Однако после моего короткого примечания спать я не лег: мы входили в своего рода ничейное водное пространство – аргентинскую исключительную зону войны, которая простиралась от островов в океан примерно на шестьдесят миль далее, чем наша. Признаем ее или нет, но мы должны осознавать, что они чувствуют себя вправе атаковать нас в этой зоне. Проблема состояла в том, что я мог только защищаться, если на меня нападут. Я не имел права стрелять первым. Такое право предоставлялось только внутри нашей собственной исключительной зоны, которая начиналась на шестьдесят миль ближе к берегу. Опасное и неразумное с военной точки зрения положение дел. Я мог только надеяться, что аргентинцы не воспользуются нашим уязвимым положением, пока мы в спешном порядке будем пересекать эту полосу. Те, кто не волновался той ночью, не понимали реальностей.
Тем временем ударная группа шла курсом на юго-запад. Корабли были построены в ордер ПВО с выдвинутыми на запад эсминцами проекта 42: «Глазго», «Шеффилдом» и «Ковентри». Их радары дальнего радиолокационного обнаружения были готовы к обнаружению приближающихся самолетов. Внизу, тремя палубами ниже ходового мостика, на ФКП уже было состояние войны, безошибочное в своей безотлагательности, жесткое по своему предназначению. Вахтенные в огнезащитных одеждах продолжали бесконечное бормотание в микрофоны в странном полумраке под аккомпанемент стука клавиатур. Флагманские офицеры стояли, чтобы лучше контролировать все, что происходит на ФКП; контролеры бесшумно передвигались позади сидящих перед экранами молодых операторов. Все сосредоточены как никогда. И каждый раз, когда на корабль наваливается большая волна, ее внезапный тупой удар по корпусу, ранее такой обычный, теперь подогревает опасения.
Люди, естественно, пытались зайти на ФКП. Все, кто мог найти разумную причину заглянуть туда, делал это. Их прогоняли прочь, чтобы не мешались под ногами. Казалось, что уединенность и сосредоточенность на достижении цели, обеспокоенность офицерского состава сделают их всех менее уязвимыми. Как я упоминал ранее, в королевских ВМС мы никого никуда не посылаем. Мы идем все вместе.
На «Гермесе» хорошо знали, что происходило. Лин Мидлтон был на мостике, я был на ФКП с Энди Букенэном. Мы молчали, когда в 01.30 темной атлантической ночью 1 мая пересекали невидимую линию, обозначенную на карте как аргентинская исключительная зона. Моя война начинается сегодня. Это был мой пятидесятый день рождения.
Глава 71 Мая – начало войны
В эпической поэме сэра Вальтера Скотта «Мармион» («Повесть о битве на Флодденском поле») есть знакомые нам с детства слова о непредсказуемости и опасности лжи:
О, какую замысловатую сеть плетем,
Когда начинаем практиковать обман![52]
Тон шотландского писателя и историка девятнадцатого века одновременно мудр и неодобрителен, что в некотором смысле подчеркивает одно из основных изменений, произошедших в военном деле с тех пор, как король Джеймс погиб в том кровопролитном, но открытом сражении с англичанами при Флоддене в 1513 году. Спустя почти 470 лет после того, как герой Вальтера Скотта лорд Мармион героически умер за Англию, в современной войне 1982 года, стало обычной практикой опутывать противника «паутиной лжи». Ложь, дезинформация и тщательно продуманный обман преднамеренно используются для ввода противника в заблуждение относительно ваших истинных намерений. Только так более слабая сторона может иметь шанс одолеть сильного, но менее хитрого противника, а более сильная сторона уменьшить свои потери.
Так или иначе в Южной Атлантике мы «практиковали обман» противника. Но «сеть», которую мы «плели», чтобы компенсировать его превосходство на море и в воздухе, не должна была быть «замысловатой». Я не думаю, что автор «Айвенго» был бы высокого мнения об этом, но к тому времени я играл в обман на протяжении продолжительную ложную атаку на Южноамериканский материк с целью дать понять генералу Гальтиери о возможности нанесения удара непосредственно по Буэнос-Айресу. К тому же на переходе мы пытались заставить аргентинцев поверить, что десантные корабли были с нами. Это осуществлялось путем обмана радаров «облаками» из маленьких частичек радиоотражающего материала, размер которых соответствует частоте, на которой он работает. Мы помещали такие частички в реактивные и артиллерийские снаряды, сбрасывали с самолетов в специальных пакетах. «Облака» также применялись для создания пассивных помех системе самонаведения ракет противника. Реактивные снаряды пассивных помех, которые мы выстреливаем с корабля, создают гигантский фейерверк. Когда снаряды с радиоотражающими частичками разрываются, из миллионов частиц образуется целое облако отражателей, которое по своей отражающей поверхности больше, чем корабль. Это «облако» должно заставить ракету с радиолокационной системой самонаведения «передумать» и повернуть в сторону большего радиолокационного контакта, то есть на него. Такое «облако» на военном языке называется «ложной отвлекающей целью», или ЛОЦ. Абсолютно понятно, что создавать «облако» прямо перед кораблем нельзя. В этом случае ракета, пролетая через него, все равно поразит корабль. Постановка ЛОЦ требует определенного умения: их нужно ставить в определенном месте, в определенное время и поддерживать их «живучесть». Люди, обученные это делать, являются жизненно важным звеном в системе обороны.
Другая полезная функция ЛОЦ касается как раз обмана разведывательных самолетов, которые наблюдают за вашей группой с помощью реагирующего на такие помехи радара с дальности, скажем, в двести миль. В тот момент, когда мы фиксируем работу радара аргентинского «Боинга» («грабителя»), нам нужно «поставить» порядка дюжины облаков из таких отражателей, отметки которых с этого расстояния на его экране подобны отметкам кораблей. Таким образом противника можно заставить поверить в то, что мы – целый флот, состоящий, скажем, из двадцати пяти кораблей вместо пятнадцати на самом деле.
Вообще-то на этом этапе слова сэра Вальтера должны быть приняты во внимание. Сеть обмана, которую мы сплели, требовала постоянной заботы. Нам нужно было постоянно обновлять ЛОЦ (они «вянут» вследствие падения частиц), чтобы поддерживать созданную нами дезинформацию аргентинских ВВС. Поэтому вертолеты должны были неустанно взлетать с пакетами дипольных отражателей, содержимое которых пилоты и «высевали» в старые ЛОЦ, обновляя их до тех пор, пока «грабитель» не уйдет. В результате этого специфического обмана, как я надеялся, у оккупантов Фолклендских островов должна была появиться уверенность в том, что мы сопровождаем амфибийную группу кораблей, чего на самом деле не было. При этом, как я полагал, они должны были поверить в то, что мы идем прямо на Порт-Стэнли для высадки морского десанта. Это должно было заставить аргентинские сухопутные войска сконцентрироваться в одном районе, в то время как мы на самом деле шли в другое место. Аргентинцы были обучены морскими пехотинцами США, чей принцип десантных действий предполагает вход через парадную дверь, выбивая ее ногой независимо от того, заперта она или нет.
Поэтому я был уверен в том, что могу предвидеть ход аргентинской военной мысли. Они полагали, что мы будем действовать так, как действовали бы при сложившихся условиях американцы, их наставники и наши традиционные союзники. Отдавая должное воинам под звездно-полосатым флагом, замечу, что они достигли многих побед подобной тактикой фронтальных атак прежде всего благодаря чрезмерной отваге и, как правило, блестящему вооружению и обеспечению.
С другой стороны, находясь в одиночестве, в продуваемой ветрами Южной Атлантике, мы не могли позволить себе маневрирование подобно Джону Уэйну[53]. Я часто думал, что мы выиграем это сражение, используя элементы лукавства и хитрости, которые, возможно, покажутся создателю Молодого Лохинвара[54] достаточно неджентльменскими, не говоря уже об английских рыцарях, которые воевали на Флодденском поле. Но времена изменились, мы должны были воевать в век Обмана, поэтому всячески подталкивали их к мысли, что день «Д» начнется на рассвете 1 или 2 мая.
Наш план был достаточно прост: сначала нанести мощный удар по аэродрому Порт-Стэнли с использованием бомбардировщика «Вулкан» с острова Вознесения. Затем на рассвете развить успех «Си Харриерами», и одновременно нанести удар по взлетно-посадочной полосе аэродрома Гус Грин. При любом результате бомбардировки эти рейды принесут пользу: во-первых, создадут у аргентинцев уверенность, по крайней мере в течение следующих суток, что мы планируем прямолинейную высадку в Порт-Стэнли; во-вторых, утренние удары отвлекут их от наших реальных действий в ближайшие день и ночь – высадки отрядов спецназа на покрытые темнотой острова для выполнения опасной миссии по разведке оборонительных позиций противника. Кроме того, наши атаки вынудили бы аргентинцев показать нам свою оборону так, как не может сделать никакая разведка. Я надеялся в той или иной форме втянуть в действие их авиацию в течение одного-двух дней. Будучи необремененным нашими десантными кораблями, я стремился втянуть в боевые действия в открытом море и их флот, а также создать с помощью серьезных артобстрелов с моря у сухопутных войск противника иллюзию нападения, которого в действительности не будет.
Результат бомбардировок аэродрома Порта-Стэнли. Фото сделано сразу после окончания боевых действий
По моему мнению, преимущества такого сценария первого дня войны были очень большие. Потеря дюжины «Си Харриеров» – абсолютно немыслима, и я считал ее маловероятной. Демонстративные атаки в любой войне являются, в лучшем случае, рискованным делом, разведкой «боем» для последующих операций. Но, как говорится, нельзя выиграть в лотерею, не купив билет.