ресс.
– Вот этот для начала!
– Что?
– Зевота, сэр.
Это было для меня неприятным известием, так как в душе я считал его абсолютно правым. В то время у меня проявилось несколько симптомов стресса. Они проявлялись в различной степени и при разных обстоятельствах.
Своевременное предупреждение начмеда, было для меня очень хорошим поводом для того, чтобы понаблюдать и позаботиться о своем психическом состоянии, и психическом здоровье других. Знания в этом деле (о котором часто умалчивают) помогают бороться со стрессами и они обязательны для современного управления.
Теперь, оглядываясь назад к тем крайне напряженным дням, я могу более ясно понять тонкости постепенного перехода наших кораблей от состояния «соединения, проводящего учения в мирное время», до состояния ударной группы, которая фактически готовится вести войну, а следовательно, будет иметь повреждения, терять корабли и человеческие жизни. Команды на всех уровнях стали резкими и немногословными. Говорят, что первой жертвой войны всегда становится правда. Я убежден, что в нашем случае, ею стала вежливость: «Выполнять немедленно!» «Не стой, действуй!» Люди стали действовать на пределе возможностей; задачи, которые раньше казались малозначительными, теперь стали критически важными. Все флотские традиции и аргументация, казавшиеся в мирное время второстепенными, формальными и даже грубыми, больше таковыми не были. Доводы, которые казались ранее неубедительными и неясными, сейчас воспринимались чрезвычайно ясно. Поразительно, как перспектива близкой гибели может мобилизовать каждого проявить все свои возможности.
Не обошлось и без очередных человеческих потерь. Не только случаи стрессов, но также и срывы среди тех людей, которым было трудно работать более эффективно. Но хочу сказать, что подавляющее большинство людей сдерживали свои волнения и должным образом подготовились к выполнению своих задач (что мы ожидали как само собой разумеющееся), в традициях военной службы не задавая вопросов. Не обошлось и без обычного мрачного юмора по мере того, как писали завещания и отправляли домой последние письма. Люди оставались неунывающими, решительными и, как я заметил, считали наше дело правым, словно действия аргентинского верховного командования были личным оскорблением для всех и каждого. Это позволяло демонстрировать довольно обнадеживающую (с моей точки зрения) британскую жестокость.
Повышение результативности и активности было, в некотором смысле, скрытым преимуществом, поскольку все были заняты гораздо больше, чем обычно. Это, в свою очередь, оставляло меньше времени для мучений и волнений о менее привлекательных аспектах нашего путешествия. Все очень просто – каждый теперь старался намного больше. Такая активность имела осложнения и для меня, так как росло стремление вникать в детали различных операций – роскошь, которая была не только неуместной, но и очень опасной. Невозможно эффективно руководить операцией, опускаясь до простых мелочей. Нужно постоянно думать и анализировать, представлять и сравнивать события как можно большего масштаба для того, чтобы перехитрить противника.
Поэтому наша организация командования нуждалась в очень серьезной доработке. Ведь в бою потребуется обеспечение максимальной поддержки всех решений, точное выполнение всех приказов, команд, и в тоже время, усиленное внимание к каждой детали, чтобы ничего не упустить. Во всем этом я должен был проявлять максимальную гибкость, которая позволяет действовать в непредвиденной обстановке. Кроме того, организация командования должна работать как самоуправляющаяся, поддерживающая меня в курсе событий и также предоставляющая мне время критически оценить развивающуюся ситуацию. Если каждые десять минут в течение ночи спрашивать меня о том, каково будет мое решение, то это приведет к обратному результату. Операция должна идти по плану, независимо от того бодрствую ли я или нет. Поэтому я очень внимательно подбирал штабных офицеров на ответственные должности, очень близкие к моей компетенции.
Я также принял исключительное решение назначить себе двух заместителей по боевому управлению (ЗамБУ) для принятия от моего имени решений в реальном масштабе времени, которые касаются всей ударной группы. Два заместителя необходимы для того, чтобы один из них всегда был на вахте. И оба они должны быть капитанами 1 ранга. Было бы установившейся практикой назначить два или даже три относительно младших офицера для исполнения таких обязанностей, возможно, в звании капитана 2 ранга и двух капитан-лейтенантов, но это не обеспечивало бы необходимый мне для работы уровень компетенции. Каждый капитан 1 ранга со времени, когда он был капитан-лейтенантом, уже прошел строгий и индивидуальный процесс отбора дважды. Он уже ясно продемонстрировал высокий интеллект и способности руководителя. Если я хочу доверить ЗамБУ нести вахту по всей группе, мне нужны именно такие люди. И если командиры на других кораблях должны доверять решениям, принятым на ФКП от моего имени, то и для них эти решения должны исходить от проверенных людей.
Я не думаю, что проявлением человеческих слабостей будет признать, что я выбрал на должность своего первого ЗамБУ старого и проверенного друга. Им был сорокашестилетний капитан 1 ранга Энди Букенэн, коллега-подводник, до этого командовавший эсминцем УРО «Девоншир» класса «каунти», однотипным с «Глэморганом». На самом деле он был направлен ко мне на случай, если нам придется с «Гермеса» управлять подводными лодками, действовавшими совместно с нами. Но этого, несмотря на мои пожелания, не произошло, и Энди оказался востребованным для новой важной должности в предстоящей кампании. Он очень хорошо подходил для этой работы. Этот высокий, рыжеволосый, с веснушчатым лицом гемпширец уже командовал пятой британской атомной торпедной подводной лодкой «Корейджес» и к тому же служил со мной на дизельной подлодке «Порпойс». Кроме того, что он меня хорошо знал и понимал с полуслова, а я полностью доверял его профессионализму и компетентности. И если вдруг эмоции выйдут из-под контроля, он всегда будет знать, как рассмешить босса – талант, который невозможно переоценить в любой жизненной ситуации.
Моим вторым, но не младшим ЗамБУ, был капитан 1 ранга Питер Вудхэд, стройный, но довольно угловатый человек, как по характеру, так и по телосложению. Человек с очень высоким интеллектом, он был помощником начальника управления по перспективной военно-морской политике в то время, когда я был начальником этого управления. Его я выбрал потому, что он произвел на меня сильное впечатление как «господин-угадай-будущее». Я ничего не знал о его компетентности в вопросах ведения боевых действий «на передовой», но то, что я знал о нем как о профессионале и человеке, давало мне основание для уверенности в правильном выборе. К тому же Питер был морским летчиком и мог быть моим советником по авиации. Эта трудная должность предполагала ежедневное общение с различными авиационными специалистами, которые требовали, как примадонна, особого к себе отношения. Сама природа их работы в условиях высокой возможности аварийного отказа, смерти и ранения неизбежно формирует особый тип человека. Из собственного опыта знаю, что летчики морской авиации между собой могут соглашаться только по двум позициям: а) тот, кто не является морским летчиком – пещерный человек; б) это особенно применимо к Королевским ВВС. В морской авиации пилоты «Си Харриеров» считали себя людьми особенными, стрелами в небе. Пилоты противолодочных вертолетов «Си Кинг» считали пилотов «Си Харриеров» крикливыми и безответственными. А «джунгли» – пилоты вертолетов командос «Си Кинг 4» – относились к обеим группам с презрением, считая их воздушными водителями грузовиков.
Замечу, что Питер Вудхэд был выходцем из «джунглей». Он один из многих весьма удивительных летчиков, которые выполняют уникальную задачу в самых опасных условиях и, как правило, полагают, что они единственные, которым на самом деле необходимо летное мастерство.
К счастью, Питер был слишком интеллигентен для подобных ребячьих острот. Это одна из причин, почему он стал адмиралом и командующим второй флотилией. Кроме того, он оказался очень уравновешенным и надежным советником по авиации, что было особенно важно, поскольку Королевские ВВС советника не предоставили. Не то чтобы они не предложили, но, как я всегда предполагал, авиаторы дома решили, что без этого вполне можно обойтись.
Позволю себе несколько отвлечься и пояснить задачи наших «джунглей». Они – профессионалы. Их основная работа заключается в скрытой доставке под покровом темноты в тыл противника разведывательных отрядов SAS и SBS, которые должны сообщить нам о замаскировавшемся противнике и о том, где нам не следует появляться, чтобы не нарваться на мощную аргентинскую оборону. От этих пилотов вскоре потребуется летать в плохую погоду, в полной или почти полной темноте над территорией противника и, конечно же, на предельно малой высоте. Они не будут знать, где находится противник до тех пор, пока это не станет очевидным. Сидящие за ними в вертолете люди будут бойцами спецназа, готовыми к немедленной высадке, как только пилоты через очки ночного видения найдут для этого подходящий пятачок. Специальные очки, которые они носят, дают возможность достаточно хорошо видеть при свете звезд и еще лучше при луне. Однако любая светящаяся лампочка в кабине или даже удаленный уличный свет слепит пилота до тех пор, пока не выйдет из поля его зрения. Так или иначе «джунгли» – очень специфический народ, и, понятно, они очень гордятся своей особенной работой. Питер Вудхэд был одним из них, он понимал всех летчиков с их предрассудками, проблемами, требованиями и отношениями. Все это в конечном счете сделало его почти бесценным на борту идущего на войну авианосца.
Если бы меня попросили сравнить Питера и Энди, я бы сказал, что Питер хорошо подходит для армейского разведывательного полка «Зеленых жакетов»[48], а Энди – для хорошего бронетанкового полка, а в былые времена – для службы в кавалерии.