К тому времени в составе сил постоянной готовности мы имели три атомные субмарины: «Дредноут», «Вэлиант» и «Уорспайт». После двух лет службы в качестве преподавателя и шести месяцев усовершенствования игры в гольф на курсах объединенных штабов видов вооруженных сил меня назначили командиром «Уорспайта». Лодка носила имя прославленного линейного корабля первой и второй мировых войн, бывшего флагманского корабля адмирала Каннингэма в бою у мыса Матапан. Этот корабль закончил свой путь на мели в бухточке Пруссия около мыса Лендс Энд.
Я прибыл на новый «Уорспайт» в начале декабря 1969 года. Для меня это было хорошее время. Я уже приобрел опыт командования подводной лодкой и больше никто не обвинял меня в незрелости. Я был настоящим капитаном 2 ранга Вудвордом, который прошел через жернова флотской службы и был не хуже других подготовлен выполнять свою работу.
Первая неделя моего командования стала тяжелой почти для всех на борту. В понедельник, во время обеда я спустился вниз, в старшинскую кают-компанию, чтобы встретиться в неформальной обстановке со старшинами за полпинтой пива. Прежде, чем покинуть центральный пост я приказал первому лейтенанту Джеймсу Лейборну: «После сеанса связи на перископной глубине погружайтесь на глубину 400 футов с дифферентом десять градусов. Затем скоростью пятнадцать узлов следуйте в точку выполнения следующего упражнения».
Внизу в кают-компании мы беседовали со стаканами в руках. Через несколько минут дифферент на нос начал увеличиваться, что для меня не было неожиданностью. Все замолчали… Я увидел чрезвычайно взволнованные лица людей. Минуту спустя мы выровняли дифферент, и беседа медленно, очень медленно возобновилась. К своему ужасу, я отметил, что даже самые бывалые люди теряют самообладание от обычного изменения глубины. Похоже, что они прошли через неосознанный, всеохватывающий страх подводника, когда внутренний голос говорит: «Корпус лодки разрушится примерно на глубине 1500 футов и если при скорости пятнадцать узлов нырять с дифферентом десять градусов на нос и ничего не предпринимать, то через шесть минут свет потухнет уже навсегда».
Понятно, что этим людям, костяку моей команды, такая назойливая мысль приходила на ум слишком часто. Дифферент до тридцати градусов должен быть для лодки достаточно «нормальным». И если эта лодка готовится к войне, то скорость следует увеличивать. Моя новая субмарина была небоеспособной. Я был очень удручен.
Спокойно допив свой стакан, я возвратился в центральный пост, чтобы сообщить об увиденном первому лейтенанту.
– О-о, – сказал он, – разве Вы не знали?
– Чего я не знал? – спросил я.
А дело было в том, что «Уорспайт» двенадцать месяцев назад столкнулся с айсбергом, маневрируя на предельных углах, и дважды сильно повредил надстройку своей рубки («плавник»). Лодка благополучно вернулась домой, но многие из команды этого не вынесли. Двадцать четыре члена экипажа оставили подводную службу по собственному желанию. По-видимому, с того дня, чтобы сохранить остальных, лодка в обычных условиях никогда так энергично не маневрировала.
Но у меня на этот счет было иное, отличное от бывшего командира, мнение. Я решил «побросать» лодку, осуществляя маневрирование, известное на флоте как «раскачивание». Я предупредил каждого о том, что буду делать. Как только они привыкли к этому, я начал «качать» лодку без предупреждения. Днем и ночью и так всю неделю. Должен заметить, что мне самому это не очень нравилось. В пятницу я снова решил выпить по стакану пива со старшинами в их кают-компании. Как только я оставил центральный пост, мы с Джеймсом запустили свои секундомеры. Я сказал ему: «Ровно через семь с четвертью минут выходите на скорость двадцать узлов, положите дифферент тридцать градусов на нос и сделайте побольше шума, как будто бы у вас проблемы в центральном посту». Через семь с половиной минут никто не обратил на это внимания. Никто даже не пролил свое пиво.
В условиях такого психологического напряжения выигрываются или проигрываются сражения. Печально, но эти испытания нам стоили еще одного члена экипажа, который попросился в тот уикэнд уйти. Но это пошло на пользу оставшимся девяносто семи. Годы спустя оказалось, что проблемы были у еще одного подводника. Я совершенно случайно обнаружил, что человек, которого я знал как тихого, довольно сосредоточенного парня, раньше таким не был. Когда-то он был веселым, шумным и коммуникабельным человеком. Я иногда задавался вопросом, сколько лет своей жизни он провел в тихом ужасе. Печально, что его не заметили в напряженной жизни «Уорспайта», полной происшествий и волнений во время плаваний в Северной Атлантике и Средиземном море. В течение следующих восемнадцати месяцев в компании замечательных людей я узнал много интересного и получил почти такое же удовлетворение, какое я испытывал, будучи преподавателем.
В 1972 году я был отозван на берег и с противоречивыми чувствами отправился в Королевский колледж оборонных исследований на площади Белгрейв. Ежедневно я совершал поездки из Сурбитона, где мы недавно купили дом, к вокзалу Виктория и шел пешком в колледж, где вместе с четырьмя другими офицерами в моем звании выполнял различную административную работу и одновременно неофициально посещал лекции. У меня сложилось плохое впечатление о работе, на которой я оказался и которая включала в себе все лакейские задания за исключением разве что подметания полов. Мне нужно было быть вежливым с бригадирами, которые были невежливыми со мной, и заботиться о незначительных потребностях любого слушателя, который думал, что у него может быть проблема. Мне приходилось быть одновременно «мистером «сделай это» и «туристическим гидом фирмы Кука». Я даже провел на своем ломаном французском экскурсию для высокопоставленного иностранного студента и его жены на катере по Темзе от Вестминстера до Гринвича.
Все это было не то, ради чего я пошел служить в ВМС. Не понравилось мне и то, что с меня немного попытались сбить спесь. Моя жена прояснила мне ситуацию, решительно заявив, что несколько месяцев покорности пошли бы мне на пользу, поскольку я стал слишком самодоволен. Для меня это было слабым утешением, так как на этой ступени моей карьеры после командования новейшей действующей британской ядерной субмариной я не привык, чтобы со мой спорили или меня критиковали. Я даже не привык, чтобы меня перебивали! Поэтому я вовсе не был признателен Шарлотте за ее слова.
Как жаль, что имея в то время возможность заняться многими хорошими делами, я не воспользовался представившейся возможностью, поскольку был в дурном расположении духа. Но это продолжалось только один год вместо двух по плану. Совершенно неожиданно мне стало известно, что меня включили в списки на продвижение в капитаны 1 ранга, и если я не сделаю чего-нибудь абсолютно непростительного, то через шесть месяцев буду иметь четвертую нашивку.
После этого я воспринимал колледж более положительно и начал думать о том, чем бы я как капитан 1 ранга мог заняться в течение восьми или девяти лет, пока буду в «списках капитанов 1 ранга». Эта историческая фраза зародилась задолго до Нельсона. Вы со временем продвигаетесь по списку вверх, время идет, и в конечном счете вы достигаете вершины, чтобы стать адмиралом или уволиться. Тогда мне было сорок, я был так же молод, как и любой другой капитан 1 ранга и, казалось, действительно мог бы продвинуться на вершину служебной лестницы, даже если ступеньки будут скользкими. В конце моего пребывания в колледже мой босс в заключительной характеристике высказал в мой адрес несколько добрых замечаний, но в заключение ужалил – он охарактеризовал меня как имеющего «…очень сильный характер». Под этим, я уверен, он подразумевал то, что я постоянно обо всем спорил и однозначно давал понять, что не люблю эту свою работу так же, как и он.
Глава 3Вторжение Аргентины
Я думаю, что из всех воинских званий в вооруженных силах звание капитан наиболее романтично. Оно вызывает в воображении образы морских головорезов и сорвиголов. Это звание вдохновляет морской фольклор, где стерта грань между фактом и вымыслом, между морскими разбойниками и королевскими офицерами, пиратами и авантюристами. Имена некоторых из них – Блай[24], Кук[25], Ахаб[26], Кидд[27], Морган[28] и Хорнблауэр[29] – стали легендой.
Д. Ф. Вудворд, если позволите мне некоторое литературное преувеличение, присоединился к ним летом 1972 года капитаном 1 ранга Королевских ВМС и был этим весьма горд. В то время я еще не занял место на капитанском мостике большого военного корабля и не начал командовать. Вместо этого я купил новый зонтик, совершенно новый портфель в ежедневно в 7.40, как и четыре миллиона жителей лондонских пригородов, следовал по маршруту Сурбитон – вокзал Ватерлоо.
Каждый день я поднимался на пятый этаж главного здания Министерства обороны в Уайтхолле. Больше не было морских пейзажей, среди которых я так долго жил, больших шотландских озер, западных островов, открытого моря и неба. Вместо этого из окна моего офиса была видна часть массивной гранитной статуи Богини Плодородия, которая охраняет северный вход в здание. Довольно странный символ у двери Министерства обороны, но было бы слишком дорого его демонтировать после того, как Министерство торговли переехало из здания, которое досталось нам.
От офицеров, которым присвоено звание капитан 1 ранга, в современных Королевских ВМС обычно требуют «убедительного прохождения службы». Общее правило таково: вам в течение следующих восьми-девяти лет будет предложено четыре или пять должностей, после чего вы или станете контр-адмиралом, или вас формально поблагодарят за службу и обойдутся без ваших услуг. Последнее известно как «выпадание из верхней части списка капитанов 1 ранга» и для большинства является плохой новостью. Получив звание капитана 1 ранга, вы должны немедленно встретиться с офицером, который руководит всеми назначениями на должности капитанов 1 ранга. У вас спросят, желаете ли вы специализироваться в сфере политики или военных операций, в вопросах приобретения вооружения и техники или работы с личным составом, а возможно, вы хотите стать атташе. Могут даже, как я однажды слышал, предложить уволиться, поскольку они произвели в капитаны 1 рангов больше людей, чем намеревались.