Значение такого изменения было ясно всем британским кораблям, кроме бедного старого «Конкеррора», единственного, который сейчас в нем нуждался. У них, к сожалению, была очень слабая радиоантенна, которая постоянно ломалась, и они не смогли понять смысл сигнала. Но они не могли продолжать болтаться на малом ходу с поднятыми антеннами для повторной попытки принять сигнал через спутник. Опасность потери «Бельграно» была слишком велика. Капитан 2 ранга Рефорд-Браун снова ушел на глубину для продолжения преследования и весь полдень, пока они тащились за аргентинцем через эти серые моря к югу от банки Бурдвуд, пытались наладить антенну. В 17.30 «Конкеррор» снова всплыл на сеанс связи через спутник, чтобы получить повторенные ему сигналы, и на этот раз им удалось принять и прочитать сообщение.
Командир пристально взглянул на «Бельграно» и два эсминца перед уходом на глубину для того, чтобы попытаться догнать их из своей позиции в семи милях за кормой крейсера и его охранения. Аргентинцы следовали в строю клина: «Бельграно» к югу, один эсминец находился в полу миле на его носовых курсовых углах правого борта, другой эсминец – в миле на траверзе[60] правого борта. Британский командир оценил этот противолодочный ордер как «довольно жалкий, особенно учитывая то, что корабли были в значительной степени устаревшими и экипажи показывали минимальный уровень выучки». Они даже не включили свои гидролокаторы.
Ретроспективно я склонен согласиться с оценкой Кристофера: на месте командира «Генерала Бельграно» я бы в это время действовал совсем по-другому. Для начала я не держал бы корабли охранения пассивными к северу от себя, а расположил бы их на курсовых правого и левого борта в высокой степени готовности с периодическим использованием ими гидроакустических станций в активном режиме. Я бы никогда не тащился на скорости в тринадцать узлов, если мои запасы топлива это позволяли, а постоянно шел бы зигзагом и значительно изменял свою скорость, время от времени ускоряясь до двадцати пяти или больше узлов. Это создавало бы большие трудности для преследующей меня субмарины. В определенные моменты я стопорил бы ход и этим также создавал трудности субмарине в прослушивании шумов моих винтов; в то же время пытался бы сам услышать ее шум, подобный звуку поезда-экспресса. И наконец, я вышел бы на границу банки Бурдвуда и, таким образом, создал для лодки большие сложности в сближении со мной со стороны банки, что позволило бы расположить мои корабли охранения в более выгодной позиции.
Капитан 1 ранга Гектор Бонзо ничего подобного не сделал. Он не был подводником, не имел никакого представления о том, что лодка может и чего не может сделать. Он мысленно еще не был на войне, и все это время у него по корме был «Конкеррор», осуществляющий стандартное преследование «спринт и дрейф»: пятнадцать-двадцать минут в подводном положении со скоростью в восемнадцать узлов, затем подвсплытие на несколько минут для визуального уточнения места цели и обновления данных для торпедной стрельбы. При каждом всплытии они уменьшали скорость до пяти узлов. Пока они таким образом «дрейфовали», расстояние до цели увеличивалось, но они его снова сокращали «спринтом» на скорости в восемнадцать узлов.
Около 18.30 командир британской подлодки, находясь на дальности порядка двух миль, решил, что настало время для заключительного сближения. На полном ходу он ушел на глубину для выполнения левого поворота и занятия позиции по левому борту от аргентинского крейсера. Его замысел – произвести торпедный залп по крейсеру, находясь на его носовых курсовых углах, близких к траверзу, с дальности порядка двух тысяч ярдов. Хорошо все обдумав, Кристофер решил использовать прямоидущие торпеды Мk. 8**. Три такие торпеды уже находились в торпедных аппаратах, но он предусмотрительно загрузил и три «Тайгерфиша» на случай, если не удастся подойти достаточно близко.
В 18.57 командир «Конкеррора» оценил, что может развернуться для торпедного залпа и всплыть на перископную глубину для окончательного уточнения данных стрельбы. В носовом торпедном отсеке готовились три торпеды Mk. 8** для стрельбы веером. Этот стандартный способ стрельбы заключается в прицеливании каждой торпеды с различным упреждением, в данном случае по «Бельграно», что в достаточной степени гарантирует их встречу с целью.
На субмарине царила напряженная обстановка. Акустики внимательно вслушивались в продолжающееся устойчивое биение трехлопастных гребных винтов «Бельграно»: чуф-чуф-чуф… чуф-чуф-чуф…, повышающееся и понижающееся в длинных волнах Атлантики, слегка слабеющее, когда корма глубже погружалась в волны. В центральном посту подлодки капитан 2 ранга Рефорд-Браун приказал всплыть на перископную глубину, и, когда «глаза» субмарины вышли из-под палубы с характерным знакомым свистом «Ву-у-ш», его руки захватили рукоятки перископа еще до момента, когда они поднялись до уровня колен, чтобы использовать каждую драгоценную секунду для обзора. Вспомните люк на площади Пиккадили, о котором я рассказывал в период обучения на курсах «Перишер». Капитан 2 ранга Рефорд-Браун как раз «выглядывал из него». Время большого серого ветерана Перл-Харбора истекало.
Он произнес пеленг – триста тридцать пять…, затем дальность – тысяча триста восемьдесят ярдов. На выдохе произнес: «Проклятье. Слишком близко». Но уже не было времени, чтобы это исправить. Он колебался еще нескольких секунд, пока «Конкеррор» скользил вперед, теперь уже находясь на подходящем курсовом угле девяносто градусов от аргентинского корабля. Затем он отдал окончательный приказ своему офицеру-минеру: «Стрелять».
Гидролокатор зафиксировал двойной глухой звук, когда первая торпеда вышла из торпедного аппарата, и затем высокотонный вой запустившегося двигателя торпеды, разгоняющейся до скорости в сорок узлов. «Конкеррор» вздрогнул. Через семь секунд ушла вторая, потом третья торпеда. Как только жалобный вой третьей торпеды затих, снова наступила тишина, остался лишь шум «чуф-чуф-чуф… чуф-чуф-чуф», который так долго слушали британские гидроакустики.
Секунды шли, большой крейсер все еще шел со скоростью тринадцать узлов, приближаясь к фатальной области водного пространства, избранной командиром британской субмарины для его встречи с торпедами. Через пятьдесят пять секунд после выстрела первая торпеда Mk. 8** врезалась в левый борт «Генерала Бельграно» между якорем и первой орудийной башней. Взрывом оторвало почти весь нос корабля. Через перископ Кристофер Рефорд-Браун увидел большой, до самого неба, огненный шар взрыва.
Акустик «Конкеррора» констатирующим тоном, как будто он считал овец, доложил: «Взрыв!».. Затем последовало: «Второй взрыв!..» Вторая торпеда взорвалась под кормовой надстройкой. Тройное отражение звуков взрывов эхом наложилось на комбинацию звуков взрывов первых двух торпед, которые достигли цели. Последний взрыв прозвучал иначе, более отдаленно, более металлически, более ясно. Один из кораблей охранения, эсминец «Бучард», позже сообщил, что он получил скользящий удар торпедой, которая не взорвалась.
Эта операция была выполнена Кристофером Рефорд-Брауном и его экипажем как по учебнику и поэтому все звучит так просто, словно это мог бы сделать любой. Лучшие военные акции всегда кажутся простыми. Как сухо заметил молодой капитан 2 ранга несколько месяцев спустя: «Королевские военно-морские силы потратили тринадцать лет на мою подготовку именно для такого случая. И если бы я все испортил, то это было бы расценено чрезвычайно плохо».
На «Конкерроре» все слышали незабываемое воздействие взрывов и знали, что их торпеды куда-то попали. Потом, когда шум затих, впервые за двадцать четыре часа звук винтов крейсера пропал, в наступившей тишине на гидролокаторе остался только зловещий звякающий звук, напоминающий звук бьющегося стекла или металла. Он отозвался эхом сквозь толщу воды, подобный далекому колокольному звону ада. Так звучит на современном гидролокаторе шум разрушающегося большого корабля.
С тех пор в каждом аргентинском докладе сообщалось о пожаре, возникшем на корабле, на котором погибли триста двадцать один человек. Из всего этого можно сделать вывод, что крейсер был плохо подготовлен к войне. Взрывная волна распространялась по кораблю так быстро потому, что слишком много дверей в переборках и люков были открыты вместо того, чтобы быть задраенными в готовности сдерживать огонь и воду. Закрытое состояние люков и дверей неудобно: в таком случае нужно около пятнадцати минут, чтобы добраться из одного конца корабля в другой, отдраивая каждую дверь, через которую проходишь, и затем задраивая ее снова за собой. Капитан 1 ранга Гектор Бонзо на собственном опыте понял: если вы посягаете на острова, принадлежащие другой державе, а та в свою очередь не довольна этим, то лучше всего находиться в готовности к эффективной обороне. Но он действовал так, словно не считал себя в реальной опасности, несмотря на полученное от британского правительства несколькими днями ранее предупреждение, что аргентинские корабли, представляющие любую угрозу британскому флоту, будут потоплены, как только выйдут за пределы двенадцатимильной зоны от материка. Этот человек еще не воспринял реальности ситуации, в которой все мы теперь находились, и в этом отношении он не был одинок.
Последние минуты «Бельграно»
На борту «Бельграно» пожары, высокая температура и повреждения были ужасающими. Ситуация вышла из-под контроля. Быстрое поступление морской воды вывело из строя все котлы и генераторы, а сочетание пожара и воды – вспомогательные генераторы, которые обеспечивали работоспособность водоотливных насосов и противопожарных средств борьбы за живучесть. Все освещение и системы связи корабля вышли из строя одновременно. Командир корабля и восемьсот семьдесят девять человек его экипажа сумели покинуть теперь уже полностью затемненный корабль. Все это заняло у них полчаса – время, необходимое, чтобы найти дорогу к надувным спасательным плотам. Через четверть часа после того, как капитан 1 ранга Бонзо оставил корабль, крейсер опрокинулся на левый борт с высоко поднятой вверх кормой перед тем, как уйти под воду. А в это время почти девятьсот человек его экипажа на переполненных спасательных плотах, окружающих место катастрофы, пели г