тдка. Но у него была повреждена аппарель, и в 16.00 гвардейцы все еще оставались на борту под ясным полуденным солнцем, которое освещало их высокие мачты.
Я полагаю, что шло дальнейшее обсуждение о пешем марше в Блафф Коув. Солдаты думали, что придется совершить шестнадцатимильный марш из-за поврежденного моста через ручей в глубине бухты – очевидно, им не сказали, что парашютисты его восстановили. Как бы там ни было, но они предпочли ожидать на кораблях прибытия тдка, чтобы их переправили непосредственно к месту назначения.
День тянулся медленно, исключительно медленно для команд, разгружающихся в Порт Фицрой. Но намного быстрее для окопавшихся на высотах к северо-востоку аргентинских войск, ясно созерцающих деятельность штаба генерала Мура, а также освещенные солнцем (в это время оно находилось от них строго на север) мачты десантных кораблей, застывших на более темном фоне. Они сообщили о присутствии британских кораблей на свой командный пункт в Порт-Стэнли. Вскоре это сообщение было получено Южным авиационным командованием на материке, которое подняло в воздух шесть «Даггеров» с тысячефунтовыми бомбами плюс отряд из восьми «Скайхоков». Я не сомневаюсь в том, что они едва ли могли поверить в свою удачу: «Блафф Коув – никаких холмов, никаких утесов, никаких кораблей охранения, никаких «Рапир» – нет проблем. Экселенте»[86].
Аргентинцы надеялись использовать для удара четырнадцать самолетов, но всевозможные заправки и технические проблемы уменьшили это число до десяти, что, с нашей точки зрения, было далеко от совершенства. Два аргентинских отряда осуществляли перелет раздельно: пять «Даггеров» шли севернее с тем, чтобы у западного берега Фолклендского пролива круто повернуть вправо и зайти на Порт Плезент с берега. Однако, как только самолёты совершили поворот, стремительно несясь на сверхмалой высоте, они внезапно увидели «Плимут», выходящий из бухты Карлос в районе мыса Ченчо. Аргентинцы предпочли атаковать боевой корабль.
Дэвид Пентрит приказал «лево на борт» для того, чтобы встретить противника всем тем, что у них было. Ракетой «Си Кэт» они повредили один из «Даггеров» и открыли ураганный огонь из 20-мм артустановок и пулеметов, но остановить всех пятерых не смогли. Четыре тысячефунтовые бомбы попали в «Плимут» и ни одна из них не взорвалась, хотя последняя вызвала взрыв глубинной бомбы, приготовленной для подвески к вертолёту, вызвав сильный пожар. Все это произошло молниеносно. «Даггеры» ушли, преследуемые парой «Харриеров» 801 эскадрильи. Они оставили за собой пять раненых моряков и эффектно дымящий, но ни в коей мере не смертельно поврежденный фрегат.
К сожалению, у «Плимута» не было времени выполнить поворот вправо на обратный курс для применения аппаратуры, известной нам как «Флэшер». Он был оснащен этой новой лазерной аппаратурой, которая могла бы сорвать атаку, поскольку она буквально вынуждает атакующего пилота отвернуть резко вверх, ослепляя его на время порядка сорока секунд. Но так или иначе командир Пентрит на своем 21-летнем фрегате предпринял все, что реально от него можно было ожидать. Это был, конечно же, последний бой «Плимута», и я позволю себе привести его описание со слов капитана 1 ранга Джона Коуарда: «Конечно, «Плимут» был обречен попасть в беду. Он не имел необходимых средств для того, чтобы участвовать в такого рода боевых действиях. Но я никогда не забуду его в бухте Карлос, когда мы были в подобной ситуации – он кружил вокруг кораблей, полностью пренебрегая опасностью. Для отражения атак он мог использовать только артиллерию и старый ЗРК «Си Кэт», и он всегда их использовал. Пентрит? Самый храбрый парень, которого я когда-либо встречал. Конечно, я знал, что однажды, когда мы войдем в бухту Карлос, от «Плимута» не останется ничего, кроме облака черного дыма. И такой день для него настал».
После рейда «Даггеры» отправились домой, и теперь осталось только пять «Скайхоков», летящих очень низко над побережьем Лафонии. Они повернули севернее к восточному побережью, ища мачты кораблей, так четко вырисовывающиеся в ярком полуденном солнце. Вскоре после 16.10 ведущий аргентинский пилот увидел их и приказал двум «Скайхокам» следовать за ним. Они повернули к западу, низко несясь над Порт Плезент к двум британским танко-десантным кораблям. Я предполагаю, что это была просто мечта пилота бомбардировщика – атаковать две неподвижные цели без малейшего риска получить в лоб от обороняющихся ракету, снаряд или хотя бы пулю. У них было время даже для набора необходимой высоты, чтобы их бомбы обязательно взорвались. Они сбросили две, возможно, три, пятисотфунтовые бомбы прямо в «Сэр Галахад», атаковав его на бреющем полете. Другие два самолета, замыкая шествие, пошли на «Сэра Тристрама», стоящего на якоре всего в четверти мили далее, и сбросили две бомбы. Первая попала в корму и не взорвалась, а вторая, взорвавшаяся под кормой, оторвала аппарель. К счастью, на «Сэре Тристраме» солдат было немного, но «Сэр Галахад» был заполнен ими. По меньшей мере одна из бомб взорвалась глубоко внутри корабля, устроив жуткое побоище. Пожар быстро вышел из-под контроля. Рвущиеся боеприпасы с каждой минутой делали ситуацию еще более ужасающей. К счастью, там было много спасательных средств – четыре вертолета «Си Кинг», один «Уэссекс», десантный катер, плавающий грузовой плот под названием «Мексфлоут», две спасательные шлюпки с «Сэра Тристрама» и собственные спасательные шлюпки и спасательные плоты. Потребовалось всего около получаса, чтобы переправить всех, кто мог ходить, и около часа для эвакуации вертолетами раненых на носилках.
В итоге пятьдесят человек были или убиты, или пропали без вести; еще пятьдесят семь были ранены, почти все с ужасными ожогами. Из них тридцать девять погибших и двадцать восемь раненых были из 1-го батальона валлийских гвардейцев, полка, который традиционно почти полностью формировался из старого шахтерского центра Южного Уэльса, начиная от Кардиффа, Ньюпорта и Лленелли, заканчивая селениями в районе Ронда, Мейстег, Бридгенд и Понтипридд. Ни одной из тех небольших общин не привыкать к печали, но бомбардировка «Сэра Галахада» еще очень долго будет в их памяти.
Королевские ВМС при этом потеряли семь человек погибшими и одиннадцать человек ранеными. Проявлено много отваги в спасательных работах. Я был особенно взволнован поступком второго инженер-механика «Сэра Галахада» Пола Генри из Бервик-на-Твиде, посмертно награжденного георгиевской медалью. Он отдал единственный в горящем машинном отделении дыхательный аппарат для спасения младшего офицера.
Единственное хорошее событие за весь этот отвратительный день произошло вскоре после того, как еще одна группа «Скайхоков» зашла для удара по базе Фицроя, но была перехвачена над бухтой Чойсеул «Харриерами», которые сбили три самолета ракетами «Сайдуиндер».
Большинство фактов стали известны через несколько дней. Я был чрезвычайно расстроен, когда утром того ужасного дня мне сказали, что два ТДК находятся в Блафф Коув. Недоволен я был в основном собой, поскольку мог бы не позволить этому случиться, должен был не допустить этого, но ничего не сделал. Я должен быть там старшим военно-морским командиром. Я видел угрозу, кипел от злости, но ничего не сказал. Записи в дневнике неопровержимо свидетельствуют об этом. Но я боялся, что любая высадка будет сопряжена с трудностями. Мои записи от 4 июня – это та страница, которую я никогда не хочу перечитывать заново.
Я спрашивал себя тысячу раз: почему не настоял на отмене этого замысла. Всё, что я должен был сделать, это сказать категорически: «Забудьте это! Я не разрешу моим кораблям участвовать в этом. Найдите другой путь». Но я ничего не сказал по крайней мере тем, кто командовал на берегу. Я достаточно уверен в том, что высказал только кое-что близким коллегам, находящимся на ударной группе. Теперь, критически анализируя свои действия, мне стало ясно, что я знаю основную причину моего нежелания вмешаться во что-либо. Это был я, кто подгонял, требовал скорости, я, кто ясно дал понять, что войска десанта должны как можно скорее наступать и закончить эту войну до второй половины июня. Теперь, когда они пошл и вперед, кто я такой, чтобы начать жаловаться на риск, которому они подвергались? И если это – та причина, по которой я не желал вмешиваться, тогда мне нечем гордиться. Беспокойство о том, что сначала говорю одно, а потом другое не моя работа. Я должен был только сказать командору Майку Клаппу и генерал-майору Джереми Муру, что я против, и к черту их реакцию.
Во многих случаях, оглядываясь назад, на эту кампанию, я часто сам себя просто не узнаю. Действительно ли я принимал те решения? Думаю, что только один фактор удерживал вместе меня и того, другого, я – общая совесть. Это для всех нас вездесущий, одинокий и, надеюсь, правдивый голос нашей собственной души.
Ночью 8 июня я как обычно выпустил пар на страницах моего дневника.
Мое беспокойство о двух ТДК оказалось обоснованным. Я бы этого КомАмГ задушил. Ему сказали не планировать посылку «Интрепида» и двух ТДК в Фицрой в светлое время даже с фрегатом (возможно, стоило предложить вариант одного ТДК, имеющего разумные шансы проскочить незамеченным – смотри замечания от 4 июня). И что же он делает? Отправляет войска на двух ТДК средь бела дня при прогнозе хорошей летной погоды.
Мое беспокойство и разочарование подталкивали меня: «Я, конечно же, должен был остановить его [4-го июня]. Это моя персональная вина, поскольку я должен был вовремя разглядеть приближающуюся катастрофу. Я только не понял, что два ТДК находились там без охранения до полудня, когда почти без раздумий решил не отменять приказ, надеясь, что все обойдется».
В свое оправдание я рассуждал, что даже отмена мною приказа не очень бы им помогла, поскольку «ТДК все еще оставались уязвимыми даже где-нибудь в другом месте [между Карлосом и Фицроем], имея на борту много людей и снаряжения и находясь на большом удалении от берега». Я думаю, история в конце концов может решить, что драматическая перемена погоды была наиболее существенной причиной трагедии. Позже я выяснил, что прогноз об улучшении погоды ни КомАмГ, ни КВДФО до того, как приступили к проведению операции, не получили. После действий в течение продолжительного времени под покровом тумана и низкой облачности все внезапно снова оказались в ярком солнечном свете с удивительной для тех широт видимостью. Это, как мы уже знаем, меняет дело.