гата, разорвавшийся над транспортом, должно быть вызвал чувство страха в сердцах несчастной команды. Для них наступление конца света было бы подобно мощному взрыву. Что на самом деле и произошло.
«Алакрити» поразил «Эстадос» тремя 4,5-дюймовыми снарядами, взрывы которых вызвали пожар, закончившийся детонацией 325 000 литров авиационного топлива в его трюме. Судно превратилось в огненный шар. Этот шар должен был быть виден на многие мили, но с мостика «Алакрити» он представлялся немного больше тусклого зарева в плотном тумане. Так произошло единственное за всю войну 1982 года боевое соприкосновение между британскими и аргентинскими кораблями.
Выполнив эти формальности, «Алакрити» продолжил путь на север в неразведанные воды к северному входу в пролив в районе мыса Фаннинг. Он продвигался вперед в полной темноте, проверяя своим корпусом наличие мин. Когда на носовых курсовых углах правого борта появилась большая выпуклость мыса Фаннинг, капитан 2 ранга Крейг лег на обратный курс для расширения «проверенного фарватера». После повторного прохода на север они наконец встретились с «Эрроу» восточнее мыса Дельфин. Так тихо (и хорошо, что тихо) закончился экстраординарный рассказ об отваге и храбрости, который, я боюсь, не отмечен в летописях морской истории. На КомАмГ действия «Алакрити», конечно же, впечатления не произвели. Но, если бы случилась трагедия, этот подвиг занял бы свое место рядом с сагами о «Джервис Бэй» или «Глоууорма» и преподносился бы будущим морским офицерам как высочайший пример самоотверженности и верности долгу, а капитан 2 ранга Крейг обязательно был бы представлен к награде Крестом Виктории, чего, к счастью, не произошло.
Новости с другой передовой войны – огневой позиции в районе Порт-Стэнли – были смешанными. «Глазго» под командованием Пола Ходдинотта и «Бриллиант» под командованием Джона Коуарда вели артобстрел Муди Брук, где, как мы предполагали, находились значительные аргентинские укрепления. Однако при планировании этого артобстрела у нас возникла неразбериха. «Ковентри» и «Бродсуорду» было приказано следовать на запад от ударной группы сменить «Глазго» и «Бриллиант». Это было достаточно ясно, но первоначально «Бродсуорду» ставилась задача встретить «Алакрити». На «Бродсуорде» приняли сигналы в неправильной последовательности и когда они отправились, оказалось, что у «Ковентри» и «Бродсуорда» есть отличные шансы встретить «Эрроу» и «Алакрити» в тумане, в три часа ночи, прямо в центре района вероятных действий аргентинской подводной лодки. Среди других неразберих эта могла стать особенной. В конце концов мы все уладили, и каждый корабль пошел своим курсом без неприятных последствий.
Неустойчивый туман и дымка не позволяли аргентинской авиации подняться в воздух в течение последних нескольких дней. Это было хорошо, так как у нас накопилась масса проблем с кораблями и самолетами. Дефекты и поломки появлялись и устранялись непрерывной чередой по мере того, как время и погода делали свое дело. «Глазго» имел проблему с электрогенераторами: в работе был только один, второй генератор ремонтировался. Пока медленно тянулось утро, все «Харриеры» «Гермеса» были посажены на палубу для технического обслуживания. К ланчу мы получили сообщение о неисправности 4,5-дюймовой артустановки Мk. 8 на «Ковентри» и выходе из строя носовой ракетной системы «Си Вулф» на «Бродсуорде». Общее приподнятое настроение после благополучного возвращения «Алакрити» позволило мне воспринять эти сообщения оптимистично, с уверенностью в том, что с этими отказами мы справимся. Очень смущал прогноз погоды – область пониженного давления надвигалась прямо на нас, обещая принести западный штормовой ветер, бурное море, рассеивание облачности и улучшение видимости. Это было плохой новостью потому, что сегодняшняя ночная высадка передовой группы SAS на Пебл станет серьезным испытанием для каждого.
Среди всего этого «Инвинсибл» пожаловался (в моем дневнике записано «заскулил»), что их выдвинули на угрожаемое направление без прикрытия фрегатом проекта 22. К сожалению, это было сделано при циркулярном сообщении, и все командиры боевых кораблей могли его прочитать. Я был обязан напомнить «Инвинсиблу», что «Гермес» всего три дня назад оставил такую же позицию, но в отличие от них мы не имели ЗРК «Си Дарт». Теперь, наверное, очередь «Инвинсибла». Он понял ситуацию.
Возможно, это были излишне жесткие слова, но я старался сделать все возможное, чтобы справиться с напряжением, обрушившимся на корабли, самолеты и, конечно же, на людей. В эти тянувшиеся дни ожидания люди стали очень уязвимыми. Мы все нервничали, одни больше, другие меньше.
К тому времени несколько человек потеряли контроль над своими поступками. С сожалением должен сказать, что мы потеряли летчика, для которого травма, связанная с рискованными полетами, оказалась «последней каплей». Это был очень показательный случай. Стало ясно, что бедный парень находился под воздействием стресса совершенно иной природы еще до того, как прибыл сюда. Возможно, мы должны были это заметить, но боюсь, никто за этим не следил. В состоянии глубочайшей депрессии у нас был врач, офицер-инженер и, возможно, еще один человек был на грани. Симптомы были разными. Я решил исследовать себя в отношении симптома, о котором рассказал мне флагманский врач в апреле, когда возникли первые случаи стрессов, и выяснил, что провожу на спине гораздо больше времени, чем обычно. Не буду хвалить себя, но я установил, что стало немного труднее спать, когда нужно, и немного легче, когда я этого не желал.
Достаточно трудно определить, что нужно делать с людьми, которые явно страдают от стрессов. В явных случаях, когда человек не способен выполнять свои обязанности, решение очевидное: его просто необходимо отправить домой любым возможным способом. Но есть люди, у которых травма проявляется не явно, которые не проявляют очевидных классических признаков неадекватного восприятия. Есть люди, которые продолжают делать то, на что был запрограммирован их мозг. Для самосохранения они длительное время прячут реальную правду о своем состоянии. Стресс не позволит им в случае какой-либо опасности среагировать нужным образом и не потому, что они этого не хотят или слишком ленивы, а потому, что их разум в определенный момент «отключается». Мне часто приходила в голову мысль, что некоторые люди удостоены медалей за проявленную храбрость именно в такой ситуации. Они были настолько отрешены, что продолжали идти, стрелять или защищать свою позицию, несмотря на очевидную безнадежность. Просто их разум ничего другого подсказать не мог. Передающий центр их мозга заклинило травмой. Я решил быть внимательным и наблюдательным по отношению как к своему поведению, так и к случаям стрессов среди экипажей кораблей.
На совещании штаба по окончательному согласованию планов высадки десанта казалось, что все шло более гладко, чем я предполагал. Все мы согласились, что район высадки должен быть защищен от непогоды и что бухта Карлос была наиболее подходящим пунктом высадки из всего, что мы могли найти, если требование основать анклав снова не всплывет на поверхность. Мы согласились, что корабли и суда, ожидающие входа в бухту Карлос, должны оставаться к востоку от ударной группы, которая в свою очередь должна находиться примерно там, где она была в последние несколько недель – достаточно далеко от берега, обеспечивая продолжительное воздушное прикрытие. Мы полагали, что командующий амфибийной группой должен идти в район высадки с корабельным охранением в составе двух фрегатов проекта 22 («Бродсуорд» и «Бриллиант»), большого эсминца УРО «Энтрима», двух фрегатов проекта 12 («Плимут» и «Ярмут») плюс «Аргонот», двух фрегатов проекта 21 («Антилоуп» и «Ардент»). Никто не спорил о том, что десантные корабли и суда необходимо вводить (равно как и выводить) в район высадки в темное время суток небольшими конвоями. Мы также полагали, что для десантников первостепенными были вопросы обеспечения безопасности в пункте высадки, обеспечение противовоздушной обороны (ракетными комплексами «Рапира») и беспрепятственное наращивание численности войск для наступления на Порт-Стэнли. Передо мной стояла еще одна важная задача – создать для нас небольшую взлетно-посадочную полосу на берегу: во-первых, как передовую воздушную базу, с которой будут действовать прежде всего «Харриеры» (для уменьшения нагрузки на авианосцы); во-вторых, по тем же самым соображениям (только наоборот), по которым мне надо было убрать аргентинские самолеты с острова Пебл насовсем.
К 17.00 погодный фронт быстро приближался к нам, ветер и волнение моря усиливались. Восемь бойцов SAS были готовы к высадке на остров Пебл. Все понимали, что их путь будет трудным. «Джунгли», принявший их на борт, летел над самой смолисто-черной поверхностью океана. Пилоты уповали на звездное небо над береговой чертой, которое позволит им использовать очки ночного видения. Ко времени их вылета боковой ветер с северо-запада усилился до сорока узлов.
Море внизу было довольно бурным, но небо оставалось звездным. После полуночи они высадили людей с их лодками среди холмов за пляжем и благополучно вернулись назад. Спецназовцы планировали в оставшееся до рассвета время замаскироваться и приготовиться к переходу следующей ночью на остров Пебл. Пока они разбирались на местности, «Глазго» и «Бриллиант» вернулись на огневую позицию у Порт-Стэнли. Глухие разрывы снарядов «Глазго» разносились штормовым ветром далеко по округе.
Это была обычная ночь, позволившая мне хорошо отдохнуть, во всяком случае достаточно для того, чтобы на следующее утро обругать Королевские ВВС. Но вы можете сказать, что я недостаточно отдохнул для того, чтобы делать такие суждения. Рано придя на ФКП, я передал резкий сигнал, который установил новый стандарт грубости. К счастью, я не только не могу его вспомнить, но даже не сохранил никаких записей с его точной формулировкой. Причиной может быть то, что я никогда не вел точных записей всех событий. Мое раздражение «светло-синими» было вызвано экспедициями в зону боевых действий самолета Королевских ВВС «Нимрод», который имел прекрасный радар «Сёчвотер» для обнаружения надводных целей. Они должны были летать над районом на удобной для них высоте и сообщать нам обо всем увиденном. Что они и делали неустанно, исключительно добросовестно и с большим энтузиазмом. Проблема состояла в том, что летчики совершали много ошибок, которые в мирное время большого значения не имеют, но на войне могут привести к гибели. Ведь мы обязаны реагировать на все их донесения на тот случай, если вдруг они окажутся правы. Мое «сражение за информацию» становилось все более трудным. Поступающая информация была не только недостаточной, но и определенно вводила в заблуждение.