29 января атаман Каледин покончил с собой. После этого сложило свои полномочия Объединенное правительство. Кутепов все еще надеялся взять Таганрог:
Передовые части добровольческой армии с боем продвигаются к Таганрогу. Среди добровольцев царит уверенность, что Таганрог будет взят в ближайшие дни («Приазовский край», 2 февраля 1918 г.).
Такой оптимизм не имел оснований и через десять дней был оставлен уже Новочеркасск, а еще через десять уже Ростов.
Стоит обратить внимание на интерпретацию Таганрогского восстания Калединым. Основной его упор делался на том, что большевики являются внешней силой и оккупантами. Так же он рассматривал и восстание в Таганроге. Делегация же ОП возражала, что красногвардейцы состоят из жителей Таганрога. И не замечено никаких подкреплений извне.
Войсковой атаман А. М. Каледин (в ответ) заявил, что, говоря о связи Таганрога с советскими войсками, нельзя принимать во внимание только грубую связь, т. е. появление в Таганроге группы красногвардейцев с Матвеева Кургана. Связь, говорит атаман, ясно видна в единстве действий. И те, и другие ведут борьбу против правительства («Вольный дон», 26 января 1918 г.).
В поздних советских изданиях говорится о том, что координация между большевиками Таганрога и отрядами Сиверса действительно имела место. Однако результаты такой координации не очевидны. Начало восстания в Таганроге 17 января совпадает не с наступлением красногвардейцев под Матвеево-Курганом, а с наступлением Кутепова. 17 января крупный успех на стороне Добровольческой армии. Отряд Кутепова делает удачный обход в тыл противника. Кроме того, им удается захватить бронированный поезд, два бронированных автомобиля и несколько пулеметов.
Восстание в Таганроге является яркой иллюстрацией того, что Дон не был Вандеей, а был лишь местом, где разыгралась схватка. Особенно это видно на раннем этапе. Для красногвардейцев Таганрога юнкера школы прапорщиков были внешней силой и оккупантами.
О позиции казаков. Любопытна озвученная на экстренном заседании ОП еще 24 января, информация о том, что возможно «ни сами массы, ни военно-революционный комитет не имеют возражений против ввода в город для охраны порядка строевых казачьих частей». Это лишний раз иллюстрирует устоявшийся взгляд, что в конце 1917 и начале 1918 казачество было в основном нейтральным по отношению к большевикам.
С уходом белых Таганрог стал частью Донской Советской Республики (март – апрель 1918 г.). В конце апреля Таганрог был оккупирован немецкими частями. Городом управляла германская комендатура, объявившая большевиков врагами. В городе началось формирование большевистского подполья.
Список использованной литературы
1. Вольный Дон. – 21 января 1918 г.
2. Вольный Дон. – 23 января 1918 г.
3. Вольный Дон. – 26 января 1918 г.
4. Приазовский край. – 16 января 1918 г.
5. Приазовский край. – 20 января 1918 г.
6. Приазовский край. – 25 января 1918 г.
7. Приазовский край. – 26 января 1918 г.
8. Приазовский край. – 27 января 1918 г.
9. Приазовский край. – 2 февраля 1918 г.
10. Таганрогский вестник. – 17 января 1918 г.
11. Таганрогский вестник. – 23 января 1918 г.
12. Таганрогский вестник. – 25 января 1918 г.
Заяц Н.А. К вопросу о красном терроре в Крыму в 1920-21 гг.
Заяц Н.А., к.и.н., учитель истории
Аннотация. В статье вкратце изложены факты, рассказывающие о специфике проведения красного террора в Крыму после его занятия Красной армии, масштабах, формах репрессий, разоблачаются некоторые популярные заблуждения относительно этой темы.
Ключевые слова: Крым, гражданская война, красный террор, ВЧК, Особые отделы
Zayats N.A.
Candidate of historical sciences, school teacher
To the question of the red terror in Crimea in 1920-21
Abstract. The article briefly outlines the facts that tell about the specifics of the Red Terror in Crimea after its occupation by the Red Army, the scale, forms of repression, some popular misconceptions about this topic are exposed.
Keywords: Crimea, civil war, Red Terror, Cheka, Special Departments
Писать о красном терроре после освобождения Крыма от Врангеля и просто, и сложно. Просто – потому что количество надежных данных по этой теме немногочисленно, определенные факты хорошо известны и не допускают разночтений даже в трудах достаточно ангажированных исследователей. Сложно – потому что в исследовании этой темы остаются очень значительные лакуны, которые сейчас нельзя закрыть, а политическая актуальность этого вопроса при отсутствии знакомства с вопросом за границами узкого круга специалистов порождает большое количество мифов и домыслов. Вкратце вся конкретная информация по поводу крымских расстрелов сгруппирована в исследованиях историков белого движения А.С. Пученкова и А.В Ганина, а также некоторых других исследователей [1; 3, с. 326; 4; 5; 17, с. 63-72; 11, с. 196].
21 ноября 1920 г. была создана Крымская ударная группа при Особом отделе ВЧК Юго-Западного фронта во главе с заместителем начальника отдела Е.Г. Евдокимовым. Их задачей было проведение массовой чистки плененных врангелевцев на основании указаний Ф. Э. Дзержинского. 16 ноября он телеграфировал начальнику ОО Юго-Западного и Южного фронтов: «Примите все меры, чтобы из Крыма не прошел на материк ни один белогвардеец. Поступайте с ними согласно данным Вам мною в Москве инструкциям. Будет величайшим несчастьем Республики, если им удастся просочиться. Из Крыма не должен быть пропускаем никто» [21, с. 215]. Как правило, этот документ рассматривается как доказательство того, что последующие репрессии в Крыму проводились на основании указаний центра. Однако нужно указать, что содержание этих указаний так и остается неизвестным, они на данный момент не найдены и не опубликованы, хотя их содержание могло бы значительно прояснить причины красного террора в Крыму.
Насколько можно судить по многочисленным мемуарным и документальным свидетельствам, в первые недели после прихода Красной Армии на полуостров прошли более-менее спокойно, однако очень скоро наступили массовые расстрелы арестованных и задержанных офицеров. Эта работа проводилась тройками из состава руководителей местных Особых отделов армий, дивизий и фронтов. Разбирательство, насколько это можно понять, проводилось весьма поверхностно, и обычно расстреливались представители контрреволюционных слоев – в первую очередь врангелевские офицеры, полицейские, приставы, чиновники, реже казаки, студенты, аристократы и т.д. Подобные формулировки фигурируют как в воспоминаниях, так и в немногих сохранившихся архивных документах. Об этом сохранилось довольно свидетельств, в том числе и со стороны советских руководителей. Так, председатель ВРК Севастополя С. Крылов писал: «Для очистки Крыма и в частности Севастополя от этой нечисти центральными карательными органами были присланы чрезвычайные органы – ударная группа Особого отдела Южфронта, Особотдел 46-й дивизии, Особотдел Черназморей и Реввоентрибунал Черназморей. Все эти органы в конечном счете быстро сделали порученное дело, но некоторые работники, которым была дана неограниченная чрезвычайная власть, натворили много ошибок и даже злоупотреблений. Особенно неистовствовал ничего не хотевший признавать Особый отдел 46-й дивизии. С ним, главным образом, получился острый конфликт. Его отделение в Балаклаве безвинно расстреляло несколько человек, сотрудники отдела чрезвычайно безобразничали, в Севастополе отдел производил массу беспричинных арестов» [11, с. 196]. Врач при Особом отделе ревкома Феодосии С. В. Констансов жаловался в ЦК: «Через два или три дня после окончания первой регистрации военных была назначена новая регистрация, которая производилась Особой комиссией по регистрации 6-й армии и Крыма; этой регистрации подлежали наряду с военными также юристы, священники, капиталисты. Все военные, только что зарегистрированные и амнистированные, были обязаны вновь явиться на регистрацию. Регистрация продолжалась несколько дней. Все явившиеся на регистрацию были арестованы, и затем, когда регистрация окончилась, тотчас же начались массовые расстрелы: арестованные расстреливались гуртом, сплошь, подряд; ночью выводились партии по несколько сот человек на окраины города и здесь подвергались расстрелу.
В числе расстрелянных оказались и офицеры, и рабочие, и врачи, и мелкие военные чиновники, и советские служащие, и больные, и здоровые – без разбора» [4, с. 202]. Сохранилось и много жалоб на то, что в числе расстрелянных часто попадались необходимые советской власти специалисты, безвинно пострадавшие рабочие и т.п. элемент [12, с. 58]. Эти быстрые массовые расстрелы, в ходе которых, как показывают разрозненные материалы, было расстреляно абсолютное большинство арестованных без достаточного разбора, произвело крайне негативное впечатление и на население, и на руководство крымских органов, и даже на часть крымских парторганизаций, что с недовольством отмечала, в частности, Р. Землячка [18, с. 117].
Количество жертв расстрелянных до сих пор остается загадкой. Многочисленность их не вызывает сомнения, однако отсутствие общих данных сослужило плохую службу. Благодаря сведениям, попавшим за границу, в белой эмиграции распространились утверждения о десятках тысячах жертв, которые после перестройки в итоге надолго утвердились в научной и публицистической литературе по теме. Так, имеет большую популярность оценка белоэмигрантского историка С. П. Мельгунова, который называл цифры от 50 до 150 000 расстрелянных. Эта цифра ничем особенным не подтверждена, так как даже он признавал, что не обладает данными по этому вопросу, а ряд сообщений о терроре в крымской прессе, на которые он ссылался, оказался в итоге вымышлен [8, с. 66]. Другой белоэмигрантский источник дает цифру также в 52-53.000 чел. [7, с. 298-299] Большую популярность приобрело письмо М. Х. Султан-Галиева Сталину с жалобами на расстрелы, в котором упомянуто, что, «по