Несмотря на теплую погоду, по спине девушки пробегает холодок.
Неужели он что-то предчувствовал?
Юки кусает губы, разглядывая отражение святилища в боковом зеркале:
– Притормози на минутку, ладно?
– Что-то случилось?
– Хочу посмотреть, осталась ли тут дедушкина кукла-кокэси.
– Ладно, но я обещал Сузуки-сан приехать к девяти, а мы и так опаздываем.
– Я мигом.
Девушка бежит по дорожке через тории и забирается туда, где они с Такой стояли под ярким утренним солнцем после вылазки в зону радиации. Вскарабкавшись на перила, она шарит рукой там, куда поставила маленькую круглую куклу спокойного мальчика, окруженного волнами.
Но Юки ничего не находит. Пять минут поисков в траве и на земле – и все впустую.
– Возвращайся! – окликает ее Така.
– Не нашла, – вздыхает Юки, забираясь обратно в машину. – Может, надо было взять его с собой? Дедушка очень дорожил этой куклой.
– Мне жаль. – Така кладет ладонь на ее руку. – Сильные ветра, шторма – такое случается.
Юки разглядывает волны.
– Така?
– Ага?
– Как думаешь, я все напридумывала? Или и правда видела дедушку? Тогда, когда мы вышли из зоны и я оставила кокэси в храме.
Така резко втягивает воздух:
– Выглядела ты так, будто правда что-то увидела. У меня волосы дыбом встали…
– Мне кажется… кажется, что я так стремлюсь вернуться в дом, потому что хочу снова увидеть дедушку. Если есть хоть малейший шанс почувствовать его присутствие… Понимаю, что его смерть не моя вина, но… ты и сам знаешь.
– Знаю, – тихо подтверждает Така.
– Каждый Обон мы с дедушкой взбирались на холм за домом. Вдвоем мы ждали, когда предки вернутся. Знаю, он всегда надеялся увидеться с бабушкой.
– Как ее звали?
– Анна. Я не застала ее в живых. Дедушка тепло о ней отзывался.
– И как, он ее когда-нибудь видел?
– Он говорил с ней. Но не думаю, что видел.
Машина с ворчанием движется по серпантину вдоль утеса, а Юки смотрит в окно. Если честно, ей не нравится, что они так близко к бьющимся внизу волнам. Справа она видит дикие камелии и склонившиеся под напором ветра деревья, заброшенные дома, кучки мусора, мотоцикл, который все так же лежит в кустах. Они почти добрались до обвала дороги. В прошлый раз, казалось, Юки и Така шли сюда целую вечность, скрываясь от патрулей в лесах и двигаясь навстречу опасности в глубине зоны заражения.
Теперь на это потребовалось несколько минут. Так просто. В теплом воздухе суетятся стрекозы. И нет никаких сложностей. Вообще никаких.
Но ближе к краю утеса дорога вихляет. Из ниоткуда наваливается знакомая паника: дышать не получается, тут нет места, нет воздуха, нет выхода – помогите, помогите, помогите! И Юки снова оказывается на самом краю мира. Она крадется над разверзнувшейся под скалой тьмой, вцепившись в хлипкое ограждение, а Тихий океан молотит разрушенную дорогу и сметает заборы где-то далеко внизу.
– Дыши, – наставляет Така, не отрывая глаз от дороги. – Проезд впереди починили.
В следующее мгновение они уже движутся по свежему полотну, гладко заползающему на сушу, а старый истерзанный кусок асфальта только мелькает между темно-зеленых кустов и чахлых деревьев.
– Вот видишь, – улыбается Така. – Все в порядке. Все будет хорошо. По крайней мере сегодня.
Через пятнадцать минут Юки и Така сидят за низеньким столиком-котацу, спрятав ноги под стеганым покрывалом. Перед ними исходят паром две чашки зеленого чая, соседствующие со стопками книг, журналов и каталогов. Пожилой Сузуки-сан разглядывает гостей со своего места за столом. Лицо старика испещрено глубокими морщинами, а глаза, кажется, постоянно слезятся. Время от времени он тянется за салфетками или небольшим пузырьком и осторожно выдавливает по капле в каждый. Но глаза его все еще ярко блестят, а густые белые брови над ними выразительно двигаются. Прямо сейчас они поднимаются, пока Сузуки-сан рассказывает на диалекте анекдот о диком вепре. Така громко смеется, а Юки не может уловить юмор. Но она все равно хихикает, чтобы не показаться невежливой.
Старик с улыбкой всматривается в ее лицо:
– Поняла?
– Э-э, да, почти все.
Юки указывает на лежащий между ними телефон:
– Можно записать ваш рассказ, Сузуки-сан?
Тот кивает:
– Конечно. Я помню Хару-сан и с тобой рад познакомиться. Хорошо принимать гостей. Сейчас тут только я. Мне девяносто четыре, и меня не сильно это тревожит. – Он тычет в сторону заднего дворика. – Даже на границе сада радиация высокая. Поэтому теперь тут почти никого.
– Така сказал, у вас есть какая-то история.
Сузуки-сан кивает:
– Есть. История про подсолнухи. И про мальчика, жизнь которого унесли волны.
Старик снова тянется к глазным каплям. Где-то в глубине старого дома тикают часы, разрушая повисшую в комнате тишину.
Сузуки снова поворачивается к Юки, промокая уголок глаза.
– Так-то лучше. Это не типичная история о призраках-юрэй. Да, я и их видел после катастрофы. В Осоме около школы погибла сотня людей, а то и больше. В первую ночь, до того как АЭС вышла из строя, я сидел тут, в гэнкане, пытаясь придумать, что делать, какие дороги не перекрыты – и все в таком духе. И тут из темноты, со стороны моря, по дороге пошли люди. Они казались замерзшими, мокрыми, несчастными. Я прихватил фонарик, термос с чаем, одеяло и спустился, чтобы как-то им помочь…
Он поднимает взгляд к потолку, пытаясь освежить образ в памяти.
– В ту ночь я тоже там была, – говорит Юки, получше натягивая покрывало на ноги. – Я продрогла в воде. Мне так хотелось согреться, найти дедушку…
Ее голос затухает. Сузуки-сан кивает:
– Так вот, я кричал: «Вам помочь?» – но, как только оказался шагах в двадцати от них, понял, что не могу подойти ближе.
Снова повисает долгая пауза. Юки бросает взгляд на Таку. Тот, подперев рукой голову, внимательно слушает.
– Простите, что перебиваю, – парень наклоняется ближе, – но почему вы не могли к ним подойти?
– Было ощущение, что это не мое дело. Если понимаешь, о чем я. Казалось, они находятся… где-то еще. На мои слова они не реагировали, а просто шли дальше, не замечая света фонарика и глядя на дорогу перед собой. В полной тишине. Было их человек десять-двенадцать, и молодежь и старики. Внезапно я почувствовал себя неважно – еще хуже, чем обычно, – сложил руки в молитве и поклонился. А когда поднял голову, вокруг никого не было.
Така надувает щеки:
– Знаете, я тоже что-то такое видел. Рядом с берегом, гораздо позже. Когда рассказал об этом Комори-сан, она обсы́пала меня солью[33].
– Лучше перестраховаться, – соглашается Сузуки-сан. – Значит, потом эвакуировали меня в касэцу. Отвратительное местечко: куча металлических коробок, накаляющихся под солнцем, но рядом с моим домом ничего больше не было. Там я старался не падать духом и каждый день ходил на прогулки. Поддерживал форму, чтобы вернуться сюда. Я ведь до сих пор сам колю дрова!
– Ого! Сасуга, Сузуки-сан. Вы большой молодец, – с улыбкой хвалит Така.
Мужчина делает глоток чая.
– Так вот, жил рядом с касэцу старик, семья которого продавала семена и владела подсолнечным полем между лесом и дорогой к морю. Помню, видел те цветы во время эвакуации. Оказывается, до цунами неподалеку от поля жил пятилетний мальчик, обожавший подсолнухи. Мать его, бедняжка, рассказывала, что он был очарован тем, как эти цветы поворачиваются вслед за солнцем. Когда она отводила сына в школу или забирала из нее, тот всегда останавливался убедиться, что подсолнухи ведут себя как положено. Иногда пара срывала цветок-другой и относила домой, и тогда мальчик рисовал их, ну, как дети это делают. Огромными мелками. Весь год он бредил полем, приходя в восторг, когда подсолнухи в полный рост шелестели на ветру, и впадая в уныние, когда они высыхали, а сердцевины собирали ради семечек.
Сузуки-сан делает глубокий вдох. В комнате повисает напряжение. Как и дедушка, этот старик прекрасный рассказчик, поэтому Юки и не пытается его торопить. Воображение уже рисует ей поле цветов, маленького мальчика, сияющее солнце…
– Так вот, в две тысячи десятом, одним летним вечером, мальчик пропал. Отец с матерью везде его искали: и в доме, и в саду. Нигде не найдя, даже позвонили в полицию. Как думаете, где он в итоге оказался?
– В поле с подсолнухами, – шепчет Юки.
– Точно. В километре от дома среди цветов он что-то напевал и ходил по грядкам туда-сюда. Его мать сказала, что отреагировали они с мужем, как все родители: сначала рассердились, а потом расплакались от облегчения. А когда успокоились и спросили у сына, зачем он туда пошел, то выяснили: он просто хотел знать, что происходит с цветами ночью. Как получается, что вечером они смотрят на запад, а утром уже повернуты на восток. – Сузуки-сан улыбается. – Настоящий маленький ученый, согласитесь?
– А как так получается? – интересуется Така, выпрямляя спину. – Я об этом никогда не задумывался.
– Старик, торгующий семенами, объяснил, что ночью подсолнухи потихоньку поворачиваются обратно, чтобы утром смотреть на восход, но только если они молоды. Когда они достигают зрелости, то перестают так делать, потому что цветы подвижны, только пока растут. А потом им становится сложно шевелиться, совсем как нам, старикам! Смотрим только в одну сторону!
Сузуки-сан чешет нос.
– Вот так и получается. Он души не чаял в подсолнухах, рисовал их зимой с две тысячи десятого по две тысячи одиннадцатый год и все ждал, когда они снова проклюнутся на вспаханном поле. Родители подарили ему на день рождения хорошую детскую книгу о Ван Гоге и его картинах с подсолнухами. Мальчик даже говорил, что хочет быть как подсолнух: всегда смотреть на солнце. Хм…
Сузуки приподнимает брови и в затянувшейся тишине обводит взглядом своих слушателей.
Юки чувствует, как учащается пульс.
– А потом они, бедные, в день землетрясения и цунами оказались в Натори. Кажется, ездили навестить тетю мальчика. Видели фото оттуда? Ад на земле. Никаких возвышенностей, все залило, целые районы снесло волной или раздавило, а еще и пожары…