Год командования «Таэрлессом» у родных берегов был полон хорошими событиями и прошел в славной компании. Можно выделить один важный эпизод, произошедший однажды по возвращении после длинного и трудного дня инспектирования моего корабля. Мой командир эскадры стоял на мостике и беспристрастно смотрел вокруг. В то время как я пессимистично размышлял о том, как мы сработали, его продолговатое лицо с острыми очертаниями было невозмутимо. Маршрут подхода к плавбазе, пришвартованной в бухте Ротсей в Клайд Вик, проходит через акваторию, часто заполненную приближающимися к финишной линии яхтами, на которых, без сомнения, много важных местных персон. Более всего они обеспокоены тем, как «подрезать» своих противников, а не тем, чтобы уступить дорогу рабочему классу. Чтобы ошвартоваться вовремя, я должен был прокладывать свой курс между лидеров, приводя в бешенство рулевых яхт класса «дракон». В итоге лодка пересекла финишную линию, находясь между двумя лидирующими яхтами. Я нервно осмотрелся вокруг – мой комэск спокойно улыбался. Убежденный рыбак, он воспринимал всех яхтсменов как неизбежную неприятность и финиш третьим на подводной лодке в гонке яхт класса «дракон» в Клайд Вик его очень порадовал. Инспекция прошла успешно.
В начале 1962 года я оставил «Таэрлесс» и провел шесть прекрасных месяцев на противолодочном фрегате «Фалмут», базировавшемся в Лондондерри. Затем на целый год возвратился в военно-морской колледж в Гринвиче, чтобы пройти подготовку по ядерному реактору. Это был очень специальный курс, предназначенный прежде всего для офицеров инженерного профиля. Теперь, будучи уже капитан-лейтенантом – две широкие и узкая полоски на рукаве, я столкнулся с самой трудной работой, которую когда-либо выполнял. Этой работе не помогала даже самая мерзкая за последние несколько лет зима. Последний из больших смогов случился в ноябре. Чтобы добраться до работы пешком требовалось тридцать минут, а ехать на машине – сорок пять. В феврале выпал снег, пролежавший шесть недель, и я ходил на лыжах в парке Гринвича. В нашем доме мы собрали все электрические камины на мансарду, чтобы исключить замерзание водяной системы. Как раз в эту холодину и родилась наша дочь Тесса.
Математика началась там, где я ее оставил более десяти лет назад, равно как и все другие предметы, необходимые для понимания теории процессов, проходящих в ядерных реакторах и их устройствах. Два часа на выполнение домашнего задания выкраивались в основном ночью. Мы изучали все, начиная от химии воды и до теории относительности Эйнштейна в трехмерной алгебре. Кроме того, в последнем, третьем, семестре у нас был курсовой проект по разработке реактора. Я сдал работу с огромным облегчением за три недели до истечения срока. Несколько дней спустя меня спросили, могу ли я быть так любезен ответить на вторую половину вопроса.
Экзамен у меня приняли, и я продолжил учебу на пятимесячных противолодочных курсах. Потом меня временно назначили командиром «Грэмпеса» (на период завершения работ на «Вэлианте» в Барроу-ин-Фернессе). Я стал старшим помощником капитана 2 ранга Питера Герберта, еще одного знаменитого человека, закончившего службу как адмирал сэр Питер Герберт, кавалер орденов Бани и Британской империи.
«Вэлиант» водоизмещением 3500 тонн была первой британской атомной торпедной подводной лодкой, известной как «флотская субмарина». На лодке был установлен водяной реактор высокого давления, который обеспечивал ей такую скорость, которую я никогда прежде под водой не испытывал. Ее длина составляла 282 фута, несколько больше, чем у «Дредноута», ширина – 32 фута. Лодка имела три палубы, кроме верхней, и управлялась подобно огромному, очень медленному самолету без иллюминаторов с экипажем в 100 человек. Она базировалась в Клайде.
Мы ввели ее в состав флота и провели целый ряд испытаний оборудования, что всегда требуется от головного корабля в своем классе. Последним из таких испытаний, проведенных до моего ухода с лодки, был переход в подводном положении от Шотландии до Сингапура. Моя служба на «Вэлианте» закончилось в 1967 году с присвоением мне звания капитана 2 ранга. Это важно, поскольку при выдвижении на высшие должности на это обращается большее внимание, нежели на сдачу экзаменов или выслугу лет. Ты получаешь золотой шнурок на козырек фуражки и становишься такой себе «начальствующей фуражкой», которая видна всем.
После этого мне дали самую желанную для всех моряков работу – преподавателя на «Перишере». Моя подготовка к педагогической деятельности заняла одну неделю, которую я провел с действующим преподавателем капитаном 2 ранга Сэмом Фри. Это была, возможно, самая трудная неделя бывшего «перишера». Однажды, когда фрегаты разворачивались для повторного прохода над нами, мы по-быстрому обедали, находясь на перископной глубине. Сэм спокойно сказал, даже не глядя в перископ: «Они развернулись».
– Откуда ты знаешь? – спросил я, зная, что все пять фрегатов находятся по крайней мере в шести милях от нас.
Я не мог понять, как он узнал, что они повернули. Но самое странное было в том, что и он не мог этого объяснить. Я осторожно расспрашивал его, но напрасно. Он понятия не имел, как он это узнал. Просто знал и все. Это серьезно угнетало меня. Как перенять опыт человека, «работающего» на шестом чувстве? Чему же я мог научиться от мистика в темно-синей форме?
Трюк с фрегатами был только началом. Сэм также мог сообщить, не глядя на секундомер, когда прошла минута времени с точностью до секунды. Он не прекращал говорить, пока делал заметки. Я задавал себе вопрос, почему работа преподавателя была такой желанной. В преподавателе слушатель видит человека, который исправит ошибки и спасет его. если что-то пойдет не так, ведь в конечном счете за все отвечает преподаватель. Теперь же ответственность будет полностью лежать на мне.
Первые несколько месяцев были очень нервозными. В течение первого курса я сбросил полтора стоуна веса, пока заново изучал все, что знал как «перишер». Только после этого я смог должным образом сконцентрироваться на учебном процессе. Я преподавал математические принципы расчета времени и правила безопасного управления подводной лодкой. Особое значение придавал развитию сообразительности и наблюдательности. Например, субмарине требуется целая минута времени на погружение с перископной глубины на безопасную глубину, то есть значительно глубже, чем осадка приближающегося надводного корабля. «Перишеру» требовалось выполнить это с запасом всего в десять секунд. Таким образом, преподавателю остается приблизительно пять секунд для того, чтобы при необходимости исправить его ошибку, которую он совершил в «борьбе с противником» – фрегатом, который с грохотом проносится над вашей головой.
Иногда, слушая нарастающий шум приближающихся винтов, я, затаив дыхание, наблюдаю за показаниями глубиномера, считаю секунды, беспокоясь о фрегатах на обоих флангах и о том, удастся ли найти время, чтобы подвсплыть для быстрого взгляда на судно-цель за кораблями охранения до того момента, как один из фрегатов нас «переедет». «Заполнить быструю. Восемьдесят футов… Продуть быструю… Быстрая продута, кингстон быстрой закрыт… Снять давление с быстрой» – рев вырывающегося на свободу сжатого воздуха. «Быстрая вентилирована, вентиль быстрой закрыт…» Последовательность действий, команд и докладов об их исполнении. При этом необходимо сохранить в голове ясную надводную обстановку, а время работает против тебя. Для совсем не многих это небеса под водой. Для большинства – самое тяжелое испытание, а для некоторых – просто кошмар. Чтобы стать действительно хорошо подготовленным офицером, все это должно нравиться.
И наконец после месяцев целенаправленного любопытства я открыл для себя то, что определялось, по выражению Сэма Фри, инстинктивно: «Они развернулись». Просидев целую вечность в том же месте, что и он, надеясь на божественное вдохновение, я натолкнулся на разгадку. Она заключалась в изменении тона сигналов гидроакустических станций фрегатов, которые прослушиваются по громкоговорителю в центральном посту субмарины. Это акустическое явление, известное как «эффект Доплера», вы ощущаете каждый день в изменяющемся тоне работающей сирены проезжающей мимо машины скорой медпомощи. И как только я идентифицировал это как источник шестого чувства Сэма, мне удалось использовать некоторые довольно простые математические методы вместе с несложным электронным оборудованием для выполнения основной работы, что позволило получать удивительную, ранее недоступную нам информацию.
Это только один пример из жизни подводника. Используя все свои чувства, ты должен следить за всем, что происходит вокруг тебя: как внутри лодки так и вне ее. Звук остановившегося насоса, отметка на индикаторе, переключение клапана, шипение сжатого воздуха, треск разрушающейся трубы. Способность быстро реагировать на ключевую информацию дает дополнительные решающие секунды, так необходимые для принятия правильного решения в случае потенциальной опасности. Шум моря за пределами субмарины обманчив. В этом шуме кто-то пытается скрыться, сознательно маскируясь под шумы естественных обитателей моря, которых огромное множество. Мы даем собственные жаргонные названия для многих странных шумов: «жареная рыба», «плач младенца», «щелканье креветок», «военная рыба» и много других. Это может быть и веселый свист морских свинок, и позывной крик самца-кита или касатки. Среди этой какофонии вы слушаете вашего врага: корабль или субмарину, а иногда и самолет. У каждого из них своя «мелодия».
Убить или быть убитым – здесь не место для беспечных. Даже винт безобидного судна говорит о многом. Сколько судно имеет гребных винтов. Сколько лопастей у каждого гребного винта. С какой скоростью они вращаются. В большинстве случаев этого бывает достаточно, чтобы судить о типе судна, его курсе и скорости. Вам остается определить дальность до цели, и «решение на стрельбу» для уничтожения врага готово.
Подобно моим предшественникам, мне приходилось «заваливать» примерно одного из пяти «перишеров». Я очень не любил это делать, и меня удивляло, что при сообщении такого рода новостей они обычно улыбались. Какое-то мгновение они были рады, что все наконец закончилось. Они были не в состоянии воспринимать любую информацию. Они не только не могли справиться с заданиями в течение последних нескольких дней, но у них появились первые симптомы реального постоянного стресса. Разумеется, я не мог допустить, чтобы такие офицеры прошли в командование.