Мужчина повернулся и оставил подношение у храма. Сакуре в тот момент показалось, что где-то в глубине норы зашуршала бумага.
14Ужас
Молодой человек пришел ко мне где-то через пару месяцев после цунами. Точнее, его отчаявшаяся девушка привезла возлюбленного в наш храм в Курихаре.
Ночь была спокойной, лишь где-то вдалеке над темным океаном раздавались раскаты грома. Взволнованный молодой человек стоял в гэнкане, постоянно потирая руки. Когда гость посмотрел на меня, показалось, будто он видит за моей спиной что-то другое, доступное только ему.
И это что-то, очевидно, до ужаса его пугало.
– Д-доб-брый в-ве-вечер, – промямлил он. – П-про-простите з-за беспокойство, но…
– Он совсем плох, каннуси[49], – перебила его девушка, быстро смахивая слезы и размазывая подводку. – Говорит и делает ужасные вещи. Он сам не свой.
Она была испугана не меньше его. А может, даже больше.
– Проходите, – спокойно ответил я. – Посмотрим, что можно сделать.
Вдалеке над морем снова зарычала гроза.
По долгу службы я часто вижу страх. Разумеется, в мире много жутких вещей, как в той известной поговорке: землетрясение, гром, пожар и так далее. Поэтому я пытаюсь помочь людям расслабиться и перевести дух, понять, что, если хватит смелости посмотреть страху прямо в глаза, тот потихоньку начнет таять под вашим взглядом, а потом, если не сдаваться и получить поддержку, в конце концов ваш личный кошмар превратится в соломенное пугало. В простого намахагэ, топающего по снегу, чтобы припугнуть детишек.
Но даже мне, бывалому священнику, ужас, который испытывал мой гость, показался невероятным. Пока парень переминался с ноги на ногу, будто стоял на раскаленных углях, его девушка, наблюдавшая за ним со смесью тревоги и нежности, посмотрела сначала на него, а потом на меня.
Гостья наклонилась и горячо зашептала:
– Он сказал, что хочет убить мою маму.
– Это не я, – настаивал ее спутник. – Это он. Кента.
Я оглядел парня с головы до ног. Лет восемнадцать, не больше, стройный, с напряженными плечами. Совсем не твердо стоит на земле. Будто в любой момент может оторваться от пола и улететь под крышу.
– Ладно, мы справимся, – произнес я, стараясь, чтобы голос звучал одновременно достаточно спокойно и энергично.
Но сам я ощущал усталость.
С тех пор как 11 марта произошло цунами, множество раненых душ искало утешения у меня и моего коллеги. Они шли днем и ночью, потерявшие близких, потрясенные – люди, жизнь которых круто изменилась в один ужасающий миг. Им требовались сочувствие, объяснения, надежда. Но временами ситуация казалась тупиковой. Понимаете, у нас сначала даже не было топлива для крематория. И что вообще говорить тому, у кого стихия навсегда вырвала из рук ребенка или погубила всех родных? Сакура в ту весну распустилась и отцвела, как обычно, и лишь это событие осталось привычным.
Молодой человек посмотрел на меня так, будто отчаянно хотел что-то сказать, но затем отвел взгляд.
Девушка понизила голос:
– Внутри его злой дух, каннуси… Моя соседка говорила, что вы, ну… их изгоняете.
– Мы такое делали, – подтвердил я. – Много раз.
Внезапно из горла ее бойфренда вырвался странный звук. Парень резко вскинул голову и так зло вперился в меня взглядом, что у меня шерсть встала дыбом. Глаза гостя сильно изменились, словно на меня смотрело нечто другое. И вот глубокий и холодный голос, совсем не такой, как тот, что я слышал до этого, прорычал:
– Эй, ты! Ты на что уставился, тупой старикашка?
Я выдержал паузу, глядя ему прямо в глаза, прочистил горло и строго произнес:
– На тебя. Кто ты?
– Ха! – Он отвел от меня яростный взгляд. – Зря тратишь время, зайцеухий!
Очевидно, дух, кем бы он ни был, мог видеть мой настоящий облик, несмотря на то что я превратился в человека, чтобы принять гостей. (Хотя мои уши вечно творят что хотят.)
Девушка, снова готовая расплакаться, замотала головой:
– Мне так жаль. Но говорят, что вы очень мудрый священник. Прошу, помогите Харуто.
– Пойдемте в храмовую комнату. Там все и обсудим, – пригласил я.
Когда мы разложили подушки на татами и уселись на них, злоба, искажавшая лицо парня, исчезла, и я понял, что он снова стал Харуто. Пока.
Тот перевел взгляд с меня на статую Будды, а потом на большую картину, изображающую медиума около Осорэямы.
– Тут проходили похороны моей бабушки, – пробормотал Харуто. – Мне казалось, в храме другой священник.
– Мы делим обязанности. Я несу службу по ночам.
Повисла долгая пауза. Издалека до меня долетали звуки поезда. Где-то над нами легчайший ветерок шевелил сосны на холме, а в комнату влетел мотылек, который безумно долбился о перегородку сёдзи.
– Рассказывайте, – негромко попросил я.
– Мне страшно об этом говорить, – признался Харуто так тихо, что даже мои уши с трудом уловили его слова. – Если произнести вслух, то все становится еще более настоящим. А потом до меня доберется он.
Я глубоко вдохнул:
– Кто?
– Дух, каннуси. Он заставляет меня говорить и совершать страшные вещи. Это не я. Это дух, это его гнев. Он монстр.
– В нашем распоряжении вся ночь, – сказал я. – Давайте во всем разберемся.
– Это как кошмарный сон, но наяву.
– Рассказывайте.
Я обратился в слух и стал ждать.
Где-то далеко-далеко гроза все еще бушевала над океаном. Мотылек танцевал у нас над головой, устремляясь к свечному блику на лице Будды.
– Я познакомился с ним в начальной школе, – прошептал Харуто, – когда мы были маленькими…
– С кем познакомились?
– С Кентой. – Молодой человек заерзал на подушке. – Мы были лучшими друзьями, представляете? Играли на холме, возвышающемся над городом. Устроили там укрытие и придумывали в нем истории. Потом вместе оказались в футбольной команде. Оба наших отца погибли, когда мы были детьми: мой – во время несчастного случая на рыбалке, а Кента остался без папы в пять лет. Самоубийство. – Он вздохнул. – Думаю, мы сблизились на этой почве, потому и стали как братья, ведь нам нравились одни и те же телешоу, а в средней школе – одни и те же девушки. У нас были непростые отношения с матерями. Моя вечно все контролирует, а его, напротив, вообще ничего вокруг не замечает. Ну, знаете, из таких, которых больше интересуют дневные сериалы, выпивка, все такое. В начальной и средней школе мы с Кентой были вдвоем против всего мира. Как-то в лесу мы даже поклялись на крови всегда вставать друг за друга горой, что бы ни случилось.
Девушка Харуто придвинулась поближе, положила свою ладонь на его. Парень закрыл глаза, погружаясь в прошлое.
– Когда мы чуть повзрослели, то полюбили брать в прокате кассеты с японскими ужастиками и смотреть их, потягивая пиво, украденное у мамы Кенты. Друг постарше одолжил нам пиратку американского сериала «Твин Пикс», набиравшего тогда сумасшедшую популярность, и мы с Кентой тоже на какое-то время стали им одержимы. Пейзажи там были похожи на те, среди которых мы росли, понимаете? Сосновые леса и туман, много открытых пространств. В сериале рассказывалось о злом духе, который овладевал людьми и убивал, о поисках преступника. Мы притворялись, что попали в «Твин Пикс», повторяли известные фразы, слушали саундтрек. Очень зловещий.
Не открывая глаз, Харуто поежился:
– Но мне это, если честно, не нравилось. Я притворялся, чтобы и дальше дружить с Кентой, но сериал меня пугал. Когда хороший персонаж подошел к зеркалу и увидел, что оттуда ему улыбается злой дух с длинными волосами, меня пробрало до костей. Я неделями не мог смотреться в зеркало…
Снаружи бриз затих. Сначала по капле, а потом все чаще по крыше храма застучал дождь.
– Почему не мог смотреться?
– Потому что боялся увидеть его, убийцу.
Я особо не интересуюсь, что там идет у людей по телевизору, и, признаться, не знал, что это за сериал. Но чувство, исходящее от Харуто, было мне знакомо. Я подавил дрожь.
– Продолжайте.
– Так вот… Кента любил тот сериал. Он стал отращивать волосы, как у убийцы, – в общем, был одержим тем миром. У него начались проблемы в школе, он прогуливал уроки. Появилось в нем что-то… не знаю… темное, что ли. Он говорил страшные вещи. – Харуто простонал. – И мы с ним проказничали, да. Воровали из магазинов и задирали детей помладше. Но это ни шло ни в какое сравнение: его мать становилась все… э-э… хуже и хуже, а он говорил, что хочет… убить ее… И когда я смотрел на Кенту, он казался вполне серьезным. Я не знал, что делать…
– Должно быть, тяжело наблюдать, как с другом такое происходит.
Харуто кивнул:
– Я очень волновался за Кенту, но общаться с ним становилось все неприятнее. Когда мы перешли в старшие классы, то постепенно стали проводить все меньше времени вместе. Если он приходил на занятия, то проплывал мимо меня в коридоре, словно погруженный в свой собственный мир. Иногда Кента передавал мне записки, вкладывал их мне в ладонь и шептал: «Что бы ни случилось, Харуто-кун, я тебя всегда найду. Помни, мы связаны».
– А что было в записках?
– Всякая жуть. Например, «Скоро я это сделаю» или «Никто меня не остановит, у меня внутри горит пламя». И на всех был тот самый символ из сериала.
В комнате воцарилась тишина. Я подождал, давая Харуто время взять себя в руки. Мотылек порхнул к свече и отпрянул в тень.
– А что дальше, Харуто?
– Дальше… дальше в нашем районе произошла серия поджогов. Пострадали лишь мусорки и пара гаражей, но я знал, кто за этим стоял. Рядом с местом пожара на тротуаре мелом были начерчены символы, те самые, из «Твин Пикс», и так я понял, что тут замешан Кента. А в школе, если он вообще там появлялся, все его пугались: слишком странный у него был взгляд. Это все так печально, каннуси. Он ведь не всегда таким был. Случившееся – моя вина. Нужно было что-то сделать…