долгожительница рассказала обо всем. Как бы ни было горько, они – часть ее прошлого. Но долго на этом постараюсь не задерживаться, чтобы не вгонять Веру и читателей в уныние. Давайте извлекать уроки из чужого опыта и думать о хорошем, что бы ни поведала нам бабушка.
– Произошло это вот как, – начинает свой рассказ Вера. – Накануне того злополучного дня мне позвонили якобы из совета ветеранов, сообщили, что придут завтра, мол, нужно подписать какие-то бумаги на выплаты. Сомнений, что это социальные работники, у меня не было. Ко мне не раз приходили, ведь я участница обороны, ветеран. В назначенный день в дверь постучали две женщины. По странному совпадению в тот же день я получила пенсию. Хранила деньги по старинке – под бельем в платяном шкафу… Сначала мы все вместе находились в комнате, но одна из женщин попросила воды, и я отвела ее на кухню. Потом только поняла, что она меня отвлекала, пока вторая искала деньги. Пропажи хватилась только к вечеру. Сумма немаленькая была, забрали они, помимо пенсии, и все мои накопления. Понимаешь, такой возраст, в любой момент Господь прибрать может, вот я и складывала, чтобы племяннице было на что хоронить. Неприятно, конечно, но переживала недолго.
Мне до глубины души обидно за бабушку. Это насколько бессовестным нужно быть, чтобы обидеть человека, который прошел войну и дожил до стольких лет!
Человека, вызывающего уважение уже своей уникальностью, рекордом по прожитым годам. Бабушка Вера как спортсмен-марафонец, в чью дистанцию сложно поверить. Она не просто престарелая, она – ровесница века. Тем сильнее поражает людская циничность, отсутствие не только почтения к возрасту и опыту, но и вообще каких-либо ориентиров, кроме одного – денег. Воровство само по себе презренное занятие, безмерно жаль всех обманутых стариков, но Веру – больше других. Обидеть столетнюю старушку – все равно что на младенца напасть. Она ведь на своем веку испытала гораздо больше тягот, чем другие. Чем младше ребенок и чем старше старик, тем они беззащитнее. И если ловят таких мошенников, то наказывать их нужно очень строго.
В кино есть классический прием, который часто используют плохие режиссеры. Чтобы выдавить эмоции у зрителя, надо обидеть в кадре старика, ребенка или собаку. Работает безотказно. Но если в кино это всего лишь дешевый трюк, то в жизни – мерзость запредельная, жестокая и циничная. И нельзя, к сожалению, просто промотать подобный момент, можно только постараться забыть, как это сделала Вера.
– З наешь, я прожила тяжелую и несчастливую жизнь, долгие годы провела в борьбе за свой угол и кусок хлеба, пережила войну и, казалось, исчерпала уже все невзгоды, отведенные судьбой. Но не тут-то было.
Десять лет назад долгожительница упала и сломала шейку бедра. Врачи отказывались брать ее в больницу, полагая, что 93-летняя бабушка поездку не переживет. Но с помощью племянницы Вера доказала обратное: она не только не умерла, но и встала на ноги. Кости срослись, и она снова начала ходить.
– В этом мире никогда нельзя расслабляться, всегда нужно быть начеку. Даже когда тебе перевалило за сто, важно не терять бдительности. Это похоже на колодец с воротом[28], были такие в моем детстве: крутишь ручку, ведро опускается на цепи в воду, черпаешь и поднимаешь обратно. Повторяешь это механически изо дня в день, а потом кто-то тебя окликает, тяжелое ведро падает в воду, ручка вылетает у тебя из рук, и бах – на голове алеет шишка.
Начинать сначала тяжело в любом возрасте. Сразу вспоминается август 1998 года, когда деньги перестали иметь ценность, и те, кто не успел ими воспользоваться, в один день потеряли все. Глядя на происходящее из дня сегодняшнего, понимаешь, что в России от таких внезапных потрясений не спрятаться, и каждый год с ужасом ждешь августа. 23 года прошло[29], а подсознательный страх, заставляющий нас отправлять запросы во Всемирную паутину – что будет с рублем, куда лучше вложиться, – по-прежнему еще с нами. Мы боимся, но научились жить с этой подспудной тревогой и относиться к возможной катастрофе обыденно: мол, нас уже ничем не удивишь, пережили 90-е, значит, и этот кризис переживем. Одно дело, когда ты молод и полон энтузиазма, но где искать силы, чтобы начать заново в зрелом возрасте?
Вера застала дефолт в 80 лет. 40 лет она по копеечке собирала, копила – и в один миг все пропало. Вот тогда ей было по-настоящему обидно. Кто-то ведь сумел удачно вложить средства, сохранить…
– Часто я задумывалась, почему одним легко всю жизнь, хотя они этого не заслужили, а другим сложно, даже если они без конца трудятся, всем помогают и никому не причиняют зла. Но со временем поняла, что завидовать людям и той жизни, которую они могли вести с самого детства, – грех. Нет смысла смотреть на тех, кто, кажется, легко скользит по волнам, в то время как вы подвергаете себя испытаниям, не двигаясь с места. Просто жизнь несправедлива и нужно с этим смириться. Знаю, что многим неприятно это слышать, все обычно ждут чуда или какой-то награды. Но так не работает, и чем раньше ты это поймешь, тем лучше. Можно верить в то, что все будет хорошо, но обещать себе это наверняка нельзя.
– В какой семье вы росли?
– Я родилась в деревне во Владимирской губернии, в многодетной крестьянской семье. Отца не было, он рано умер, я его даже не помню. Нас было шестеро детей: четыре девки и два парня. Счастливой я не была, мне больше всех доставалось, не знаю почему. До семи лет работала по дому вместе с младшей сестрой. Мама с бабушкой спозаранку уходили в поле трудиться, а мы – по дому, что мать прикажет: нарыть картошки, нарвать травы корове, воды наносить, полы помыть. Почему-то я и в лес ездила за дровами, и на мельницу рожь молоть: мать меня везде посылала.
– Она хоть иногда бывала с вами ласкова? Песни пела, подарки дарила?
– Какие подарки, кто мне их делал? На шестерых одни валенки и одни ботинки… Да и ласки мы не видели никогда. Какие уж тут добрые отношения, мать должна быть матерью. Наверное, мне, как и любому ребенку, хотелось какого-то участия, теплоты, но время было другое, трудно было в деревне, мама все время работала. Все работали.
– Принято было слушаться?
– Я была послушной, боялась ее. И все время делала то, что она велит. Почему-то она меня всегда и везде отправляла: туда поезжай, сюда поезжай, то сделай, это сделай. В школу ходила мало, всего два года. С семи лет вместе с мамой и бабушкой и другими детьми выходила в поле работать: мама косила, а мы собирали колоски – рожь и пшеницу. Из колосьев вязали снопы. Бабушка плела пояски из травы, а мы ими эти снопы связывали. Потом их молотили. И мы, дети, тоже молотили, только цепы у нас были небольшие – у меня был на три цепи. Цеп – такое приспособление для обмолота зерна, три цепи, прикреп ленные к рукоятке. Льняные снопы катали вальками[30], семена и высыпались. Потом снопы на неделю в поле выносили: расстилали, мяли, трепали. Следом бабушка пряла нитки, а мама ткала из них полотно. Полотно стлали на траву – отбеливать. И вот из этого полотна нам всю одежду и шили. Много работали. С матерью и бабушкой в доме жила до десяти лет, а потом мать меня отдала в няньки к богачам. У них было пятеро детей. Один только родился, второй было шесть месяцев, двоим по пять лет, и еще был мальчик семи лет.
– Добрые были богачи? Вас не обижали?
– Нет, скупые, работала за кусок хлеба. Ни молока, ничего я не видела. Кусок хлеба, и все. На второй год отдала меня мама в другую деревню в няньки – там двое детей было. Хозяйка все прятала: и молоко, и хлеб. В деревне я жила до пятнадцати лет, потом уехала к старшему брату в Ивановскую область. Два года жила там, нянчила его детей, моих племянников.
– Удивительно, что вы помните, какого пола и возраста были ваши подопечные, хотя это было девяносто лет назад!
– Сейчас детство стала вспоминать все чаще. Мне уже нет смысла думать о настоящем и уж тем более о будущем. Я достигла того этапа, когда наступает усталость от жизни. Так что теперь мои мысли обращены в детство. И что удивительно, память моя выдает выкрутасы: могу забыть, что делала вчера, но отчетливо помню какие-то картинки из детства.
Помню такую вот: «Ма! Ма!» Бабушка выглянула в окно, засуетилась. Это пришел местный дурачок, Митя. Безобидный мужчина без возраста, который обходил пешком деревню за деревней. Говорили, что у него есть дом и что в детстве оторвалась люлька, в которой его качали, потому он и стал таким. Местные его прозвали Митя Би-Би: он всего несколько слов мог говорить. Знакомых бабушек он называл «Ма». Они его жалели, всегда выносили ломоть хлеба. «На, Митя, ешь», – протянула ему кусок бабушка. «Фа! Ма-Фа!» – это означало «Мама, спасибо!» Им нас и пугали, если не слушались: мол, будешь мало работать, станешь как Митя, ходить попрошайничать. Но мы слушались и работали.
Вспоминаются и беззаботные дни. Не думала, что они были в детстве, но память где-то их находит: как на речку купаться ходили, в лес за грибами, за ягодами. Как играла с животными во дворе, с собаками и кошками.
Грустно слышать, что у кого-то детство прошло в постоянной работе, хоть я и понимаю, что тогда редко бывало иначе. Детей в те времена и заводили-то скорее как рабочую силу, а не как продолжение рода и объект любви. Оттого лишь приятнее звучали слова о беззаботных днях в лесу и на речке. И все-таки дети должны быть детьми, познавать лишь хорошее и прекрасное – остальное жизнь рано или поздно покажет им сама.
– Моя жизнь с самого детства была тяжелой и нeсчастливой, но все же, – слышу я, к моему удивлению, – это дар Божий. Правда, нужны силы, чтобы жить и не унывать. Я прошу Бога об этом каждый день, хоть и тяжело уже. Всегда нужно во что-то верить, без этого я бы не справилась. Считаю, что атеистов не бывает, все равно есть какая-то неведомая божественная сила, которую человек боится и к которой стремится. Вы всегда во что-то верите, вы должны верить во что-то в своей жизни, по крайней мере, это дает силы и привносит в жизнь хоть какой-то смысл.