис Николаевич, должно быть, веселился: ну как можно увидеть в его облике семитские черты? Ельцин для всего мира – олицетворение русского характера. Для россиян он свой, такой же, как они, потому в период расцвета Ельцин и пользовался фантастической популярностью.

Сам Борис Николаевич Ельцин не любил говорить о себе, о своих мыслях, чувствах, эмоциях, планах и идеях. Никто, за исключением самых близких людей, не слышал его откровений. Если он вообще был способен на откровенность. Книги, написанные за него, не в счет. Другие, конечно, много чего наговорили о Ельцине, в том числе и всякой несусветной и обидной бессмыслицы. Надо отдать должное Ельцину – он вел себя достойно. Стойко переносил клевету, не отвечал ни на брань, ни на критику.

«Ему нужна вся власть»

Высокий и немногословный Ельцин с его твердым характером более всего соответствовал вошедшему в нашу плоть и кровь представлению о начальнике, хозяине, вожде, отце, даже царе, и нашему желанию прийти к лучшей жизни, которое должно совершиться по мановению чьей-то руки. Как выразился один замечательный историк, в самом глухом уголке самой религиозной страны на нашей планете не встретишь такого упования на чудо, какое существует в России, в которой атеизм многие десятилетия был одной из опор государственного мировоззрения.

Все его существо было настроено на достижение власти и на ее удержание. Летом 1989 года помощник президента СССР Георгий Шахназаров спросил Горбачева:

– А почему бы вам не удовлетворить амбиции Ельцина? Скажем, сделать его вице-президентом?

Михаил Сергеевич отрезал:

– Не годится он для этой роли, да и не пойдет. Ты его не знаешь. Ему нужна вся власть.

Ельцин принадлежал к числу людей, которые лучше всего проявляют себя в роли полновластного хозяина. Он родился таким, такова была его генетическая структура. Вся его жизнь была подчинена этой внутренней программе. И даже когда он уходил в отставку (а он делал это дважды), то с глубоким смыслом. Не стоит забывать, что в его жизни первая отставка привела к победе и к президентству, вторая – избавила его от всех проблем, которые преследовали его все последние годы.

Ельцин нисколько не сомневался, что его роль в истории России будет оценена по достоинству. И это произойдет вне зависимости от того, как поведет себя его преемник – будет ли он с уважением относиться к ушедшему в отставку первому президенту России или же по традиции возложит на него вину за все беды и неудачи.

Хотя Ельцин понимал, что при неблагоприятном развитии событий его, конечно, могли привлечь к ответственности за то, что при нем происходило. Один из его помощников говорил мне, что в последние годы президентства Борис Николаевич, наверное, был даже готов стать жертвой. В таком случае он тем более войдет в историю. Говоря шахматным языком, это жертва ферзя ради выигрыша партии… Но, похоже, Борис Николаевич не захотел жертвовать собой, поэтому преемника тоже выбрал по собственному вкусу.

– Мне всегда говорили – и его охранники, и те из помощников, кто был к нему близок, – что он любит напористых, даже хамоватых, – рассказывал мне бывший руководитель президентской администрации Сергей Филатов. – Ему нравились люди инициативные, безусловно преданные, те, кому можно доверить свои тайны. Он стал Путиным восхищаться, потому что тот смело и твердо проводил линию в Чечне. А вот хлипких Ельцин не любил. И я заметил, он не любил совестливых глаз. Боялся их. Может быть, поэтому он не очень часто раскрывался, не хотел показать себя.

Считал ли Ельцин себя вождем, лидером? Размышлял ли о себе и о своем месте в истории?

Андрей Козырев, первый министр иностранных дел новой России:

– Никогда не слышал, чтобы он занимался каким-то самоанализом. Но у него был ярко выраженный советский вождизм. Он же секретарь обкома. Он считал, что может и должен руководить, что это естественная для него роль. Но при этом о себе не говорил! Это тоже представление о мистичности власти. Советская бюрократия была страшно замкнутая и закрытая. Мы ведь видели только портреты, и эти люди старались вести себя как портреты даже между собой. С определенного уровня человек вел себя особым образом – мало говорил и только произносил лозунги, отдавал руководящие указания – в том числе своим детям. Почему в этих семьях было много наркоманов и пьяниц? Потому что у них не было нормального общения с родителями, в семье не было отца или деда, а был член политбюро. Внуки и дети не знали, что думает отец или дед… У Бориса Николаевича это тоже чувствовалось. Хотя в своей семье он был нормальным папой и дедушкой, я это видел…

– И все-таки он, наверное, думал о себе: «Это я построил новую Россию»? – спросил я у Георгия Сатарова, бывшего помощника президента.

– Сложно ответить. Ельцин – человек, который не признавал местоимения «я». Это особенно заметно по его выступлениям. Когда я стал участвовать в подготовке его речей, один из первых уроков, которые мы получили. О себе говорил в третьем лице: «президент». Журналисты его на этом ловили – но это не мания величия! Это совсем другое! И о своих чувствах, эмоциях он не говорил. Так что можно только строить предположения.

– Когда он разговаривал с окружающими, видно было, что Ельцин всякую минуту помнит, что он – президент?

– Да, безусловно. Это часть его игры. «Я первый президент России и поэтому должен быть именно таким».

– Сознание собственного величия переходило в обычное начальственное барство?

– В личном кругу, среди помощников, членов Президентского совета, я этого не замечал. Рассказы такого типа слышал, но это, может быть, касалось самых близких людей, которых Борис Николаевич использовал, чтобы сорвать на них напряжение, разрядиться как-то. Он мог бросить какую-то непонравившуюся бумагу, но не в лицо. Конечно, мог проявить раздражение… Но это видели только самые близкие люди.

– Грубости я никогда не видел, – вспоминает Козырев. – Барского, советского хамства тоже не встречал – ни в отношении к себе, ни к другим. Он всегда обращался на «вы» – за исключением редких случаев интимного общения вне работы. И по имени-отчеству. Он вообще не ругался матом. У нас в ряде случаев это просто общепонятный технический язык, а он этого не выносил. В работе с ним было много приятных сторон, царила более культурная, интеллигентная обстановка, чем в советские времена.

В президентском клубе, где собиралось высшее руководство страны – заниматься спортом или ужинать, Ельцин даже ввел штраф за каждое нецензурное слово. Желающие рассказать скабрезный анекдот сразу выкладывали деньги, а потом веселили публику. Но Ельцин к этому все равно относился неодобрительно, хотя анекдоты любил.

– Звучит удивительно! Всегда считалось, что Ельцин – обкомовский человек, чуть что – кулаком по столу. Или это он не со всеми себя так вел?

– Он же артист, – объяснял мне Сатаров. – Умел играть. Он, может быть, не всегда правильно строил свою роль, но всегда играл. Он, может быть, с нами тоже играл, но то была другая игра – с теми, кого он сам выбрал, кто ему должен помогать. Он иногда любил говорить добрые слова. Например: «Георгий Александрович, я наблюдаю за вашей работой, даже знаю о ней больше, чем вы думаете, и я вами доволен». В этих словах была своя игра. Но приятная…

Ельцин тоже совершал ошибки. Он потерпел множество мелких поражений, он оставил страну в бедственном положении, но в борьбе за власть выиграл все основные битвы. В этом его отличие от Горбачева, блистательного тактика, который одерживал одну мелкую победу за другой, но проиграл главную битву и лишился власти. Ельцина никто не сумел лишить власти. Он ушел сам, когда счел это целесообразным.

Гроссмейстер политических шахмат

Противники Ельцина относились к нему уничижительно. Но как же в таком случае ничтожны его противники, которые постоянно ему проигрывали! Наверное, многим это сознавать неприятно, но он побеждал во всех выборах, в которых участвовал. Ему дважды пытались объявить импичмент. Причем оба раза депутаты – сначала Верховного Совета, потом Государственной думы – были уверены, что избавятся, наконец, от этого человека. И все равно Ельцин их обставил.

– Он хитрый, – говорит Андрей Козырев. – Он следил за всем полем. Многие ошибались, думая, что он уже потерял хватку. Впечатление создавалось такое, будто крокодил спит. И я видел, как людей это подводило. Он, возможно, специально делал вид, что спит. Хотел посмотреть: а как они себя поведут?..

Мелкий политик, как и шахматист средней руки, ставит перед собой конкретную цель, достигнув ее, переходит к следующей, словом, карабкается наверх шаг за шагом, всякий раз просчитывая всего лишь несколько ходов вперед.

Гроссмейстер, шахматист от бога, сразу представляет себе, как будет развиваться вся партия и какая позиция ему нужна, чтобы добиться успеха. Так и прирожденный политик Ельцин сначала формулировал в голове окончательную цель и лишь потом думал о том, как к ней приблизиться, что нужно сделать сейчас, а что потом.

Занимаясь политикой всю жизнь, Ельцин, конечно же, многому научился. Но главное было заложено в нем с детства. В прежние времена он завоевывал сердца избирателей в тот момент, когда неожиданно улыбался, крепко жал кому-то руку и произносил одну, максимум две фразы. И не те, которые придумывают консультанты. Простые фразы, подсказанные Ельцину его политическим инстинктом.

– Это был беспредельно талантливый человек, – вспоминает Георгий Сатаров. – Борис Николаевич учился. У него была колоссальная память. Он любил ею блеснуть, фундаментально готовился к поездкам, и мы ему всегда организовывали общение с интеллектуалами, независимыми экспертами, чтобы он мог обогатиться. Ему это дико нравилось!

На серьезной международной встрече он мог повергнуть своего партнера на переговорах в недоумение интересными подробностями, неожиданными поворотами. Он это обожал! Поэтому ценил, когда ему предлагали оригинальные идеи, выкладывали интересную информацию. Это не было систематическим образованием, но внутренний талант позволял ему умело эксплуатировать новые идеи. Советское, конечно, в нем тоже оставалось. Прежде всего это касалось каких-то общих вещей, понимания принципов управления страной. Ему все-таки самым важным представлялось управление через кадры. Это классическое советское искусство. Новый принцип – естественное управление посредством законов – давался Ельцину тяжело…

– Он все и всех помнил, – говорит Евгений Савостьянов, бывший заместитель руководителя президентской администрации. – Ему не надо было, называя фамилию, объяснять, о ком идет речь… Ельцин все мгновенно усваивал. Приводил цифры и факты на память, не заглядывая в бумаги.

Он получал огромное количество информации, все читал и запоминал. Он человек с феноменальной памятью, это свойство многих партийных работников, можно сказать, критерий профессионального отбора. Без отличной памяти невозможно было продвинуться наверх, потому что приходилось часто менять сферу деятельности и заниматься вещами, о которых еще вчера не имел ни малейшего понятия.

Когда Ельцин принимал заведомо неудачные решения, никто не хотел верить, что это он сам придумал. Грешили на других, на тех, кто дает ему советы. Хотя его окружение никогда не позволяло себе выходить из определенных рамок. Ссылки на окружение лишь маскировали ясно выраженную президентскую волю.

Он менялся. Расстался со многими представлениями и мифами советских времен. После того как осенью 1999 года в немецкой клинике умерла от лейкемии Раиса Максимовна Горбачева, Ельцин послал за ее телом самолет из правительственного авиаотряда. Вражда двух президентов осталась в прошлом, делить больше нечего и незачем. Возможно, Ельцин понял, что все в жизни преходяще и перед лицом смерти уже ничто не имеет значения.

Он многое в себе поборол. Он так и не захотел стать диктатором. Даже не пытался. Средства массовой информации годами буквально обливали его помоями. А он решил для себя, что свобода печати должна сохраниться, и ни один журналист его не боялся. Разносить президента было безопаснее, чем любого чиновника в стране.

Его не раз толкали в сторону чуть ли не военной конфронтации с Западом. Анатолий Чубайс, который одно время руководил президентской администрацией, рассказал журналистам о том, как шло совещание в Кремле по поводу расширения НАТО:

– Какие там варианты обсуждались! Просто волосы дыбом вставали. Пересмотр бюджета – деньги на военно-промышленный комплекс и спецслужбы, мобилизация экономики. Если не хватит, Центральному банку еще денег напечатать…

И все-таки Ельцин на это не пошел. Чувствовал, что может погубить страну.

Политологам казалось, что Ельцин постоянно ошибается, все делает не так. Но они руководствуются обычной логикой, учитывая известные им факты, анализируя ситуацию. А у него была иная логика, основанная на интуиции.

– Он производил впечатление человека, который не желал вникать в детали, – вспоминал генерал армии Андрей Николаев, бывший директор Федеральной пограничной службы. – Он хотел получить ответы на тот блок вопросов, который был ему интересен, и извлечь главное звено – то, что он считал важным… Ельцин очень опытный политик.

– Когда я обращался к нему с каким-то делом, – рассказывает Андрей Козырев, – он иногда мог ответить: «Ну что, вы сами не можете решить этот вопрос?» Это означало, что он оставляет себе свободу рук, чтобы потом, в случае неблагоприятного развития событий, иметь возможность сказать: вот я вам доверил, а вы ошиблись. Но мне важно было позвонить и доложить. Я, по крайней мере, честен: не взял на себя то, что не должен был брать. А если он хочет оставить себе свободу рук – это его право…

Ельцин быстро принимал решения. Но не спешил их обнародовать. Устраивал совещания, выслушивал противоположные мнения. Иногда казалось, что он склоняется в сторону тех, с кем в реальности не согласен. Те, кого он в действительности поддерживал, уже готовы были подать в отставку, и тут он объявлял решение, которое для многих становилось неожиданным.

– Он полагался на мнение окружающих его людей? Или как-то сразу понимал: это хорошо, а это плохо? – задал я вопрос Георгию Сатарову.

– Во-первых, он для себя решал, можно ли полагаться на то, что говорит этот человек, или нельзя. Я уверен, что он собирал информацию об окружающих его людях, да ему и стучали на всех. Во-вторых, конечно, у него были собственные представления о том, как надо решать многие проблемы.

Однажды Сатаров пришел к президенту с аналитической запиской, в которой предсказывались напряженные политические баталии:

– Борис Николаевич, вы, конечно, все знаете и без меня, но нас ждут такие вот потрясения…

Ельцин положил руку на стол:

– Давайте поспорим, что все будет нормально?

Сатаров заулыбался:

– Борис Николаевич, я с удовольствием поспорю и с еще большим удовольствием проиграю, но я обязан отработать и наихудший вариант.

Президент согласился:

– Это правильно, это ваша обязанность.

Но в конце концов президентская интуиция победила расчет его помощников…

– Значит, он действительно обладал интуицией, о которой некоторые говорили с восхищением?

– Он хорошо знал политическую элиту, знал людей, с которыми имел дело, и это помогало его интуиции. Вот пример – отставка Примакова с поста главы правительства. Если бы в тот момент я был помощником президента, я бы ему сказал, что ни в коем случае этого не следует делать. Нельзя трогать Примакова – будут большие потрясения. Я был в этом уверен на сто процентов. А он бы мне также протянул бы руку: давай поспорим, что все пройдет спокойно! И он оказался прав…

– В разговоре Ельцин предпочитал слушать или говорить? – спросил я у Евгения Савостьянова.

– Как правило, больше приходилось говорить самому. Он вызывал человека не для того, чтобы при нем произносить речи. Он вызывал, чтобы выслушать подчиненного о его работе, иногда дать какие-то указания, замечания.

– Ельцину интересно было беседовать с человеком, который приходил к нему по делу? Он внимательно слушал, вникал? Смотрел в глаза собеседнику или безразлично отводил взгляд?

– Пока ты говорил, он всегда смотрел тебе в глаза. По всей вероятности, хотел понять, насколько ты сам готов к разговору, в какой степени владеешь материалом. Обычно такие встречи длились минут двадцать. За это время надо доложить, как идут дела по тем направлениям, которыми занимаешься. На каждый вопрос уходило три-четыре минуты. Нельзя растекаться мыслями по древу и философствовать. С Ельциным можно было спорить. Желательно не публично. Не следовало, скажем, на совещании обязательно стараться настоять на своей точке зрения, чтобы президент вначале сказал одно, а потом признал: вот, Иван Иванович все правильно придумал, а я ошибался…

Но спорить с ним можно было, с этим соглашаются все, кто работал с президентом. Он всегда выслушивал своих сотрудников и никогда не говорил: «Заткнитесь, замолчите!» Он любил полагаться на профессионалов. Резолюцию «Не согласен!» можно было увидеть очень редко. Как ни странно.

Симпатии и антипатии

Ельцин был надежным партнером. Если принял решение, от него не отступался. Это происходило только в том случае, если ему подсовывали какую-то ненадежную бумагу, которую потом оспаривали другие чиновники… А если его с аргументами в руках убедили в необходимости какого-то шага и он согласился, то вел себя порядочно. Помнил, что это он принял решение и разделяет ответственность за него. Даже если не подписал документ, а всего лишь сказал: «Действуйте по своему усмотрению».

Бывало другое: он знал, что решение заведомо непопулярное, и хотел, чтобы критиковали какое-то ведомство, а не его самого. Тогда разыгрывалась соответствующая игра: президент возмущался тем, что принимаются какие-то решения, о которых он ничего не знает! Таким образом он выводил себя из-под удара.

Вопрос к Андрею Николаеву, бывшему директору Федеральной пограничной службы:

– А переубедить Ельцина можно было? Или если он занял какую-то позицию, то до последнего стоял на своем? И его с места не сдвинешь?

– Вполне можно было. Он совершенно точно чувствовал, когда человек квалифицированно докладывает, а когда пытается лапшу на уши вешать. Мгновенно мог оценить ситуацию и сказать: «Хорошо, спасибо, идите работайте». Он мог любого остановить, сказать: «Разберитесь, мы к этому вопросу еще вернемся». Как правило, в следующий раз этому человеку не скоро предоставлялась возможность докладывать президенту.

Но мстительным не был. Плохого работника мог без сожаления уволить, но поверженного не топтал. И тех, кто не подчинялся его воле, тоже не заносил в черный список.

– На людях он воплощался в личность жесткую, бескомпромиссную, на первый взгляд откровенно пренебрежительно эксплуатирующую человеческий материал, – рассказывал журналистам Геннадий Бурбулис, который когда-то был очень близок к Ельцину. – Но наедине он был совсем другим человеком: достаточно мягким, внимательно относящимся к своему собеседнику…

Эдуард Россель, многолетний губернатор Свердловской области, в семидесятые годы работал на комбинате «Тагилтяжстрой». Ельцин, тогда еще секретарь обкома, приехал в Нижний Тагил и вызвал Росселя:

– Вы, конечно, знаете, что у нас нет председателя горисполкома?

– Знаю.

– Так вот, я переговорил с секретарями райкомов партии, парткомов, рабочими, Советом директоров Нижнего Тагила. Все единогласно рекомендуют вас.

Россель не принял назначения. Ельцин был изумлен. Он всегда вертел в левой руке, на которой не хватало двух пальцев, карандаш. Услышав отказ, Ельцин от раздражения сломал карандаш и металлическим голосом произнес:

– Я ваш отказ запомню и не прощу.

Тем не менее Ельцин ценил Росселя и продвигал его по строительной части…

Профессиональный политик по определению циничен, иначе едва ли добьется успеха. А Ельцин был равнодушен к горестям и трагедиям жизни?

– Я был очень близок с ним в первую чеченскую войну, – рассказывал Андрей Козырев, – и видел: он чудовищно переживал, видя гибель гражданского населения, разрушения. Другое дело, что в нем политик и администратор всегда брали верх над личными переживаниями. Но только незнающие могут говорить, что ему все было безразлично. Никакого цинизма в нем не было. В нем была политическая рациональность.

– Но Борис Николаевич так легко расставался с самыми близкими людьми, что создавалось ощущение, будто он вовсе не способен к обычным человеческим эмоциям.

– У него личные привязанности не довлели над политической целесообразностью, как он ее понимал. За это его можно критиковать, но политик такого плана должен ставить во главу угла дело, а не личные отношения. И я бы мог сказать: мы пять с лишним тяжелых лет были вместе, и вдруг он меня сдает… Но я понимаю, что он руководствовался только политическими интересами. Нельзя критиковать его за то, что он политические соображения ставил выше личных отношений…

Соратники, союзники и помощники были нужны Ельцину для выполнения определенной цели. Как только цель достигнута, он расставался с этими людьми. Особенно если они начинали говорить о нем что-то плохое, как это произошло с многолетним начальником его охраны генералом Александром Коржаковым.

Ельцин уволил своего помощника Льва Суханова, который прошел с ним самые трудные годы и был исключительно ему предан, и даже не нашел времени для прощальной аудиенции. Суханов вскоре умер, так и не услышав слов благодарности за верную и беспорочную службу. Расставшись с ненужными работниками, Ельцин тут же набирал себе новую команду, которая добивалась вместе с ним следующей цели.

Оглоблей по голове

Борис Николаевич Ельцин родился 1 февраля 1931 года в селе Бутка Талицкого района Свердловской области в крестьянской семье. Здесь жили его отец – Николай Игнатьевич Ельцин и мать – Клавдия Васильевна Старыгина.

Ельцин вспоминал – видимо, со слов матери, – что во время крещения хорошо угостившийся священник опустил будущего президента в купель, то есть просто в бадью, а вынуть, заговорившись, забыл. Мать выловила его чуть ли не со дна. Мальчика еле откачали. Некоторые уральцы, впрочем, сомневались потом насчет правдивости этой истории, считали ее байкой – в начале тридцатых на Урале церкви закрывали одну за другой, да и угощать священника было нечем. Однако мать Бориса Николаевича не походила на человека, который мог бы придумать такую историю.

Похоже, ангел-хранитель и в самом деле не обходил Бориса Ельцина своей заботой. Не один раз он помогал ему выпутываться из историй, которые могли закончиться самым плачевным образом.

Семью Ельциных раскулачили. Деда, церковного старосту, лишили гражданских прав и выслали на Север, где он вскоре умер. Отец и дядя уехали из родной деревни, завербовались на строительство Казанского авиационного завода, плотничали.

Николая Игнатьевича Ельцина и его младшего брата Андриана Игнатьевича арестовали в апреле 1934 года. Обвинили их вместе с группой вчерашних крестьян в том, что они «проводили систематически антисоветскую агитацию среди рабочих, ставя своей целью разложение рабочего класса и внедрение недовольства существующим правопорядком. Используя имеющиеся трудности в питании и снабжении, пытались создать нездоровые настроения, распространяя при этом провокационные слухи о войне и скорой гибели Советской власти. Вели агитацию против займа, активно выступали против помощи австрийским рабочим – т. е. совершили деяние, предусмотренное статьей 58–10 УК».

Судебная «тройка» Государственного политического управления (так именовались тогда органы госбезопасности) Татарской АССР 23 мая 1934 года приговорила Николая Игнатьевича Ельцина к трем годам исправительно-трудовых лагерей.

Некоторые исследователи считают, что внук и сын кулака Ельцин затаил ненависть к советской власти и потому, став президентом, запретил КПСС и развалил Советский Союз. Романтические мстители встречаются только в авантюрных романах. Репрессированные родственники были и у Егора Кузьмича Лигачева, и у других видных партийных руководителей, что не мешало им до последнего отстаивать преимущества реального социализма.

Лидерское начало проявилось в Ельцине очень рано – высокий, физически крепкий, задиристый, он увлекал за собой ватагу таких же сорванцов, как и сам. И с юности в нем проявились его знаменитый упрямый характер, способность, сжав зубы, добиваться своего, несмотря на любые препятствия. Школьные годы Ельцина прошли весело. Занятиями он себя не утомлял. Ему не мешало то, что на левой руке у него не было двух пальцев – большого и указательного. Борис покалечил себя, когда мальчишкой украл на складе оружия две гранаты и решил их разобрать. Ударил молотком по гранате, и она взорвалась. Еле добрался до больницы, где ему отрезали пальцы. Еще повезло: мог и зрения лишиться и на всю жизнь остаться инвалидом. Несчастный случай не напугал и не заставил быть осторожнее.

В юности любил подраться. Однажды ему врезали оглоблей по голове. Не будь голова у Бориса Николаевича такой крепкой, история России пошла бы иным путем. Бойцовский характер у Ельцина сохранился на всю жизнь. Оглоблей его больше не били, но доставалось ему изрядно, пожалуй, больше, чем любому политику этого поколения.

В 1949 году он поступил на строительный факультет Уральского политехнического института имени С. М. Кирова. Все институтские годы Ельцин уделял волейболу значительно больше времени, чем учебе. Распределили его после института мастером в трест «Уралтяжтрубстрой». Стройка – суровая школа жизни, воспитывавшая жесткость и привычку добиваться своего любыми средствами. Главное – план: кровь из носу, но сделай! Имеет значение только результат – победителя не судят.

Работать приходилось даже с заключенными. Побывав в такой компании, уже никого и ничего не боишься. О себе Ельцин не без удовольствия говорил: «Вообще мой стиль работы назвали жестким. И это правда». Стройка приучала и к спиртному, и к привычке объясняться исключительно матом. От горячительных напитков Ельцин не отказывался.

Аркадий Вольский работал тогда в отделе машиностроения ЦК КПСС:

– Не раз летал в Свердловск. Наблюдал Бориса Николаевича и в таком виде, и в таком. Иногда после полета в Свердловск надо было три дня отгулов брать. Как навалится: «Ты что, не хочешь за Брежнева выпить? Ты что, за партию не хочешь?»

Свердловская область соревновалась с Днепропетровской. Первый секретарь Днепропетровского обкома Евгений Качаловский, вернувшись домой, с восхищением рассказывал:

– Борис Николаевич мог вечером выпить литр. Утром все в разобранном виде, еле языком ворочают, а он в шесть утра уже на стройке. Уральская натура.

Его приметил и взял на партийную работу первый секретарь Свердловского обкома Яков Рябов. Он же и учил Ельцина азам аппаратной науки:

– Я всегда объяснял: тех, кто не выполняет моих заданий, я могу раз предупредить, второй раз. А третьего предупреждения уже не будет. Я так говорю: или ты должен уходить, или я. Но я-то не уйду, меня может освободить только вышестоящий орган. Так лучше я тебя уберу, не стану ждать, пока насчет меня примут решение.

Это дивный принцип: умри сначала ты, а потом я! Так и делались карьеры. Вверх шли по головам менее ловких и умелых. Ничему иному партийная жизнь и не могла научить Ельцина. Стоило ли потом удивляться и возмущаться, что, став первым секретарем в Москве, он ломал судьбы своих партийных подчиненных, не способных обеспечить ему успех? Он рвался вверх, и рядом с ним выживали только те, кто мог ему помочь подняться еще на одну ступеньку. И всю свою профессиональную жизнь он без сожаления расставался с теми, кто стал ему не нужен.

Ельцин сменил Рябова на посту первого секретаря Свердловского обкома, стал членом ЦК КПСС. Приезжая в Москву, он стучался в самые высокие кабинеты, и его всегда принимали. Первые секретари обкомов – одна из главных опор режима. От них зависел даже генеральный секретарь, потому старался с ними ладить.

Будущую жену Ельцин встретил в институте. Анастасия Иосифовна Гирина на год моложе Бориса Николаевича. Дома ее всегда звали Наей, в школе Наиной. В шестидесятые годы она даже официально поменяла имя и получила новый паспорт на имя Наины. Студенческий роман перерос в крепкое чувство. Наина Ельцина прошла рядом с мужем весь его трудный путь. Он, наверное, по-своему всегда ее любил, но был слишком занят карьерой. Борис Николаевич бывал грубоват, мог прикрикнуть. Сам признавался:

– Я человек жестковатый, не отрицаю. Наине со мной трудновато.

Александр Шохин, вице-премьер в правительстве России, описывал характерную сцену. Кто-то из приближенных наполняет Ельцину рюмку. Жена пытается его остановить:

– Борь, ну не пей!

– Цыц, женщина!

Приносят борщ. Ельцин берет солонку. Наина Иосифовна предостерегает:

– Борь, ты попробуй сначала. Борщ соленый.

Не обращая внимания на ее слова, начинает трясти солонку…

Наина Иосифовна – волевая сильная женщина. Иначе бы она не смогла жить с человеком такого трудного характера. Наина Иосифовна была ему преданна. Никогда не жаловалась и не рассказывала о семейных проблемах.

В 1956 году Наина и Борис поженились, через год родилась Елена, еще через три года – Татьяна. Ельцин хотел сына, но вырастил двух девочек. Отсутствие наследника в семье со временем сделает более обостренным поиск наследника политического…

Бунт, расправа и ножницы

Михаил Сергеевич Горбачев позже старательно уверял, что перевод Ельцина в Москву в 1985 году совершился не по его инициативе: «Лично я знал его мало, а то, что знал, настораживало». Эти слова кажутся странными. Если бы генерального секретаря Горбачева, затеявшего перестройку, что-то настораживало, Ельцина бы в аппарат ЦК не взяли. Горбачев был человеком малопьющим, Лигачев пьяниц на дух не выносил. Если бы им сказали, что Ельцин изрядно закладывает за воротник, он бы не только в Москву не попал, но и в Свердловске не усидел. Но Ельцин был одним из тех, кого Горбачев сразу призвал под свои знамена в Москву. Буквально через десять дней после избрания Михаил Сергеевич приискал Ельцину место в аппарате ЦК.

Бориса Николаевича приметил еще Юрий Андропов в бытность его генеральным секретарем. Может быть, с подачи свердловских чекистов, может, какие-то другие причины заставили его обратить внимание на свердловчанина. Андропов принял решение его выдвинуть. Михаил Сергеевич это сделал. Поначалу ему Ельцин точно нравился. Горбачев сделал его хозяином Москвы.

Москва должна была стать витриной перестройки – и как можно скорее. Горбачев резонно предполагал, что моторный Ельцин, человек со стороны, способен быстро добиться успеха, стать примером для всей страны, продемонстрировать колеблющимся реальные результаты перестройки.

Борис Николаевич не сомневался, что справится с задачей. Принялся за новое дело со всей свойственной ему энергией. Исходил из того, что ключ к решению всех проблем – это кадры. Надо решительно убирать неумелых и разленившихся чиновников, ставить вместо них новых и дельных работников.

На пленуме горкома Ельцин произнес невиданную по тем временам речь – о бюрократизме и показухе, о том, что московская парторганизация оказалась вне зоны критики. Впервые за десятилетия первый секретарь горкома говорил о провалах и о бедственном положении столицы. Назвал причины – старое мышление руководителей и оторванность партийного аппарата от жизни. Его речь напечатала «Московская правда». За скучной городской газетой утром выстроились очереди. Читали, не веря своим глазам.

Вся Москва обсуждала Ельцина, которого еще никто не знал. С этого момента и началась его слава. Как странно: Ельцин никогда не умел говорить так складно и легко, как Горбачев. И речи Михаилу Сергеевичу писали лучшие в стране мастера. Но по прошествии лет никто не вспомнит ни одной речи генерального секретаря, поразившей людей. А выступления Ельцина всякий раз производили неизгладимое впечатление.

Борис Николаевич выступал напористо и смело, а Горбачеву оставалось следить за реакцией общества и либо поддерживать смельчака, либо журить за излишнюю прыть. В таком тандеме они могли бы продержаться долго. Однако скоро выяснилось, что Ельцин не намерен играть роль «горбачевского авангарда» и намерен добиваться собственного места на политическом небосклоне. Одновременно выявился его стиль как политического деятеля: резкие неожиданные шаги, нежелание идти на компромисс, готовность рисковать, ставить все на карту, чтобы не ограничиваться отдельными выигрышами, а «снять весь банк».

Ельцин ездил на метро и в троллейбусе, чтобы увидеть, как в час пик чувствуют себя горожане. Появлялся в магазинах и строго спрашивал у продавцов и директоров, куда делись выделенные им продукты. Он совсем не походил на других партийных чиновников и сразу стал очень популярен. Москвичи почувствовали его искреннее желание улучшить их жизнь. Хотя было и другое – он хотел отличиться, доказать, что способен изменить жизнь в городе.

Ельцин сменил двадцать три из тридцати трех первых секретарей райкомов. Приезжая на бюро горкома, ни один первый секретарь не знал, кем вернется назад. Сначала это производило колоссальное впечатление на москвичей, которые видели, что сметается целая генерация партийных чиновников, не вызывавших у людей никаких чувств, кроме презрения. Потом острота впечатлений притупилась. Прежние чиновники исчезали. Появлялись новые, но точно такие же. На Ельцина в ЦК пачками шли жалобы от обиженных чиновников. Его поведение искренне возмущало партийных коллег. Они считали, что московский хозяин подрывает основы власти. И в ЦК им были недовольны: где обещанные перемены?

А он сам не понимал, что делать: секретари менялись, а жизнь оставалась прежней.

Эти годы оказались разрушительными для здоровья Бориса Николаевича.

«Ельцин стал срываться, – писал тогдашний начальник Четвертого главного управления при Министерстве здравоохранения СССР академик Евгений Чазов, – у него нарушился сон (по его словам, он спал всего три-четыре часа в сутки), и в конце концов попал в больницу. Эмоциональный, раздраженный, с частыми вегетативными и гипертоническими кризами, он произвел на меня тогда тяжкое впечатление. Но, самое главное, он стал злоупотреблять успокаивающими и снотворными средствами, увлекаться алкоголем.

Рекомендации консилиума о необходимости прекратить прием алкоголя и седативных препаратов Ельцин встретил в штыки, заявив, что он совершенно здоров и в нравоучениях не нуждается. Его жена поддержала нас, но на ее просьбы последовала еще более бурная и грубая по форме реакция. К сожалению, жизнь подтвердила наши опасения, и через десять лет этот сильный от природы человек стал тяжелым инвалидом…»

Ни сам Ельцин, ни кто-либо другой так и не сумели толком объяснить, почему он осенью 1987 года вдруг взбунтовался. Глядя из сегодняшнего дня, мы знаем, что он интуитивно поступил правильно: бунт со временем и сделал его народным любимцем и первым президентом России. Но никто, в том числе он сам, тогда и представить себе не мог такого фантастического поворота событий.

Никакой здравый расчет в тот момент не мог подвигнуть его на выступление против генерального секретаря и вообще против партийного руководства. Он рискнул всем: и карьерой, и здоровьем, и чуть ли не всей жизнью. И потерял тогда почти все! Его считали конченым человеком, который сам себя погубил.

Так что же, бунт Ельцина был ошибкой недальновидного человека, которого потом случайно подхватила волна народной симпатии и сделала своим лидером? Впоследствии люди из его окружения будут утверждать, что им действительно руководят инстинкты. При этом он сам не в состоянии объяснить, почему действует так, а не иначе…

Ельцин, несомненно, всю свою политическую жизнь руководствовался определенной логикой. В книгах, написанных за него Валентином Юмашевым, чувствуется желание как-то обосновать действия Бориса Николаевича. Но попытки перевести на простой арифметический язык хитроумные ельцинские построения не очень удачны. Во всяком случае, это какая-то совершенно иная, нестандартная логика, которая не раз приводила его к весьма неожиданным и странным решениям.

После выступления на пленуме против всевластия Егора Лигачева и секретариата ЦК Борису Николаевичу устроили выволочку. Если бы он раскаялся и покаялся, проявил готовность быть верным вассалом, Горбачев, может быть, еще и помиловал бы его. Но он уже увидел, что покорным Ельцин все равно не будет. Так зачем же ему держать под боком такого смутьяна да еще и популярного в народе? В стране может быть только один популярный политик – сам Михаил Сергеевич. Горбачев позвонил Ельцину и сказал, что его политическая карьера окончилась.

И Борис Николаевич сорвался.

Горбачев пишет, что ему немедленно доложили о чрезвычайном происшествии: «Ельцин канцелярскими ножницами симулировал покушение на самоубийство, по-другому оценить эти его действия было невозможно. По мнению врачей, никакой опасности для жизни рана не представляла – ножницы, скользнув по ребру, оставили кровавый след… Врачи сделали все, чтобы эта малопривлекательная история не получила огласки. Появилась версия: Ельцин сидел в комнате отдыха за столом, потерял сознание, упал на стол и случайно порезался ножницами, которые держал в руке…»

Мнение академика Чазова: «Произошел нервно-эмоциональный срыв затравленного человека, который закончился тяжелой реакцией, похожей на суицид. И все же это не был суицид, как пытались представить некоторые недруги Ельцина. И тогда, и спустя годы, не упоминая имени Бориса Николаевича, мне приходилось обсуждать эту ситуацию со специалистами-психиатрами, и все они в один голос говорили, что это больше похоже на инсценировку суицида. Люди, собирающиеся покончить с жизнью, говорили они, выбирают более опасные средства… Для меня ситуация была ясна – это совершено в состоянии аффекта человеком, который в тот момент думал, что рушатся все его жизненные планы…»

Герой-чудотворец

Ельцина сделали первым заместителем председателя Госстроя. Для недавнего кандидата в члены политбюро унизительное понижение. Борис Николаевич был поражен, когда разом исчезли все те, кто еще недавно крутился вокруг него, набивался ему в друзья, счастлив был получить аудиенцию и пожать ему руку. Он оказался в вакууме.

Он знал, что в политическом мире нет настоящих человеческих отношений, идет постоянное подсиживание друг друга, беспощадная борьба за власть или за иллюзию власти. Борис Николаевич и сам, если бы дал себе труд вспомнить собственную жизнь, автоматически вычеркивал из памяти тех, кто терял власть и становился не нужен. Это происходило инстинктивно, чувства и сантименты только мешали политической карьере.

Но раньше это происходило с другими, а теперь с ним.

Речь Ельцина на пленуме ЦК, которая стоила ему карьеры, разумеется, не опубликовали. И тогда по стране пошли гулять фальшивки. Придуманный неизвестными доброжелателями «самиздат» и положил начало его всенародной популярности. Люди рассказывали друг другу, что Ельцин протестовал против привилегий для начальства и культа личности Горбачева, против того, что Раиса Максимовна вмешивается в партийно-государственные дела и всем раздает указания… Поэтому его и сбросили.

Ничего этого в речи Ельцина не было. Но кто же об этом знал?

О Ельцине говорили и спорили, и чем меньше люди его знали, тем с большей уверенностью рисовали в своем воображении подлинного героя, борца за народное счастье, который восстал против опротивевшей власти. Он нигде не выступал и не появлялся, но незримо присутствовал во всех жарких дискуссиях о том, как нам жить. И когда заходила речь о том, кто может вытащить страну из ямы, все чаще стало упоминаться имя Бориса Ельцина. В определенном смысле это был плохой признак – люди восторгались человеком, которого практически не знали, а некоторые никогда не видели.

Ельцин стремительно обретал черты мифологического героя. Вот почему на протяжении нескольких лет многие буквально поклонялись ему. Какие бы истории с ним ни приключались, что бы о нем ни рассказывали, его пламенные сторонники не видели пятен на солнце. Этому беспримерно удивлялся Горбачев: почему люди приветствуют все, сделанное Ельциным, и хают все, что предложено самим Михаилом Сергеевичем?

На XIX партийной конференции Ельцину пришлось дать слово, и чуть не вся страна увидела Ельцина на экранах своих телевизоров. На фоне опостылевших партаппаратчиков он произвел сильное впечатление. Воспринимали его восторженно! Словно сказочного героя в доспехах. Причины этой магии станут ясны позднее. Растерявшиеся люди жаждали увидеть лидера, способного взять на себя ответственность и спасти страну от хаоса. Разочарование в Горбачеве наступило очень быстро. И вот фигура нового лидера материализовалась на экранах телевизоров в каждом доме.

На выборах народных депутатов СССР 26 марта 1989 года за Ельцина проголосовало 89,6 процента москвичей – это был тяжелый удар по партийному руководству.

Среди москвичей первым Ельцина оценил профессор Гавриил Попов, талантливый публицист и оратор. Он понял, что демократически настроенным политикам нужна фигура, которая пользуется народной любовью. Георгий Шахназаров, помощник Горбачева, подошел к Попову и спросил, почему демократы решили взять в вожаки Ельцина?

– Народу нравится, – объяснил Попов. – Смел, круче всех рубит систему.

– Но ведь интеллектуальный потенциал не больно велик, – возразил Шахназаров.

– А ему и не нужно особенно утруждать себя, это уже наша забота.

– Ну а если он, что называется, решит пойти своим путем? – спросил Шахназаров.

– Э, голубчик, – ответил Попов, тихо посмеиваясь в обычной своей манере, – мы его в таком случае просто сбросим, и все тут.

Гавриил Харитонович тоже оказался наивным человеком. Ельцин-то смог обойтись без москвичей-демократов, а они без него растеряли все, что имели…

Когда Ельцина стали приглашать к себе демократы, когда он познакомился с академиком Андреем Сахаровым, он поначалу чувствовал себя не в своей тарелке. Но быстро оценил свежие и гибкие мозги новых союзников. Они умели анализировать ситуацию, делать прогнозы, разрабатывать программу действий. Это общение сыграло важную роль в формировании его политических взглядов. Он усвоил определенные демократические принципы, которые никогда потом не нарушит.

Победа за победой

Ельцин ездил на общественном транспорте и заходил в районную поликлинику. Ловкий политический ход! Но он имел огромное значение для людей. Ельцин подтверждал убежденность людей в том, что так и должно быть, что высшие руководители не имеют права на какие-то привилегии. Иногда, впрочем, Ельцин и его команда перебирали в своем популизме. Во время поездки в Свердловск Наина Иосифовна рассказывала, как накануне штопала Борису Николаевичу носки. Добавила: три года муж не меняет костюм, приходится зашивать прорвавшуюся подкладку.

Тем сильнее будет потом разочарование, когда выяснится, что и сам Ельцин, и его окружение, и вообще вся новая власть в смысле обретения благ и устройства личного благополучия ничем не лучше прежней…

Но правда и другое: сброшенный Горбачевым с высокой должности, растоптанный и отвергнутый, лишенный многих привилегий, Борис Николаевич действительно посмотрел на жизнь высокого начальства иными глазами. Горе многому учит. Когда идешь на подъем, оглядываться вокруг и относиться к окружающему критически трудно. А вот когда выпадаешь из потока, оказываешься на берегу или даже на дне, тут многое открывается, личные переживания подталкивают к критическому анализу. И Ельцин произносил слова, которые в тот момент, соответствовали настроениям опального политика:

«Пока мы живем так бедно и убого, я не могу есть осетрину и заедать ее черной икрой, не могу мчаться на машине, минуя светофоры и шарахающиеся автомобили, не могу глотать импортные суперлекарства, зная, что у соседки нет аспирина для ребенка. Потому что стыдно».

Ни до, ни после Ельцин не отказывался от привилегий, связанных с высоким постом, принимал их как должное и оделял ими своих приближенных. Но ему открылась несправедливость советской системы. Два чувства отныне стали руководить Ельциным: желание вернуть утерянные власть и положение, расквитаться с обидчиками и стремление изменить несправедливую систему…

Ельцин и его окружение сами были потрясены итогами выборов в народные депутаты РСФСР: каждый третий российский депутат победил под демократическими лозунгами. В Верховный Совет СССР Ельцин пришел одиночкой. В российском Верховном Совете у него уже была своя армия.

12 июня 1990 года утром на Первом съезде народных депутатов поименным голосованием была принята предложенная Ельциным Декларация о государственном суверенитете Российской Федерации. «За» высказались 907 депутатов, «против» – всего 13, воздержались – 9. Принятие декларации воспринималось тогда как важное событие, 12 июня объявили праздничным днем. В Декларации о государственном суверенитете не было ни слова о выходе из состава СССР. Смысл был в другом: провозглашалось верховенство российских законов над общесоюзными. И этот принцип все поддержали.

19 августа 1991 года страна проснулась и узнала, что президент Горбачев отстранен от должности, а всем управляет Государственный комитет по чрезвычайному положению. ГКЧП продержался всего три дня. Но эти три дня разрушили нашу страну.

По прошествии лет августовский путч многим кажется чем-то смешным и нелепым, дворцовой интригой, кремлевской опереткой. Конечно, даже недавняя история быстро забывается. Но те, кто наблюдал за событиями не со стороны, кто находился тогда в Москве, помнят, что нам было не до шуток. Это счастье, что ГКЧП составился из вовсе уж бездарных людей, а то страна могла бы и кровью умыться.

Почему Ельцин не был сразу же арестован? Похоже, его просто недооценили. Заговорщикам и в голову не приходило, что он станет сопротивляться. Они-то были уверены, что все демократы – трусы, хлюпики и позаботятся только о том, как спасти свою шкуру. Да и руководителям ГКЧП не хотелось начинать дело с арестов. Они и в себе не были уверены и надеялись сохранить хорошие отношения с Западом, показать всему миру, что все делается по закону.

Белый дом был окружен танками Таманской дивизии и бронемашинами Тульской воздушно-десантной дивизии. Собравшиеся там депутаты в любую минуту ожидали штурма и ареста. И здание, вероятно, было бы захвачено в конце концов, если бы не действия Ельцина. Неожиданно для путчистов он не только не попытался с ними поладить и договориться, а, напротив, пошел на обострение. Он объявил путчистов преступниками и потребовал сдаться.

Соратники отговаривали его выходить на улицу, но он решил идти. Свое обращение Ельцин прочитал прямо с танка. Эти кадры, увиденные страной и всем миром, вошли в историю. Борис Николаевич стал символом законной власти, демократии и мужества. С этой минуты за его действиями следил весь мир.

Увидев Ельцина на танке, люди поняли, что заговорщикам можно и нужно сопротивляться. Если Ельцин их не боится, почему должны бояться другие? И москвичи двинулись к Белому дому. Они провели здесь три дня и три ночи. Уходили. Возвращались. Встречали здесь знакомых и коллег. Они были готовы защитить собой Ельцина, потому что Ельцин защищал их. И другой защиты и надежды не было.

Ельцин своими указами объявил членов ГКЧП уголовными преступниками и объяснил, что исполнение их приказов равносильно соучастию в преступлениях. Твердость и определенность поведения Ельцина создавали новую реальность. Местные руководители как минимум сохраняли нейтралитет и не спешили исполнять указания путчистов.

Безудержная радость охватила Москву, когда путч провалился и рухнул ГКЧП – последняя попытка старых советских руководителей удержать власть. Причем торжествовали и люди вовсе не демократических убеждений. Они были счастливы тем, что все рухнуло, что рассыпалась опостылевшая система и особенно тем, что с высоких кресел полетели большие начальники. Большущая толпа собралась посмотреть, как из здания ЦК КПСС на Старой площади буквально выгоняют недавних хозяев жизни. Это и была психологическая компенсация за многие годы лишений и неприятностей.

Августовский путч привел к полному крушению лагеря противников реформ. Все то, чего никак не удавалось добиться сторонникам реформ, совершилось в одно мгновение. Радикально переменились настроения в обществе. Даже те, кто еще сомневался, решительно встали на сторону Бориса Ельцина, новой российской власти. Но путч сокрушил и Горбачева. Он все еще считал себя человеком номер один в стране. А в общественном мнении фигура Ельцина безвозвратно оттеснила Михаила Сергеевича на второй план.

Победа над путчем поставила демократов в положение победившей стороны. Они вдруг оказались властью. Однако не были готовы принять на себя управление страной. Не имели для этого ни механизма власти, ни программы. Они готовились к долгой борьбе в роли оппозиции. Но произошло иначе.

Реформы начались

Обосновавшись в Кремле в роли президента самостоятельной России, Борис Николаевич серьезно изменился. У него были свои представления о том, как должен вести себя президент великой России, и он старательно играл эту роль. Изменились его манеры, взгляд, даже походка стала неспешной. Он избегал стремительных движений – теперь они казались замедленными…

Ельцин унаследовал не только кремлевский кабинет своего поверженного соперника Горбачева, но и весь груз не решенных им проблем. Запас терпения у людей, казалось, был исчерпан. Они больше не желали слышать обещаний. Ельцин должен был действовать, и действовать немедленно.

Жизнь становилась все труднее. Магазины окончательно опустели. Правда, появились коммерческие киоски, в которых продавались самые экзотические товары, но по бешеным ценам. Вместо денежного оборота расцвел бартер, местные власти, областные хозяева запрещали вывозить продовольствие соседям и, естественно, не подчинялись Москве. Это вело к распаду государства.

Наступило время, когда казалось, что страну ждет экономическая катастрофа и избежать ее невозможно. Боялись, что колхозы и совхозы перестанут продавать продовольствие городам – ничего не стоящие рубли им не нужны, а заставлять больше некому. Что с исчезновением райкомов не удастся обеспечить тепло в домах и уборку улиц. Ждали, что голодные люди выйдут на улицы и устроят погромы. Единственный выход из положения – стремительно проводить рыночные преобразования.

Но эти настроения и ощущения уже забыты. А ведь именно поэтому начались гайдаровские реформы. Они были приняты, потому что страна уже падала в пропасть и приходилось ее спасать. Но, для того чтобы начать реформы, требовались политическая воля, программа и команда, готовая их реализовать.

Политической воли у Ельцина хватило бы на десятерых.

Реформы Егора Гайдара позволили стране начать жизнь по нормальным законам, а не по воле власти. Экономика стала исполнять не заказы Госплана, а волю потребителей. У людей проснулась экономическая инициатива, проявилась деловая жилка, возник класс предпринимателей.

Но там, где заканчиваются достоинства, начинаются недостатки. Реформы как таковые продолжались всего несколько месяцев. А дальше начались компромиссы, отступления, тайные сделки – все это привело к формированию в стране особого экономического строя, невиданно обогатившего тех, кто умело конвертировал власть в деньги.

Самыми богатыми людьми России стали бывшие директора предприятий, которые тихо приватизировали целые отрасли. То, чем они управляли по должности, превратилось в их личную собственность. Поскольку они действовали аккуратно и избегали публичности, то остались неизвестны гражданам России, и ненависть общества обрушилась на других.

На заседании правительства Гайдар предложил отказаться от всех привилегий, пока экономическая ситуация в стране не изменится к лучшему. Отменили только поставку продуктов со спецбазы: отпала нужда – с началом гайдаровских реформ еда вернулась в магазины. Новая номенклатура с огромным удовольствием осваивала прелести жизни, доступные только большому начальству. Советская система привилегий пережила Советский Союз. Новые люди сели в старые кабинеты, получили право пользоваться спецсвязью, персональными машинами, поликлиниками, больницами и санаториями, которые были доступны прежней номенклатуре.

Теперь уже ни у кого не возникало желания отменить эти привилегии или отказаться от них. Напротив, брали все с огромным удовольствием. Оправдываясь, говорили, что чем-то надо компенсировать их каторжный труд. Новое состояло в том, что прежде высокая должность была единственным способом обрести все блага. Теперь за деньги можно было получить то же самое и много больше. Открылись радости, о которых советские чиновники в закрытой стране и мечтать не могли. Поэтому должность стала рассматриваться как инструмент зарабатывания очень больших денег.

Старая советская система распределения дефицита, основанная на личных связях, легко приспособилась к новым условиям. Изменились только масштабы добра, которое они распределяли среди своих. Без связей на всех этажах бюрократического механизма нельзя было много заработать. Большие деньги раздавали крупные руководители, и чиновники с каждым годом все дороже оценивали свои услуги бизнесу. Выделение земли под строительство, передача зданий в аренду, защита от бандитов и от правоохранительных структур – все эти услуги продавались и покупались.

Вместо жесткого соблюдения единых правил игры, соблюдения налогового и таможенного кодекса постоянно делались исключения. Выносились решения о льготах. Реформаторов очень быстро оттеснили от власти. А чиновники осознали, как выгодно помогать бизнесу, который щедро расплачивался за оказанные ему услуги. И федеральные структуры, и местные чуть ли не в полном составе встроились в эту коррупционную систему. Органы власти и силовые ведомства превратились в мафиозные структуры, семьи, кланы, которые делили сферы влияния и жили по своим, неписаным законам. Они не только оказывали за взятки одноразовые услуги, но и становились тайными совладельцами крупных предприятий.

Появление олигархов было бы невозможно, если за каждым из них не стояли сильные мира сего, получавшие свою долю. Не бизнес покупал власть в России, а власть выращивала большой бизнес, который подчиняла себе.

Осень 1993 года

В начале 1993 года заговорили о том, что дни Бориса Ельцина как президента сочтены и он, видимо, скоро уйдет. Возникло ощущение, что он утратил власть над страной и за пределами Кремля ему больше никто не подчиняется.

Политики один за другим спешили дистанцироваться от президента, чтобы впоследствии доказать избирателям свою непричастность к непопулярной экономической политике. Казалось, что, когда Ельцину в ближайшем будущем придется уйти, его сменит вице-президент Александр Руцкой. Более проницательные люди видели, что на роль первого человека в стране с большим основанием претендует председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов.

Руслан Имранович со значением говорил:

– За ситуацию в стране отвечают два человека – президент и я.

Между правительством и Верховным Советом развернулась настоящая война. Депутаты во главе с Хасбулатовым исходили из того, что настоящая власть в стране – это они. Хасбулатов пробивал пакет поправок к конституции, принятие которых ставило его вровень с президентом России. Он хотел, чтобы председатель Верховного Совета получил право подписывать законы, если этого не делает президент.

Хасбулатова раздражало, что в нем не видели фигуру, равную Ельцину. И это было несправедливо, потому что Руслан Имранович талантливый политик. Возможно, Хасбулатов и сам не сразу поверил, что сумеет загнать Ельцина в угол. Но шаг за шагом переигрывал президентскую команду, допустившую непозволительное количество ошибок.

Руслан Имранович гениально манипулировал Верховным Советом. Он чувствовал зал, знал, когда поставить вопрос на голосование, когда провести голосование, когда свернуть дискуссию, знал, как зажечь депутатов и как их успокоить. Многие из них его не любили, но поддерживали, потому что он был нужен в борьбе за выживание. Ему только сильно вредила несдержанность на язык. Даже бывшего премьер-министра Англии знаменитую Маргарет Тэтчер Хасбулатов в порыве раздражения назвал «заезжей бабёшкой».

По той, советской еще конституции распустить съезд и назначить новые выборы Ельцин права не имел. Но именно это казалось единственным выходом из тупика. Он не хотел ждать, пока его попытаются выжить из Кремля. Решил нанести удар первым и обезоружить своих противников.

Общество раскололось на сторонников и противников этого решения. Причем все – и те, кто полностью поддержал Бориса Николаевича, – сходились на том, что решение, им принятое, противоречит конституции. Но одни тем не менее считали его правильным: ситуация безвыходная, и заставлять страну страдать, затягивать конфликт преступно. Другие и по сей день отстаивают позицию, что нарушать конституцию не позволено никому, и Ельцин был обязан искать иное решение.

Поразительным образом нарушение конституции поддержали самые видные российские правозащитники. Возможно, все дело было в том, что в 1993-м спор шел не о конституции, а о выборе пути. С именем Ельцина связывались надежды на демократическое развитие России и необходимые для страны экономические реформы. Оппозиция отпугивала стремлением или вернуть страну к коммунистическому прошлому, или привести к новой диктатуре.

Утром 21 марта 1993 года умерла мать Ельцина Клавдия Васильевна. Ельцину об этом не говорили до вечера – не знали, как он это перенесет. В момент острейшего кризиса, когда его судьба буквально висела на волоске, на него обрушился такой тяжелый удар.

26 марта собрался Девятый (внеочередной) съезд народных депутатов. Депутаты решили объявить Ельцину импичмент. Президент был готов объявить о роспуске съезда. Его помощники подготовили обращение к стране. Телевизионная группа готовилась записать выступление президента.

За отстранение Ельцина от власти проголосовали 617 депутатов, для импичмента не хватило трех десятков голосов. Борис Николаевич вышел к своим сторонникам, собравшимся на Васильевском спуске у Спасской башни Кремля. Выглядел он очень плохо. Но выкрикнул:

– Это победа!

Хотя о какой победе можно было говорить? Но в тот день страна находилась на грани гражданской войны. Каким бы ни было решение съезда, Ельцин бы власть не отдал. А Руцкой бы принял присягу, и появились бы в стране два президента…

Съезд народных депутатов назначил на 25 апреля референдум. Людям предстояло ответить на четыре вопроса:

1. Доверяете ли вы президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину?

2. Одобряете ли вы социально-экономическую политику, осуществляемую президентом и правительством России с 1992 года?

3. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов президента России?

4. Считаете ли необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов России?

Пойдя на референдум, Ельцин вновь, не в первый уже раз, рискнул и политической карьерой, и должностью, и, может быть, жизнью. Если бы он проиграл и потерял власть, его бы неминуемо превратили в уголовного преступника со всеми вытекающими отсюда последствиями. Предугадать итоги референдума было невозможно. Но политический инстинкт не подвел Бориса Николаевича, как не подводил никогда в жизни…

В референдуме приняли участие 64,6 процента имеющих право голоса. К полнейшему изумлению депутатов, да и самого Ельцина, его поддержали 58 процентов, а политику реформ – 53 процента! За переизбрание президента высказался всего 31 процент, переизбрания депутатов хотели 43 процента. Это был фантастический успех, полная победа Ельцина, его правительства и курса реформ.

Но быстро оправившись от шока после провала на референдуме, оппозиция вновь принялась терзать конституцию, пытаясь законным путем лишить Ельцина полномочий. Съезд народных депутатов внес более трехсот поправок в Конституцию РСФСР. Фактически это была уже новая конституция. Депутаты готовились провести поздней осенью 1993 года съезд и фактически ликвидировать институт президентства.

Помощники Ельцина говорили, что готовили юридически безукоризненный способ распустить Съезд народных депутатов, но президент не захотел ждать. Впрочем, есть и другая точка зрения: он и так слишком долго ждал. А двоевластие разрушало страну. Никто не работал, все ждали, чем закончится противоборство президента и депутатов.

18 сентября 1993 года на совещании руководителей советов всех уровней Руслан Хасбулатов публично оскорбил президента. Он сказал:

– Если большой дядя говорит, что позволительно выпивать стакан водки, то многие находят, что в этом ничего нет, мол, наш мужик. Но если так, то пусть мужик мужиком и остается и занимается мужицким делом. А наш президент под «этим делом», – председатель Верховного Совета выразительно щелкнул себя по горлу, – любой указ подпишет.

Грубые слова Хасбулатова превратились в casus belli – формальный повод для объявления войны. 21 сентября президент подписал указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе». Ельцин распустил Съезд народных депутатов и Верховный Совет и назначил на 12 декабря выборы в новый представительный орган – Федеральное собрание.

Хасбулатов и Руцкой считали, что теперь Ельцину конец: народ возмущен президентом и поддерживает Верховный Совет. Руслан Имранович верил, что он популярен в народе, а Ельцин людям надоел. Депутаты объявили президентские полномочия Ельцина прекращенными и поручили исполнение обязанностей президента Александру Руцкому. Правомерность такого решения подтвердил большинством голосов Конституционный суд. Депутаты засели в Белом доме и пытались управлять страной.

В Кремле решили подождать: долго они там не просидят. Пассивная позиция власти была ошибкой. Она привела к кровопролитию в Москве. Помимо депутатов в эту игру вступили и совсем другие люди. В Белый дом со всей страны стекались люди, почувствовавшие запах пороха и крови.

23 сентября в начале десятого вечера восемь вооруженных автоматами боевиков из тереховского «Союза офицеров» проникли в здание бывшего штаба Объединенных вооруженных сил СНГ на Ленинградском проспекте. Они обезоружили охрану. Туда отправили отряд ОМОНа, боевики бежали. Но в перестрелке погибли капитан милиции и женщина, которая случайно подошла к окну.

24 сентября вокруг Белого дома установили более жесткое оцепление: выйти из него можно было, но внутрь никого не пускали. Отключили воду, электричество и отопление. Милицейское охранение вокруг Белого дома стояло без оружия.

Патриарх Алексий II пытался выступить в качестве посредника, но руководители Белого дома не хотели ни разоружаться, ни идти на мировую. Отрезанные от страны, они питались слухами и верили в то, что народ их поддерживает. Им казалось: еще одно усилие – и ненавистный режим рухнет.

3 октября, в воскресенье утром, в столице начался мятеж. Толпа прорвала безоружное милицейское окружение, перегородила Садовое кольцо. Началась стрельба. Руцкой призвал толпу идти на мэрию – «Там у них гнездо» – и захватить Останкино – «Нам нужен эфир!» Озверевшая толпа, разогнав милиционеров, захватила высотное здание мэрии на Новом Арбате и начала его грабить. Тащили все, что попадалось под руку, – телефонные аппараты, телевизоры, ковры, стулья…

Жестоко избили заместителя главы правительства Москвы Александра Брагинского, который в тот день дежурил в здании. Физик по профессии, он был избран депутатом Моссовета, потом его пригласили в столичное правительство. Он рассказывал главному редактору журнала «Континент»:

– Публика была разная. В военизированной форме, с автоматами.

– Вас били?

– Да, сильно. Они даже на колени пытались меня поставить, но я не встал. Меня вывели на улицу и повели к Белому дому, продолжая по дороге бить. Вокруг много бандитов было, которые жаждали расправы… Меня ввели в кабинет Руцкого. Мы с ним были знакомы. Он приказал меня обыскать и бросить в подвал.

– При нем вас били?

– Да, били…

– И он это видел?

– Видел. Он был в запале – захват мэрии, возможность победы – и в состоянии какого-то головокружения. Я упал, меня связали и отвели в подвал. Я лежал в крови…

Александр Брагинский так и не оправился от этой истории, он тяжело болел и умер в ноябре 2001 года на пятьдесят четвертом году жизни.

Свидетелем захвата здания мэрии был депутат Иона Андронов:

«Над проломом парадного входа торчал бетонный козырек, а на нем стоял горделиво пожилой усач в зеленой униформе и черном берете набекрень в плакатном стиле Че Гевары. Но вместо кубинской сигары удалец держал у рта мегафон. Из него прогремело:

– Больше не будет ни мэров, ни пэров, ни херов!

Зрители весело загоготали:

– Браво, Макашов! Нашему генералу – слава!

Альберт Макашов, генерал-полковник без воинских побед и без малейшего фронтового опыта, сумел прославиться на всю Россию солдафонским острословием… Генерал пристрастился публично обзывать своих противников «сукиными сынами», «подлецами», «жабами», «крысами» или «жидами». И подстрекал по-своему линчевать их – кастрировать либо обвязать им мужские гениталии и повесить на столбах уличных фонарей».

Автобусы с вооруженными людьми под командованием генерала Макашова двинулись в сторону Останкина, чтобы взять телецентр и выйти в эфир. Если бы это удалось и на телеэкранах по всей стране появился Руцкой в роли нового президента, это могло бы изменить настроения в стране. Люди в большинстве своем предпочитают присоединиться к победителю. Вещание прекратили.

Когда прервалась телепрограмма, Руслан Хасбулатов был уверен, что это победа. Он радовался от души:

– Теперь мы выиграли. Мэрия взята. Останкино тоже. Штурм Кремля – дело нескольких часов. Сейчас сюда подходят верные нам войска. Оккупационный режим пал.

Страх распространился по городу. В какой-то момент казалось, что все кончено: столица в руках мятежников. Потом Ельцина будут подозревать в том, что он нарочно демонстрировал бессилие, дабы надежнее заманить мятежников в ловушку и получить возможность расстрелять Белый дом. Но едва ли он был способен в тот момент на такие хитроумные заговоры. Причиной трагических событий стали, прежде всего, разгильдяйство спецслужб и их неспособность предугадать следующий ход мятежников.

Утром 4 октября президент выступил по радио:

– Я обращаюсь к гражданам России. Вооруженный фашистско-коммунистический мятеж в Москве будет подавлен в самые кратчайшие сроки… В столице России гремят выстрелы и льется кровь. Свезенные со всей страны боевики, подстрекаемые руководством Белого дома, сеют смерть и разрушения… Чтобы восстановить порядок, спокойствие и мир, в Москву входят войска…

Первый вице-премьер Олег Сосковец встретился с первым заместителем Хасбулатова в Верховном Совете Юрием Ворониным и передал предложение президента: немедленно сдать оружие, чтобы избежать кровопролития. Воронин ответил отказом. По Белому дому было выпущено двенадцать снарядов – десять болванок, два зажигательных. Этого оказалось достаточно.

Евгений Савостьянов, который тогда руководил Московским управлением Министерства безопасности, рассказывал:

– В октябре девяносто третьего в Москве был вооруженный мятеж. Когда говорят, что войска расстреляли парламент, то я прошу обратить внимание на два обстоятельства. Не погиб ни один депутат парламента и ни один сотрудник аппарата Верховного Совета! А кто же погиб? Случайные прохожие, работники правоохранительных органов, павшие от рук бандитов, и вооруженные бандиты, засевшие в Белом доме и пытавшиеся нападать на объекты в Москве и чуть не устроившие в России гражданскую войну.

После подавления мятежа было задержано 6580 человек, потом их всех быстро выпустили, осталось человек двадцать. Ходили слухи о том, что на стадионе «Асморал» (бывший «Красная Пресня») омоновцы расстреляли 6000 участников обороны Белого дома… Слухи не подтвердились. Генеральная прокуратура сообщила, что 3–4 октября 1993 года около Белого дома, у здания московской мэрии и в районе телецентра Останкино погибли или впоследствии скончались от ран 123 человека.

Процесс по делу об участниках событий в октябре девяносто третьего не состоялся. Государственная дума объявила амнистию, всех обвиняемых освободили… 7 октября в память о погибших Ельцин объявил общенациональный траур.

События осени 1993 года стали поворотными в истории современной России. Страна стояла на пороге гражданской войны. Ельцин сделал то, что приветствовали одни и прокляли другие. Он решил тяжелый политический кризис силовыми средствами. Нарушил конституцию, чтобы принять другую.

Споры о том, имел ли Ельцин право разогнать парламент и расстрелять Белый дом, продолжаются и поныне. Многие не могут простить ему то, что он нарушил конституцию и устроил пальбу из танков в центре Москвы. А как развивались бы события, если бы Ельцин не применил силу? Руцкой, Хасбулатов и генерал Макашов вполне могли взять власть в Москве. Не последовали бы за этим чистки и расправы с политическими противниками, куда более кровавые, чем обстрел Белого дома?

До подавления мятежа Борис Николаевич был одним из нескольких политиков, которые вели борьбу за власть. После октябрьских событий он стал хозяином в стране. Отношение к нему мгновенно изменилось. Изменился и он сам.

Но Ельцин не воспользовался своей победой, чтобы стать диктатором. Он провел всеобщие выборы и получил Государственную думу, которая его не жаловала. Но после осени девяносто третьего в стране наступила политическая стабилизация. И до конца ельцинской эпохи уже не было ни мятежей, ни путчей, ни схваток воинствующей оппозиции с органами правопорядка.

12 декабря 1993 года одновременно с избранием депутатов Первой Государственной думы страна проголосовала за новую конституцию, которая в первую очередь изменила положение президента. Если прежде президент был всего лишь одним из центров власти и парламент при желании мог сильно ограничить его полномочия и вообще доставить ему массу неприятностей, то теперь он практически не зависел от воли депутатов.

Парламент лишился и возможности участвовать в формировании правительства. По новой конституции президент назначает председателя правительства. От Государственной думы, конечно, требуется согласие. Но, если депутаты трижды отклоняют предложенную президентом кандидатуру, он имеет право своим указом назначить премьер-министра, распустить Думу и объявить новые выборы. Если Дума выразит недоверие правительству, то президент может с ней согласиться и отправить кабинет в отставку, а может, напротив, распустить Думу и назначить новые выборы.

Чеченская война

1994 год, который мог стать началом нового этапа строительства России, закончился на трагической ноте. Попытка навести конституционный порядок в Чечне привела к кровопролитной войне.

Чеченская эпопея есть история ошибок, каждая из которых настолько ухудшала ситуацию, что российская власть вскоре оказалась в тупике. А ведь в самом начале с чеченцами еще можно было договориться на вполне приемлемых условиях, удержать республику под федеральным контролем без применения военной силы.

Возглавивший Чечню генерал Советской армии Джохар Дудаев хотел переговоров с Ельциным. Считал, что с ним, лидером целого народа, должен встретиться сам глава России. В Грозный прилетел вице-президент Руцкой. Встретился с Дудаевым.

Казалось, два генерала-летчика нашли общий язык. Но, вернувшись в Москву, Руцкой сказал на сессии Верховного Совета, что в Чечне расцвел бандитизм. Это было недалеко от истины. Но с кем-то в Грозном все-таки следовало договариваться. А Руцкой оттолкнул и тех, с кем еще можно было иметь дело. В ответ оскорбленный Джохар Дудаев объявил в Чечне мобилизацию. Фактически это было объявление войны Москве.

Все, кто мог, вооружились – или с оружием в руках стали зарабатывать на жизнь, или, напротив, защищаться от бандитов. В худшем положении оказались в республике русские, им неоткуда было взять оружие, и они чаще всего становились жертвами уголовников.

Зараза поползла по всему Северному Кавказу. Конфедерация народов Северного Кавказа превратилась в агрессивную вооруженную силу. Чечня вообще стала бандитской территорией, оттуда потекли фальшивые банковские документы (авизовки) и рэкетиры. Болезнь развивалась по худшему сценарию. То ли как раковая опухоль, которая дала метастазы сначала по всему Кавказу, потом в глубь России. То ли как острый воспалительный очаг, который отравляет весь организм в целом.

Во второй половине 1994 года Федеральная служба контрразведки предложила свой вариант решения чеченской проблемы: дать оппозиции оружие и деньги, и она сама свергнет Дудаева. Казалось, что его власть ослабла. Федеральная служба контрразведки убедила Ельцина, что решит чеченскую проблему руками оппозиции: сами чеченцы наведут порядок в республике и попросят Москву взять их под свое крыло.

Люди из спецслужб – мастера уговаривать. Многие политики попадали в глупое положение, поверив в их обещание обделать самое заковыристое дельце без шума и пыли…

Оппозиция получила от федеральной армии бронетранспортеры, вертолеты и сорок танков. 26 ноября 1994 года отряды оппозиции, поддержанные танками и федеральной пехотой, вошли в Грозный. И в тот же день были разгромлены боевиками, верными Дудаеву. Танки легко дошли до центра города, где их сожгли из гранатометов. Танкисты – несчастные ребята – попали в плен. Чеченцы пригласили телевидение, чтобы операторы засняли, как захваченные в плен солдаты и офицеры признают, что их отправила в Чечню Федеральная служба контрразведки.

Министр обороны Павел Грачев публично отрекся от своих подчиненных, заявив, что такие люди, мол, не числятся в списках личного состава Вооруженных сил России. Он действовал, как сговорились: утверждал, что все это работа самой чеченской оппозиции. Но командир не может бросить своих солдат в трудной ситуации…

Солдаты федеральных сил, которых, мало что объясняя, бросали в Чечню, не могли толком понять, ради чего они воюют на своей собственной земле. И подозревали, что в неблагоприятной ситуации их тоже оставят на произвол судьбы. Это в значительной степени предопределило неудачу в первой чеченской войне.

Директор Федеральной службы контрразведки Сергей Степашин – в отличие от других силовых министров – не прятался за чужие спины, а взял на себя ответственность за трагедию в Грозном. Он не побоялся сознаться в том, что в плен захвачены именно российские солдаты и офицеры, и сделал все, от него зависящее, для освобождения их из плена. Всех танкистов, штурмовавших Грозный, по его приказу зачислили в штат Федеральной службы контрразведки, чтобы уволить их с правом на пенсию. Погибших танкистов зачислили задним числом, чтобы пенсию получали родные.

Президент Ельцин испытал чудовищное унижение: ему утер нос какой-то генерал-чеченец, которого он и на порог не пускал! Душа Ельцина жаждала мести. И все вокруг уверяли президента, что задавить Дудаева несложно.

Совет безопасности принял решение о полномасштабной военной операции в Чечне. Операцию планировалось провести в две-три недели. Военные докладывали, что настоящего противника в Чечне нет и быть не может, там есть некоторое количество вооруженных бандитов – они, завидев наступающую армию, быстро разбегутся.

Так началась война. Она оттолкнула от Ельцина почти всех его сторонников. Мало кто сохранил ему верность – помимо тех, кому он был работодателем. Он перестал в глазах людей быть реформатором и стал властителем – таким же, как многие другие, кого люди не любят и не уважают, вынуждены терпеть, но не более. Кровавая чеченская война – пожалуй, главное, что можно поставить в вину президенту Ельцину.

Его последние выборы

Борис Николаевич вступил в президентскую гонку в 1996 году в исключительно неблагоприятных обстоятельствах. Он давно находился у власти, и у людей были все основания винить его во всех неудачах экономической жизни. Да, собственно, одной только войны в Чечне было достаточно для того, чтобы погубить любую политическую карьеру.

Академик Юрий Рыжов вспоминал, как на заседании Президентского совета Ельцин спросил у присутствующих:

– Идти или не идти на выборы?

Он не кокетничал. Скорее проверял уже принятое решение. Первым отозвался питерский мэр Анатолий Собчак:

– Борис Николаевич, у вас рейтинг меньше пяти процентов. Могут пройти коммунисты. Пусть лучше Черномырдин пойдет в президенты.

Рыжов сидел как раз напротив Ельцина, видел: у него ни один мускул не дрогнул.

Выступил иркутский губернатор Юрий Ножиков:

– В нашей области, Борис Николаевич, вы третий по рейтингу.

Ельцин отрезал:

– Я везде – первый!

Два человека – Анатолий Чубайс и Александр Лебедь – сыграли в 1996 году ключевую роль в победе Ельцина. Борис Николаевич сумел поставить себе на службу самого умелого менеджера и самого популярного политика страны.

Несколько очень богатых бизнесменов согласились финансировать избирательную кампанию Ельцина. Борис Березовский и Владимир Гусинский еще и обещали мобилизовать телевизионные возможности двух каналов – ОРТ и НТВ.

Уверенность противников Ельцина в том, что в 1996 году он одержал победу только благодаря умелой пропагандистской кампании, отражает веру в тотальную пропаганду, во всемогущество телевидения, политической рекламы, умелого манипулирования мозгами. В то, что, если постараться, избирателя можно заставить проголосовать за что угодно.

Это не совсем так. Личный интерес олигархов совпал с интересами большей части страны. Прихода к власти кандидата от компартии Геннадия Зюганова и его команды боялись и те, кто не нажил палат каменных. Поэтому на выборах 1996 года многие говорили: лучше Ельцин со всеми его недостатками, чем Зюганов и его команда. Все знали, кто такой Ельцин и чего от него ждать.

Да и кандидата от коммунистов трудно было назвать обаятельным политиком, за которого хочется голосовать. Один немецкий журналист так отозвался о Зюганове: он похож на трактор «Беларусь» – неуклюжий, неповоротливый, зато ему износу нет. За плечами бесцветная карьера. Бюрократ средней руки. Когда Зюганов говорит, кажется, что ему так же скучно, как и слушателям…

Стратегия ельцинского штаба, который возглавил Анатолий Чубайс, была очень простой. Люди должны осознать, что предстоит сделать выбор не между двумя кандидатами, а между нормальной жизнью и возвращением к тоталитарному режиму.

Сам Ельцин старался опровергнуть представление о нем как о больном и уставшем человеке. Ему предстояло объехать всю страну и повсюду демонстрировать динамизм и решительность, готовность решать любые проблемы. Знаменитые кадры, когда Ельцин, сбросив пиджак, танцует на сцене, будут потом показаны сотни раз.

Певец Евгений Осин вспоминал:

– Во время моего выступления он вдруг попросил, чтобы ему «подыграли что-нибудь такое», и совершенно неожиданно выскочил на сцену, повергнув в шок администраторов и охрану…

Больное сердце нельзя подвергать таким испытаниям. Но он хотел победить и ради победы готов был на все. Борис Николаевич вернул себе симпатии тех избирателей, которые в нем успели разочароваться, но не стали ему врагами. Мало кто знал тогда, чего это ему стоило. Проблемы с сердцем в 1995 году несколько раз укладывали Ельцина в постель. Он вел, мягко говоря, неправильный образ жизни.

Александр Шохин вспоминал, как Борису Николаевичу с явным удовольствием снова и снова наливали. Заранее предвидя ответ, как бы по простоте душевной спрашивали:

– Сколько наливать?

– Ты что, краев не видишь?

Спрашивать, почему Ельцин пил, наверное, нелепо. В нашей стране удивление скорее вызывают непьющие люди. Впрочем, помимо национальных традиций есть, наверное, и другие причины для злоупотребления горячительными напитками. Психиатры уверяют, что Борис Николаевич таким образом спасался от постоянных стрессов…

Кремль пустился во все тяжкие для того, чтобы скрыть детали его болезни, и это, естественно, породило множество слухов в России и за рубежом. Говорили, что состояние президента на самом деле хуже, чем об этом сообщается. Так оно потом и оказалось.

Президентские выборы прошли 3 июня 1996 года. Выиграть в первом туре Борису Николаевичу не удалось. Ельцин набрал больше всех голосов, но ему предстоял второй тур – соревнование с Зюгановым. Генерал Лебедь по количеству собранных голосов был на третьем месте. Тогда решили заключить союз с Лебедем. И это получилось! Лебедь очень помог Ельцину, хотя, пожалуй, погубил тогда собственную политическую карьеру.

Если бы Александр Иванович остался видным оппозиционным политиком, у него, возможно, сохранился бы шанс на вторую попытку в 2000 году. Но он был слишком неопытен, хотел получить все и сразу. Не победив на выборах, не знал, чем ему заняться. Сидеть в Думе – это не для него. И тут подоспело предложение Ельцина войти в президентскую команду. У провинциального генерала, не успевшего освоиться в Москве, закружилась голова от близости власти.

19 июня Лебедь предложил своим сторонникам голосовать за Ельцина. Взамен он получил крепкое рукопожатие Бориса Николаевича, который многозначительно произнес:

– Это союз двух политиков.

На самом деле это была циничная сделка. Ельцин накануне второго тура голосования покупал Лебедя и голоса его избирателей. Александру Ивановичу дали должность секретаря Совета безопасности и помощника президента. Лебедь, казалось, не верил своим глазам: неужели это он в Кремле, рядом с президентом?

Но самое ужасное состояло в том, что перед вторым туром, в ночь с 25 на 26 июня, у Ельцина вновь развился тяжелейший инфаркт – врачи поражались, как он вообще выжил… Предвыборный штаб Ельцина должен был проводить избирательную кампанию без кандидата. Борис Николаевич в прямом смысле не мог встать с постели. Когда в день выборов показывали, как Ельцин опускает бюллетень в урну для голосования, вспомнились последние съемки уже смертельно больного Черненко…

Казалось, все рушится. Если страна поймет, в чем дело, люди не проголосуют за тяжелобольного человека, и победит Зюганов. Тем не менее люди уже сделали выбор. В воскресенье, 3 июля, во втором туре Борис Николаевич получил 53,82 процента голосов, Геннадий Андреевич – 40,3 процента.

Одержав победу на выборах, президент Ельцин представил убедительное свидетельство своего политического здоровья. Но теперь окружающий мир был обеспокоен его физическим здоровьем.

Болезнь и закат

Борис Николаевич не в состоянии был целый день высидеть в Кремле. Все больше времени проводил в загородной резиденции. Его появление на телеэкране производило странное и жалкое впечатление. Он казался далеким не только от народа, но и от собственного правительства. Многие министры видели его только по телевидению. Он замкнулся в узком окружении, где главную скрипку играли его дочь Татьяна Дьяченко и ее будущий муж Валентин Юмашев.

История болезни Ельцина составляет не один толстенный том. Букета даже известных всем нам заболеваний достаточно, чтобы другого человека – не президента – давно отправили бы на покой. Правда, нам постоянно говорили, что его интеллектуальные способности не затронуты. Но на телевизионном экране мы видели малоподвижного человека, который говорил крайне медленно и с видимым трудом.

Как только президент замкнулся в узком кругу особо близких и доверенных лиц, сложилось впечатление, что эти люди и принимают все ключевые решения в стране. Летом 1999 года общество было убеждено, что вся власть в руках этих людей. Появился даже термин «семья», потому что часть этого доверенного круга была связана с президентом не только служебными, но и родственными отношениями.

Никто твердо не мог назвать состав этой «семьи». Критерием был постоянный доступ к президенту – важнейшая привилегия в чиновничьем мире. Обычно в этот круг включали дочь президента Татьяну Дьяченко, журналиста Валентина Юмашева, главу президентской администрации Александра Волошина, предпринимателя Бориса Березовского, управляющего делами президента Павла Бородина.

Бориса Николаевича Ельцина страна когда-то поддержала как человека, выступившего против привилегий, готового разделить с людьми тяготы их жизни. А кончилось это святочным рассказом для телезрителей о том, что жена будто бы жарит ему котлеты, купленные в магазине, чему уж точно никто не поверил, и красивой жизнью его окружения, которое даже не стеснялось демонстрировать свое процветание. Вот это, наверное, больше всего отвратило людей от Ельцина.

Наконец наступил момент, когда Ельцин, видимо, осознал: его силы исчерпаны, то, что он предполагал, ему уже не сделать. Он всерьез задумался о преемнике.

При голосовании в Думе Путин набрал всего 233 голоса – меньше всех своих предшественников. Это была унизительно маленькая цифра. Слова Ельцина в поддержку Путина всерьез никто не воспринимал. А потом стало ясно, что на сей раз Ельцин не промахнулся.

Когда Путин возглавил правительство, закончилась, собственно, эпоха Ельцина. Ни мы, ни он сам об этом еще не подозревали. Но в тот день, когда удивленная и раздраженная страна узнала, что появился новый глава правительства, началась эпоха мало кому известного Путина.

Многие сомневались: сам ли Борис Николаевич принял неожиданное для страны и мира решение уйти, чтобы передать кресло Путину? Или же вынужден покинуть Кремль, подчиняясь чьей-то сильной воле? И вообще – в какой степени в последние месяцы и годы он решал, что и как будет, а в какой прислушивался к настойчивым советам других?

Ельцин, несмотря на возраст и болезни, оставался человеком очень волевым и своенравным. Он не любил ездить по накатанной колее. Ему нравилось удивлять окружающих хорошо подготовленными экспромтами, которые потом обильно цитировались. Иногда его своенравие проявлялось самым странным образом.

Так почему же он все-таки решил уйти досрочно? Сейчас, наверное, не все это помнят, но в конце 1999 года Ельцин еле-еле ходил. Он производил впечатление неизлечимо больного человека, который не в состоянии управлять государством. Казалось, земной жизни ему осталось совсем немного. Уйдя в отставку, он явно продлил свою жизнь на несколько лет.

Но в 1999 году его явно преследовал не страх смерти. Он боялся того, что может последовать за победой на выборах кого-то из его политических противников. В разгар бурной предвыборной кампании один из оппозиционных политиков публично напомнил ему о судьбе семьи румынского вождя Николае Чаушеску, сметенного волной народного гнева. Это прозвучало достаточно зловеще, потому что Николае и Елена Чаушеску были расстреляны без суда и следствия, а их сына посадили на скамью подсудимых…

Борис Николаевич был человеком не робкого десятка и, скорее всего, боялся не за себя, а за семью – в узком смысле этого слова. Боялся или его пугали – этого мы знать не можем. В окружении президента опасались, что выборы выиграет команда Примакова – Лужкова и за этим последуют репрессии в отношении ельцинской семьи. Опасались, вероятно, напрасно. Но в 1999 году в Кремле все силы были брошены на избрание президентом своего человека. Считалось, что досрочные выборы дадут ему фору, а другие кандидаты не успеют приготовиться к предвыборной кампании.

Ельцин с удовольствием вспоминал, как ловко он организовал передачу власти Владимиру Путину. При этом не задумывался – или не хотел задуматься – над тем, что эта операция носила циничный характер. Формально все было сделано по закону, а по существу право российских граждан выбрать себе такого президента, которого они хотят, было ограничено. Позднее станет ясно, что Ельцин привел к власти своего антипода (по взглядам на мир). И именно в тот момент началось изменение политической системы.

– Это решение, – вспоминает бывший сотрудник президентского аппарата Андрей Вавра, – в тот момент представлялось единственно возможным, обусловленным конкретной политической ситуацией. Имею в виду принцип передачи власти доверенному лицу (я не про личности, а именно про сам принцип). Одноразовое действие превратилось в скором времени в базовый принцип всей нашей политической системы. На ключевых постах оказались доверенные лица. «Свои». Но доверенные лица не могут все делать сами. Они должны тоже опираться на таких же доверенных лиц – тоже на «своих». В результате страна разделилась на «своих» и всех прочих…

Татьяна Дьяченко позднее признавалась журналистам, что Владимир Владимирович связан «человеческими обязательствами»:

– И не перед какой-то абстрактной командой, а перед папой.

Теоретически речь должна была идти не только о личной судьбе Бориса Николаевича, семьи и некоторых фигур его окружения. Логично было бы предположить, что они обговорили и те ключевые направления политики, которые Путин возьмется продолжать. Но эту важнейшую часть разговора оба участника судьбоносной беседы в Кремле нам не пересказали. Может быть, эта тема и не обсуждалась? Наследник обещал первому президенту позаботиться о нем и его семье, но в большой политике не стал связывать себе руки.

Все поразились, как легко Борис Николаевич пережил уход на пенсию. Он вел тихую жизнь пенсионера, лечился, ходил в театры, путешествовал, насколько позволяли силы. Несколько раз Ельцин высказывал то, что не очень нравилось в Кремле. Например, в декабре 2000 года в интервью «Комсомольской правде» твердо заявил:

– Я категорически против возвращения гимна СССР в качестве государственного. Такими вещами не шутят.

Владимиру Путину эти слова никак не могли понравиться, потому что это он решил вернуть стране старый гимн с новыми словами.

24 июня 2002 года на пресс-конференции президент Путин так отозвался о Ельцине:

– Он свободный человек. Имеет возможность свободно передвигаться, встречаться, высказывать свое мнение. Думаю, что ничего здесь плохого нет. Но по многим проблемам у меня есть свое мнение, и я буду реализовывать то, что считаю нужным, то, что считаю соответствующим интересам России. Борис Николаевич яркий человек, опытный политик. У него есть свое мнение, он его высказывает. Ну спасибо. Будем иметь в виду.

А Ельцин еще несколько раз выражал свое несогласие с политической практикой своего наследника. Резкий тон первого президента воспринимался как несогласие с политическими шагами Путина. Но когда его спрашивали, не сожалеет ли он, что выбрал Владимира Владимировича своим преемником, твердо отвечал:

– Нет.

Со стороны судить непросто, но возникало ощущение, что Борис Николаевич жил в нереальном мире, считая, что дела в государстве идут все лучше и лучше. Семья, заботясь о здоровье близкого и дорогого человека, делала все, чтобы он пребывал подальше от забот и тревог страны.

Смерть и прощание

Борис Николаевич Ельцин скончался в понедельник 23 апреля 2007 года в 15 часов 45 минут в Центральной клинической больнице. У него остановилось сердце. На смерть Ельцина откликнулась вся страна.

Президент Владимир Путин позвонил Наине Иосифовне и выразил ей соболезнования. Вечером он выступил по телевидению, и слова его звучали искренне:

– Мы знали Бориса Николаевича как мужественного и при этом сердечного, душевного человека. Это был прямой и смелый национальный лидер… Ушел человек, благодаря которому началась целая эпоха. Родилась новая демократическая Россия – свободное, открытое миру государство. Благодаря воле и прямой инициативе Бориса Ельцина была принята новая конституция, провозгласившая права человека высшей ценностью. Она открыла людям возможность свободно выражать свои мысли, свободно выбирать власть в стране.

На пленарном заседании Государственной думы председательствовал вице-спикер Олег Морозов. Он предложил почтить память Ельцина минутой молчания. Только депутаты-коммунисты отказались вставать и не участвовали в похоронах первого президента России, которого всегда ненавидели.

Президент Путин перенес на день оглашение своего послания Федеральному собранию и своим указом объявил общенациональный траур. Церемония прощания с Ельциным проходила в храме Христа Спасителя. Гроб стоял в центре зала, почетный караул нес президентский полк. На двух скамейках сидела семья – на первой Наина Иосифовна с дочками и зятьями, на второй внуки.

Выстроилась большая очередь. Цветы раскупали с невероятной скоростью. К середине ночи желающих попрощаться было больше всего. К утру поток спал. Проститься с Ельциным, по данным милиции, успели 25000 человек. Люди проходили мимо гроба, накрытого российским флагом, кланялись и оставляли цветы. Многие, кто побывал в храме Христа Спасителя, отмечали, сколько в этом нескончаемом потоке было хороших, открытых и молодых лиц.

По православному канону в последний раз отпевали почившего в бозе императора Александра III в 1894 году. И в послании Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II говорилось:

«Впервые за сто с лишним лет мы прощаемся с главой Государства Российского в храме, прощаемся с молитвой».

А страна три дня говорила о Ельцине. Вдруг не без ностальгии вспомнили эпоху, которую последние годы поминали только недобрым словом – «лихие девяностые».

Самого Бориса Николаевича считают ответственным за распад Советского Союза, тяжелый экономический кризис, хаос, коррупцию и власть олигархов. Его эпоху называют десятилетием упущенных возможностей, временем великих надежд и разочарований.

Но только ли Ельцин виноват в том, что не сбылись наши чаяния? Мы наивно надеялись, что все произойдет как-то само собой, без нашего участия. Что он все сделает за нас один. Это задача не для одного человека. Не получилось, и тогда Ельцина стали топтать ногами с той же остервенелостью, с какой еще недавно потрясали его портретами на митингах и демонстрациях.

Считать его правление эпохой бесконечных провалов и неудач, понятное дело, крайне выгодно для наследников. А тут, после смерти Ельцина, вспомнили о том, что он был выдающейся фигурой, без которой невозможны крутые повороты истории, что он – первый избранный народом глава России. Сколько бы ни кричали об «антинародном режиме», Борис Николаевич – единственный, кто получил мандат народа (причем не единожды!) на свою политику. Более того, он первый, кто добровольно – в отличие от Николая II, Хрущева или Горбачева-оставил свой пост. И он первый глава государства, кто счел своим долгом дважды просить прощения за свои ошибки.

После смерти Ельцина вспомнили, какой была страна, когда он стал президентом: очереди, пустые полки, забастовки и бунты… Вспомнили, что демократия и либеральные реформы заложили базу для нынешних экономических успехов. На короткий миг изменилось государственное телевидение: на экраны вернулись его прежние соратники и помощники, которые не только называли Бориса Николаевича выдающимся политиком, чье имя навсегда вошло в историю, но и с тревогой повторяли, что основные достижения его эпохи либо отменены, либо поставлены под сомнение – прежде всего свободы и права человека.

Ельцин принадлежал к тем, кто делает историю. Хотя хочется воскликнуть: о каком месте в истории можно говорить применительно к человеку, которым все недовольны? Но пройдет время, и оценки изменятся. Ведь даже Леонид Ильич Брежнев, который при жизни был только объектом насмешек, персонажем анекдотов, сейчас оценивается иначе и многим кажется олицетворением стабильности, сытой и спокойной жизни.

Ельцин создал государство, в котором мы живем. Без него мы бы оказались совсем в другой стране. Нарушив историческую традицию, Ельцин перестал давить своих подданных и насильно тянуть в светлое будущее. Нельзя сказать, что народ ему за это сильно благодарен.

Владимир Путин. Последняя надежда