Теперь, когда истекают последние дни нашего перехода на юг, для этих двух ключевых офицеров был установлен график несения вахты – шесть часов на вахте, шесть – на отдых. В течение вахты они минута за минутой отслеживали все события, фильтруя и передавая информацию, отдавая приказания и контролируя всю деятельность ударной группы в соответствии с ранее разработанными на каждый день планами. И капитан 1 ранга Букенэн и капитан 1 ранга Вудхэд подчинялись только непосредственно мне. Они всегда в критические моменты могли воспользоваться просьбой «адмиралу на ФКП!», но никогда ею не воспользовались за все время пребывания в районе Фолклендских островов. И не потому, что я всегда был на ФКП, а потому, что они всегда сами были готовы и готовили меня к быстро изменяющимся событиям.
Рядом с ними работал на равных, но в совсем другой роли, оператор моего штаба капитан 2 ранга Джереми Сандерс, специалист по связи, уже успешно командовавший фрегатом. Несомненно, если бы я не установил институт «замов по БУ» из двух вахтенных капитанов 1 ранга, он был бы старшим офицером боевого управления. Он отслеживал возможное развитие событий на длительную перспективу. Я получал более пятисот сигналов за день от штаба в Нортвуде, из Министерства обороны в Лондоне, с острова Вознесения, других кораблей группы, отовсюду. Джереми просматривал каждый сигнал, фильтруя их по важности и предназначению и передавал для рассмотрения соответствующим офицерам штаба. Таким образом, ко мне попадали только те сигналы, которые требовали исключительно моего решения. Это освободило меня от множества ненужных деталей и лишней суеты. Ни один командующий в боевой обстановке не может работать без такого человека. На таких людей возложена огромная ответственность, но, как правило, они редко получают за это благодарность.
Как бы ни было трудно, Джереми успешно справлялся со своими обязанностями. В течение дня почти непрерывно ему приходилось иметь дело с неожиданными просьбами, неясными командами, нечеткими предложениями, радиопереговорами по «кудахталке», преобразованием моих пожеланий в ясные и точные письменные распоряжения для ударной группы. Но его обязанности этим не ограничивались. Он был также ответственным за то, что американские корпорации называют «исполнение». Иными словами, если поступает приказание (например, «Ковентри» совместно с «Бриллиантом» завтра утром занять огневую позицию для обстрела аэродрома Порт-Стэнли), то он являлся тем человеком, который был обязан все проверить, чтобы это действительно произошло и чтобы все, кто должен об этом знать (офицеры боевого управления, корабли, которых это касается, ближайшие самолеты, начальник ПВО и так далее), точно и своевременно были об этом информированы.
Я полностью осознаю, что без такого человека было бы невозможно управлять операцией. В дополнение к этим своим достоинствам Джереми Сандерс обладал редким чувством такта, что всегда высоко ценилось в высших эшелонах флота и в недостатке чего меня часто обвиняли.
Офицеры, которые планировали боевые действия, – группа капитанов 2 ранга и капитан-лейтенантов – подчинялись непосредственно Джереми Сандерсу. Эти офицеры были специалистами по основным направлениям деятельности: надводным силам, авиации, подводным лодкам, наземным войскам, войскам специального назначения, связи, радиоэлектронному противодействию, техническому и тыловому обеспечению, электромеханическому делу, медицинскому обеспечению, по всему тому, что требует согласованных действий.
Таким был старший руководящий состав моего ФКП на «Гермесе», откуда я командовал нашими боевыми действиями против аргентинцев. Палубой выше находился ЦКП командира «Гермеса» капитана 1 ранга Линли Мидлтона, еще одного морского летчика. Его задачей было управлять этим плавучим аэродромом. Он отвечал за управление кораблем, доставку нас в нужное место, обеспечение постоянной боевой готовности полетной палубы и самолетов, а также за создание условий для работы флагмана. Обязанности командира «Гермеса» совершенно отличались от моих. Хотя от нас и требовалось работать вместе, как с другими командирами кораблей, у нас на самом деле были разные задачи на борту одного корабля.
В среду, 28 апреля, в Южной Атлантике мы больше не обсуждали возможность войны – она была слишком близко, чтобы думать или планировать иначе. Время от времени мы получали сообщения из Лондона о том, что генерал Хейг предпринял последнее заключительное усилие для достижения мира, но для нас это не имело никакого значения. Наша работа состояла в том, чтобы быть готовыми защитить себя, быть готовыми при первой возможности атаковать и приступить к высадке на Фолклендские острова порядка десяти тысяч британских войск. Это было именно то, чем мы занимались. Мы и не знали, что на родине наши действия находили поддержку редакторов национальных газет. Они, по-видимому, требовали старомодного морского боя, сочиняя передовые статьи, призывающие к окончанию бесполезных переговоров. Их точку зрения можно понять. Морской бой, вероятно, выглядит весьма захватывающе, даже романтично для жителей Орпингтона[49], совсем не так, как для тех, кто в нем участвует.
В тот день нам передали сигнал, что хунта отклонила последнюю попытку Хейга по достижению мира. И госпожа Тэтчер, по-моему, после этого была не склонна отступить. Она сказала, что, если нужно, мы будем воевать. Она знала о военных сроках, указанных на моем графике еще на острове Вознесения. Это был конец мира.
Но что бы ни происходило в высших эшелонах власти, у меня были другие проблемы. Одной из них был вопрос: кто должен управлять тремя атомными подводными лодками, уже находящимися в Южной Атлантике. Ими были: «Конкеррор», усовершенствованная подводная лодка класса «вэлиант» водоизмещением 4000 тонн под командованием капитана 2 ранга Кристофера Рефорд-Брауна; «Спартан», немного большая лодка класса «Свифтшур» под командованием капитана 2 ранга Джима Тейлора; «Сплендид», однотипная «Спартаку» лодка под командованием капитана 2 ранга Роджера Лейн-Нотта. Все подводные лодки и их командиров я хорошо знал.
Я полагал, что должен взять управление лодками на себя, а не оставлять их под управлением командующего флотилией подводных лодок из Нортвуда. Для этого имелось несколько веских причин:
а) у меня в штабе находился капитан 1 ранга Букенэн, пребывание которого в основном связывалось с выполнением обязанностей командира группы подводных лодок в этом районе;
б) представлялось более логичным, по крайней мере для меня, что подлодки должны управляться мною в случае, если потребуется действовать в быстро меняющейся обстановке, когда принятие решения. не терпит отлагательств;
в) можно было полагать, что я сам кое-что знаю о предмете боевого применения подводных лодок поскольку меня, как известно, назначили на неделю или две командовать флотилией подводных лодок в 1981 году;
г) «Гермес» был полностью оборудован всеми необходимыми средствами связи для управления подводными лодками.
Больше всего я хотел изменить методы ведения операции, сделав их более подходящими для преобладающих на юге условий. В Северной Атлантике, где в контексте НАТО главной задачей является борьба с подводными лодками, имеется очень много кораблей, самолетов и подводных лодок, действующих в непосредственной близости с большими силами противника. Поэтому мы делим океан на районы. Потом располагаем в этих районах подлодки так, чтобы каждая имела, образно выражаясь, свой собственный «участок» океана. Это делается для того, чтобы исключить возможность атаковать своего. Лодкам не позволяют нарушать границу другого «участка», и также ни одному нашему кораблю или самолету не разрешается атаковать в таких районах подводные лодки до тех пор, пока они не классифицированы как противник. Такую классификацию произвести непросто даже при благоприятных условиях, еще хуже, когда вам нужно выстрелить первым в интересах собственной безопасности. Таким образом, наша тактика в противолодочной войне относительно проста: держать свои подлодки в «участках»; если обитатель «участка» обнаруживает другую подлодку, то это должен быть противник, и вы можете стрелять «с бедра», будучи уверенным в том, что не потопите одну из своих подлодок. Держите лодки раздельно – они будут в безопасности.
Но эти условия неприменимы к Южной Атлантике, где наш вероятный противник, Аргентина, имел всего четыре субмарины, одна из которых, почти сорокалетняя «Санта Фе», была уже уничтожена на Грютвикене. Однотипная ей «Сантьяго дел Эстеро», почти того же возраста, была, по нашим данным, временно небоеспособна. Оставались две небольшие лодки проекта 209 – «Сальта» и «Сан Луис» немецкой постройки. Их вряд ли можно было считать океанскими, и я полагал, что они будут действовать ближе к Порт-Стэнли (если они боеспособны). Там был единственный район, где они имели хорошие шансы найти британские корабли. Конечно, эти две небольшие субмарины были маловероятными целями (или угрозой) для наших атомных подводных лодок, первостепенной задачей которых было не допустить передвижения аргентинских надводных кораблей.
Поэтому я пришел к выводу, что больше нет необходимости ограничивать действия наших атомных подлодок в пределах отдельных районов при условии запрещения им атаковать подводные цели. Выпуская подлодки за пределы отдельных районов, я мог бы «прикрепить» любую из них к группе аргентинских надводных кораблей (или они сами могли бы это сделать при благоприятной возможности) в готовности атаковать их при получении окончательного разрешения из Лондона.
Однако Нортвуд, вероятно, по политическим соображениям, не захотел на этой стадии конфликта изменить систему действий подлодок в своих районах и не передал мне управление субмаринами. С командующим флотилией подводных лодок и главнокомандующим ВМС, оба старше меня и подводники до мозга костей, я не мог продолжать спор. Поэтому прекратил дебаты со всей вежливостью, на которую был в тех обстоятельствах способен.