яются из Турции… Греческих подданных большей частью вовсе не выпускают. Таким образом, иметь агентов в Турции сейчас чрезвычайно трудно… Довольствоваться мелкими агентами в настоящее время нецелесообразно. Необходимо привлечь агентов, стоящих у первоисточников, например, кого-либо из членов комитета „Единение и прогресс“, турецких дипломатических миссий, турецких офицеров, австрийцев или болгар, причем придется не остановиться перед крупными расходами, зато получаемые сведения будут действительно серьезны… Необходимо вернуться к более широкой смете. В противном случае будет даром потеряно время…» [20].
Настойчивость резидента-новичка, запрашивающего, помимо денег, «полной свободы инициативы и деятельности», не понравилась руководству военной разведки. В феврале 1915 года Огенквар распорядился «прекратить деятельность агента Янчевецкого по разведке в Турции из-за его полной неподготовленности» [21]. Но Василий Григорьевич еще применит свои способности по сбору конфиденциальных сведений. На основном же поприще он сумел наладить канал получения информации из турецкой столицы. К примеру, 7 мая 1915 года ПТА разослало своим подписчикам сообщение со ссылкой на корреспондента в Бухаресте: «Согласно известиям, полученным из Константинополя, крейсер „Гебен“ при последней встрече с русской эскадрой получил серьезные повреждения и возвратился в Босфор на буксире „Бреслау“. Энергичные действия русского флота в Черном море у входа в Босфор начинают сильно тревожить турок» [22].
Полковник Семенов, будучи опытным разведчиком, вероятно, не отказался совсем от помощи журналиста, имеющего особые связи в турецком посольстве. Военный агент знал от своих осведомителей о поставках в Турцию через Румынию боеприпасов германского производства. Румынское правительство уверяло, что препятствует транзиту. «Из источника, косвенно проверенного, я узнал, что 1 марта в Бухаресте было особое совещание по изложенному вопросу, на котором участвовали: Халил-бей, председатель оттоманского парламента, турецкий посланник Сефа-бей, германский посланник с военным агентом, болгарский посланник и представитель румынского военного ведомства, – телеграфировал Борис Анатольевич в Огенквар. – На этом совещании было принято принципиальное решение, что военный груз будет выпущен из Румынии, но по частям, причем будут сделаны ссылки, что груз предназначен для нейтральной Болгарии» [23].
Румыния на дипломатическом уровне демонстрировала готовность вступить в войну на стороне Антанты, обговаривала условия, но при этом не спешила заключать какие-либо соглашения. Как сообщали в феврале 1915 года в Петроград из российского посольства в Бухаресте, премьер-министр Братиану «отложил окончательное решение до тех пор, пока не произойдет такое событие, военное или политическое, которое даст Румынии возможность выступить с совершенной уверенностью в том, что она получит все ей обещанное с минимальной затратой сил, крови и денег» [24].
Таких событий не происходило. В апреле австро-германские войска прорвали фронт в Галиции и заставили русскую армию отступать, оставляя территории, быстро и успешно занятые в начале войны. Мощный удар немцы нанесли в Польше и на исходе июля вошли в Варшаву, спустя месяц взяли Гродно. В Прибалтике они смогли продвинуться до Риги. Сводки штаба Верховного главнокомандующего, которые Янчевецкий читал в Бухаресте, сообщали об упорных боях, атаках и контратаках, перегруппировках войск, взятых в плен солдатах и захваченном вооружении противника, но ничего – о потерях и причинах стратегических неудач российской армии. Василий Григорьевич радовался, узнавая об успешных операциях против турок на Кавказском фронте; до него доходили слухи, будто оппозиция Энверу-паше, ставшему великим визирем, крепнет, и в турецких гарнизонах уже открыто высказывают недовольство участием в войне. Но румынов больше интересовали изменения в расстановке сил в Европе.
«Лето 1915 года было интересно и поучительно для стороннего наблюдателя в Бухаресте, – отмечал полковник Павел Игнатьев, начальник контрразведки Юго-западного фронта. – С одной стороны, высшее румынское общество не скрывало своих профранцузских и прорусских настроений, с другой – крупные дельцы и богатые капиталисты объявляли себя сторонниками Центральных империй. Этот ежедневный антагонизм странным образом оживлял небольшую столицу, раздираемую такими противоречивыми мнениями… Газеты ежедневно получали тенденциозные новости. Румыния была наводнена германскими фильмами, [в которых] показывали разгром наших армий, долгие рассуждения военнопленных, триумфальные вступления в города, захваченные в 1914 году» [25].
Янчевецкий временами ощущал унизительное бессилие. Еще в мае он телеграфировал в МИД (напомню, что ПТА подчинялось Совету министров): Германия «связала своими капиталами и кредитом в банках румынскую промышленность, аристократию, политических деятелей и землевладельцев… Сейчас аристократия столько зарабатывает от немцев, что боится вступить в войну, чтобы не лишиться сразу притока немецкого золота… Нет ни одной расположенной дружески к России газеты… Немцы полили золотым дождем румынскую печать, которая вся заговорила против нас» [26]. Все, что он мог – это информировать Петроград о колебаниях настроений в румынском обществе, деловых и придворных кругах, правительстве и парламенте, дополняя доклады из российского посольства. Через полтора года все изменится. «Через посредство Братиану снабжаю румынскую прессу всеми имеющимися у меня и доступными оглашению материалами, – будет отчитываться Василий Григорьевич в марте 1917 года. – Весьма желательно, чтобы министерство возможно полнее уведомляло меня о положении дел в России для правильного освещения его мною в глазах румынского правительства и устах румынской слабо осведомленной прессы…» [27]. Летом 1915 года в войну включилась Италия – на стороне Антанты, в октябре Болгария – на стороне Германии, Австрии и Турции. Болгары столкнулись с сербами за Македонию, но у них были претензии и к румынам. Однако в феврале 1916 года румынский премьер-министр в беседе с военным агентом полковником Татариновым резюмировал: «Румыния выступит только в момент общего наступления всех держав Согласия на всех фронтах… У нас есть время, чтобы успеть сговориться» [28]. Брусиловский прорыв показал, что война может завершиться победой России и ее союзников. Только пленными австро-венгерская армия потеряла свыше 400 000 солдат и офицеров. 14 августа 1916 года Румыния объявила войну Австро-Венгрии. В ту же ночь, прежде чем румыны начали наступление в горной Трансильвании, германские цеппелины бомбили Бухарест.
«В моей памяти детской сохранилась удивительная картина, – вспоминал Михаил Янчевецкий (когда лето еще было мирным, Ольга Петровна, как обычно, привезла сына к отцу). – Ночью я проснулся в своей кроватке от какого-то шума и вижу, что на балконе стоит отец. Я тоже вышел на балкон и увидел, как по темному ночному небу движется как бы серая туча. Это были цеппелины. В этой туче проблескивали огоньки, стреляли оттуда, бомбы бросали.
Василий Янчевецкий с Марией Масловой, дочерью Женей и сыном Мишей. Бухарест, 1916 год (из архива семьи Янчевецких).
Я навсегда сохранил это сильное впечатление раннего детства» [29].
Берлин, Вена и София не предполагали, что с Румынией удастся справиться менее чем за три месяца. Австрийцы опомнились и уверенно вытеснили две румынских армии из Трансильвании. На юго-востоке, в Придунавье армия болгар, турок и немцев разгромила 3-ю румынскую армию. Русский армейский корпус, пришедший на помощь союзнику, сдерживал натиск болгар в приморской части страны. В сентябре румыны перешли в контрнаступление, форсировав Дунай, но оно провалилось. К концу октября почти вся приморская Добруджа была захвачена противником. Россия, связанная боями в Карпатах, не смогла вовремя послать подкрепления. На исходе ноября немцы и австрийцы подступили к румынской столице. Ее оборона была недолгой – уже 6 декабря победители шагали по улицам Бухареста.
Остатки румынских вооруженных сил (около 30 000 человек) отступили на северо-восток, в Молдову. Туда же отошли русские войска. Королевский двор и правительство разместились в Яссах. Но королевства больше не существовало. Три четверти страны оказались под оккупацией. Румыния потеряла свыше 200 000 солдат убитыми и пленными. Россия вместо поддержки и плацдарма обрела новую 500-километровую линию обороны. На Румынский фронт Петрограду пришлось направить четыре армии. Генерал-лейтенант Антон Деникин, командовавший переброшенным к Дунаю 8-м армейским корпусом, так определил причины поражения румын: полное игнорирование опыта протекавшей перед их глазами мировой войны, легкомысленное до преступности снаряжение и снабжение армии, наличие нескольких хороших генералов, изнеженного и не стоявшего на должной высоте корпуса офицеров и совсем необученной пехоты [30].
Тихие провинциальные Яссы превратились в прифронтовой город. Были закрыты все клубы, кофейни и трактиры. После 10 часов вечера действовал комендантский режим. Патрули в случае неподчинения приказам имели право открыть огонь на поражение.
Василий Янчевецкий теперь не просто корреспондент телеграфного агентства, а доверенное лицо генерал-майора Александра Мосолова – чрезвычайного посланника Николая II в Румынии, бывшего начальника канцелярии Министерства императорского двора. Он готовит для его превосходительства оперативные обзоры румынской прессы и рассказывает о своих наблюдениях и содержании бесед с политиками, военными, гражданскими служащими, анонимность которых при этом строго соблюдается.
«11 декабря 1916 года. Все румыны полны безнадежного отчаяния… „Что делают ваши бесчисленные армии, которые вошли в Румынию? Что делаю ваши генералы? Вы открыто заявили, что Константинополь будет принадлежать вам. Но что же предпринимается для того, чтобы его взять?.. Когда начались первые неудачи войны, мы примирялись, говоря – такова война, надо терпеть и ждать. Но уже от Румынии скоро ничего не останется… Для чего же было толкать нас выступить?“. Приблизительно такого рода вопросы мне приходится слышать постоянно последние дни» [31].