«И уши тоже», – мысленно добавил я.
Дождь стих. Около четырех утра, когда первые лучи солнца скользнули по холмам, я убедился, что с Харуто и его девушкой все в порядке, и проводил их до гэнкана. Воздух был холодным, но утро обещало выдаться прекрасным. Я наблюдал, как их маленькая машина поворачивает прочь от ворот, и набрал полную грудь чистого летнего воздуха. Затем пошел в комнату и по пути глянул в зеркало в коридоре. Сомнений не оставалось: уши рвались вернуть себе первозданную форму. «Мы такие, какие есть», – пробормотал я и сбросил с себя иллюзию человечности.
Тело, стоило ему принять привычный облик, расслабилось. Я глубоко вдохнул и изучил свое отражение: кажется, седины прибавилось?
Мордочка моя скорчилась.
Все меняется.
Я стоял на веранде под навесом и любовался утренним розово-оранжевым светом на кронах сосен. Высоко над ними пролетал самолет, пассажиры которого и не подозревали, что на них смотрит кролик-монах. Да, пора проверить почту: я ведь даже не взглянул на письмо от ОЗЁ с пометкой «СРОЧНО».
Но я все равно задержался на веранде, наблюдая, как холм окрашивается разными цветами, и слушая голос солнечного утра. А когда глянул вниз, заметил, как свет отражается от склизкого улиточного следа, тянущегося по отполированному деревянному полу энгавы.
Ну а потом пошел заварить себе кофе.
15Чертов мост
Я вернулся в Северную Японию, чтобы найти истории о призраках и ёкаях.
Для этого преодолел долгий путь из Токио к Осорэяме, собирая легенды и байки. Я добавил их к рассказам, которые раньше слышал сам, и к уже знакомым мне классическим мифам. Затем попытался передать их так правдиво, как мог, чтобы не нарушить тонкую волшебную грань между этим миром и иным.
Но последняя история самая что ни на есть реальная.
Она произошла почти пятнадцать лет назад со мной, Джулианом. Конечно, полвека, проведенные в глубинах моей памяти, могли сделать свое дело и извратить ее, стереть детали. Да и, полагаю, ум писателя неосознанно добавил рассказу лоска. Поэтому вот вам мой совет: всегда относитесь к мэтрам пера с легким подозрением.
Давайте назовем эту историю в некотором роде правдивой. Историей о встрече с могущественным существом.
Это произошло погожим вечером в начале сентября 1977 года. Как обычно, мы проводили остаток летних каникул в доме-фургоне на холмах Центрального Уэльса, чуть выше деревни Девилс-Бридж.
Мне это место всегда казалось волшебным. Все здесь пропиталось магией, особой энергией: воздух и круглые холмы, леса вокруг, пылающие всеми красками, беспокойные реки и водопады, высекающие себе путь сквозь ландшафт. В низине у туристского лагеря раскинулось глубокое лесистое ущелье, а точнее – стык двух ущелий: там река Майнч резко бросается вниз навстречу Иствайт, их потоки соединяются и вместе стремятся к морю. Здесь можно посмотреть на водопады, подняться по крутым мшистым тропинкам, спуститься в темные зеленые глубины, а потом снова выбраться на дневной свет.
Чуть выше по течению, перед водопадом, Майнч бурлит и кипит в огромном котловане, который прозвали Чашей Дьявола. Там все… по-настоящему впечатляет. Узкое ущелье, рев реки, постоянный сумрак.
Каждое лето я смотрел с наблюдательной площадки на пенящиеся бурные воды, ощущая, как дрожит под ногами земля, и представлял, что сотворит со мной стихия, если упаду. Над моей головой один над другим возвышались три моста: первый – средневековый, из камня, второй, чуть выше его – восемнадцатого века, а над ним – последний, железный, по которому пролегает узкая дорожка, – времен Викторианской эпохи. Вот такие три попытки преодолеть пропасть над неукротимым потоком. Все в этом месте меня завораживало и пугало, особенно после того, как я узнал легенду, стоящую за его английским названием. (У валлийцев это просто Понтарфинч – «мост через Майнч», но англичане, очевидно, предпочитали заманивать туристов куда более выразительными словами.) А все потому, что, по легенде, сам дьявол построил самый первый мост над бурной рекой и в качестве награды за свои труды потребовал душу того, кто первым его перейдет… Да только его перехитрила умная старушка с собакой!
Воображение легко рисовало, как дьявол до сих пор выжидает под старыми замшелыми мостами над чашей бурлящей реки, чтобы отомстить.
В туристском лагере я катался на велосипеде, не держась за руль, играл с братом в футбол ранними сентябрьскими утрами и ходил к склону холма покупать газировку и карточки для игры в «Козырную карту»[53].
Два или три лета подряд за прилавком в магазине стояла молодая японка. Понятия не имею, как она оказалась тут в середине 1970-х, но меня это не слишком удивило, ведь у папы в центре образования для взрослых я видел много японских студентов. Кассирша всегда выглядела спокойной и со всеми здоровалась с какой-то многозначительной улыбкой. Но когда я протягивал женщине карманные деньги, чтобы купить банку шенди[54], японка внимательно смотрела на меня, лицо ее становилось серьезным, и она начинала что-то нравоучительно шептать мне на своем родном языке.
Мне всегда было сложно встречаться с ней взглядом. Во-первых, я был жутко робким, а во-вторых, ее глаза слегка косили в разных направлениях, будто рассматривали два предмета одновременно. Когда я смущенно отводил взгляд, она тихо добавляла на английском:
– Только будь осторожен, хорошо?
Говорила японка таким тоном, что я сразу понимал: она просит меня смотреть в оба. Затем она поворачивалась и широко улыбалась следующему покупателю:
– Здравствуйте! Чем могу помочь?
Несмотря на стеснительность, рядом с ней я ощущал себя спокойно. Закончив с покупками, я, заинтригованный, старался задержаться подольше: притворялся, что листаю книжки с головоломками «Я шпион»[55], а сам наблюдал, как японка общается с другими посетителями. Она больше ни с кем не пыталась заговорить на родном языке и ни на кого так серьезно не смотрела.
В день, когда произошла эта история (а то был последний день каникул), я наблюдал, как японка достает из кармана небольшую колоду карт, умело их тасует и веером раскладывает на прилавке, развлекая себя какой-то игрой. Внезапно, оторвавшись от своего занятия, женщина встретилась со мной взглядом, но я тут же отвернулся, быстро бросил через плечо: «Спасибо!» – и вышел из магазина.
– Будь осторожен! – услышал я.
Я вернулся на вершину холма к нашему домику, по пути пытаясь растрясти шенди так, чтобы выветрился лимонад, а потом побрел дальше, в царство лесов и ручьев.
Над верхней площадкой лагеря вздымалась пара холмов, по бокам поросших дубками, а на макушке – кустами папоротника, которые трепал ветер и палило солнце. Я всегда выбирал левую тропинку: с нее открывался прекрасный вид на местность. Оттуда можно было разглядеть глубины ущелья, послушать, как пыхтит поднимающийся из Аберистуита паровоз, а потом развернуться и пройти по самому хребту двугорбого холма.
Я бесцельно шел туда, погруженный в свои мысли, словно хотел остановить время, чтобы не возвращаться в школу – мир, который меня ужасал. «Вот бы остаться тут, на вершине, – подумал я, – избежать неотвратимо надвигающихся гулких коридоров и страха», – и погрузился в мечты, представляя, как безмятежные холмы превращаются в горы Тибета или Японии. Воображал, что построю себе хижину и укроюсь здесь навсегда, стану изучать медитацию, а может, научусь левитировать или летать.
Мрачное карканье во́ронов эхом разлеталось над холмами, отражаясь от стволов деревьев в лесу ниже. Шло время.
Как-то так получилось, что я словно впал в транс и задержался здесь дольше, чем собирался. Только оторвав взгляд с заката на западе, я понял, что уже сильно стемнело. Ущелье Майнч превратилось в черную бездну, а просторная долина за ним наполнилась тенями. Холодный ветер задул над холмом, раскачивая папоротники, и меня проняла дрожь. Все мои чувства внезапно обострились.
Я что-то заметил.
Некто (или нечто?) был на склоне холма. Я не мог ни сказать, кто это, ни увидеть его, но ощущал его присутствие столь же явно, как и землю под ногами.
Где-то сзади, чуть сверху, раздалось карканье ворона – словно скрежет камней в горле, – и я резко обернулся, но не увидел никого, кроме парочки лохматых овец на выпасе. На западе солнце завалилось за облака, окрасившиеся в цвета свежего ушиба, а когда я снова опустил взгляд, заметил, что леса внизу почернели.
Я затаил дыхание.
Меня не покидало отчетливое ощущение, что из-за деревьев, чуть ниже и слева от вершины, за мной кто-то наблюдает. И кажется, там, среди кривых стволов, что-то двигалось. Может, это отец или брат меня ищет? Ведь было уже поздно.
Обычно родители, привыкшие к моим «исследовательским походам», не волновались, но, кто знает, может, наступил совсем глубокий вечер? Или это фермер шел сквозь лес? Сам я этого маршрута избегал, но по крутой тропинке можно было быстрее дойти до лагеря.
Да, там, слева, определенно что-то шевельнулось, а потом блеснул красный огонек. Тревожная настороженность переросла в страх. Нужно было возвращаться в домик, к теплу и свету. И поскорее.
Я решил пойти напрямик, через лес. Так добираться быстрее. Сгущающаяся мгла меня не пугала – я знал обратный путь как свои пять пальцев.
Обычно ступал я уверенно, но сейчас, в угасающем свете, летя на всех парах вниз к лесу, постоянно спотыкался о невидимые кочки и корни. У опушки я замялся, огляделся и с бешено колотящимся сердцем прислушался, а потом, цепляясь за узловатые стволы, чтобы не заносило, бросился вперед – только подошвы кроссовок замелькали.
Прямо над ухом снова раздалось карканье ворона.
Или гогот? Может, фермер потешался над моим паническим бегством с холма? Меня всегда пугала перспектива стать объектом чьих-то насмешек.