– Есть ли что-то, чего вы еще хотите в жизни?
– Ничего я не ожидаю – только смерти: надоело жить. Устала я от всего. Сготовить надо – это целый день, туда-сюда два раза пройдешь – на третий устанешь. Уже сил нет. Я ничего не в состоянии сделать, я как пень. Только руки что-то делают, кое-как ковыряюсь. В стишке правильно говорится:
«Ходит наша бабушка, палочкой стучит.
Целый день одна – не с кем говорить.
Отвечает внучек: „Вызову врача!“
Отвечает бабушка: „Зачем мне доктора?
Я ведь не болею, просто я стара!
Нету прежней силы, мне туда пора.
Волосы седые. Где-то потеряла я
Годы молодые.
Я то место знаю и туда пойду,
Молодые годы я свои найду“»[31].
– Скучаете по молодости?
– Скучаю иль не скучаю, а очень быстро жизнь прошла. Надоела старость, надоело, что уже нет тех сил, которые были. Я, бывало, в деревню приезжала – тогда и сноха, и мама были живы – и ни одного дня не сидела там, все время работала. И дома я всем помогала. «Тамар, можно я пойду грядку прополю?» – спрашивала у племянницы, и иду морковь или свеклу полоть. Смородину тоже я обрывала. Когда пошла на пенсию, я в силе была еще, всем помогала, а сейчас кому я буду помогать? Когда я уже сама ни туда ни сюда.
– Как, по вашему мнению, вам удалось дожить до ста лет при такой непростой жизни и тяжелой работе?
– Значит, так Бог послал. Накануне девяностолетия снился мне сон, будто еду я в электричке, а рядом сидят мои близкие, давно умершие: мать, отец, брат… Разговариваю с ними, словно с живыми, как вдруг поезд остановился, они встали дружно и пошли к выходу. Тут и я вскочила, хотела с ними пойти, а мама меня остановила и говорит: «Сиди, рано тебе еще». Утром поняла, что проживу еще не один год. Вот мне уже за сто, еду и еду в этой электричке, а остановки моей все не видно. Машинист останавливается, чинит электричку – и дальше в путь. Возможно, чтобы видеть вещие сны, нужно дожить до глубокой старости, но это предсказание было не единственным. Шесть лет назад приснилось, что в квартиру вошла женщина в черном. Она прошла по коридору, заглянула в мою комнату, постояла на пороге и вышла обратно. А через пару дней внезапно умер сосед по коммуналке.
Бабушка попросила закрыть дверь и форточку: то ли из-за жутких воспоминаний о соседе, то ли из-за сквозняков прохладно стало.
Я увидела в этом большое противоречие с тем, о чем мы говорили всего несколько минут назад – об усталости. Вера сказала, что ее угнетает бессилие и она ждет, когда закончит свой путь. Но почему в то же время она боится болезней? Или она заботится о своем здоровье на автомате, по привычке? Мы укрываемся от сквозняков не задумываясь, машинально – просто избавляемся от дискомфорта. Как отдергиваем руку от пламени свечи – инстинкт самосохранения. Или все же дело в заботе о себе, в каком бы возрасте вы ни были? Безопасность – наша базовая потребность. В конце концов это очень по-христиански: Бог дал вам физический сосуд – тело, и нужно заботиться о нем не меньше, чем о душе.
Напоследок я прошу Веру показать фотографии. Первым она достает снимок, где она, маленькая, стоит в окружении брата и сестер.
– Сейчас они уже все умерли: и сестры, и братья, и мать. Я одна осталась.
По центру снимка – строгого вида крестьянка в черном платье, мать Веры, которая, несмотря на тяжелый сельский труд, тоже прожила долгую жизнь – целых 106 лет. Когда я узнала об этом, многое встало на свои места. Насколько важна генетика.
А вот Вера с собакой на даче у племянницы Тамары. В этой веселой бабушке со счастливой улыбкой трудно узнать ту, что сидит передо мной. Почему она убеждена, что никогда не была счастлива? Снимки говорят об обратном. Может, когда человек привыкает жить несчастливо, он не замечает радостных моментов? Мне кажется, поездки на дачу, лето, проведенное на природе и в окружении близких, все же были для нее радостными мгновениями – пусть она об этом и не помнит.
Вера теребит в руках носовой платок. Позже она признается, что иногда все-таки была счастлива:
– Счастье надо искать не только в глобальном смысле, иначе есть шанс вообще упустить его из виду. Оно часто находится в малом. На пенсию пошла, у племянницы появились дети, я с ними сидела – на все лето вместе уезжали в деревню. Каждый год туда с ними ездила. Правда, делать я там уже почти ничего не могла. Завтрак она мне принесет, обед принесет, ужин принесет. Как в санатории!
– А какие радости у вас есть сейчас?
– Сейчас я немножко получше живу, племянница помогает. Раньше я им помогала, племянницам и сестре, а теперь – они мне. Да и остальные родственники не забывают. Месяц назад приезжал племянник со всей семьей, знакомил с маленькой внучкой. Вот я радовалась хорошей девочке! Все понимает. Вчера соседка приходила, рассказала новости. Племянница приезжает – про дочку спрашиваю. Все звонят каждый вечер. А в остальном живу одна, целый день одна. Племянница вот сегодня пришла, вымыла меня, вещи постирала, но потом я опять одна остаюсь. Телевизор люблю смотреть, в окно смотрю, если не спится. Глаза видят плохо, слышу тоже не очень хорошо, так что в телевизоре звук выключаю и просто картинку смотрю. Еще фотографии пересматриваю, вспоминаю своих подруг и родных.
– Есть что-то такое, чего вы не можете простить себе или другому человеку?
– Нет-нет. Я ни на кого не сержусь, никого не ругаю.
– А себя не ругаете ни за что? Ни о чем не жалеете?
– А за что я буду себя ругать? Что прожила тяжелую жизнь? Хорошей и легкой я не видала. Да и счастливых дней у меня не было. Счастливые дни вот только сейчас начались, а жизнь-то уже прошла…
Когда слушаешь рассказ бабушки Веры, кажется, что она находится в депрессии, что ничего хорошего в ее жизни не было и уже не будет. В действительности она очень трезво оценивает свое прошлое, что оно не было счастливым, однако сейчас ее жизнь довольно благополучна. Единственное, на что она жалуется по-настоящему, – это на отсутствие сил, невозможность трудиться и менять сферу деятельности.
Да, Вера из многодетной семьи, мать не могла дать ей необходимой любви и заботы. И этого ей сильно не хватало. Вера закончила только два класса в школе, после чего была отдана работать няней. Можно сказать, Вера довоспитывалась в большой чужой семье, где нянчила детей и училась жить в коллективе.
Но почему женщина приняла такое решение? Скорее всего, значительную роль здесь сыграла нужда, но, похоже, мать увидела, что у дочери есть склонность ухаживать за детьми, и она может хорошо справляться с этой задачей. Веру отдают в одну семью, в другую. У девочки таким образом появляется не только работа, которая кормит ее, но и начинают формироваться умения и навыки во взаимоотношениях с людьми. Приобретенными навыками она будет пользоваться всю жизнь.
Например, она вяжет, знает, как ухаживать за детьми, и занимается этим до старости.
Вера адекватно оценивает не только себя, но и свою среду: выйти замуж, когда началась война, было невозможно, так как мужчин забрали на фронт. Она живет среди девушек на заводе в крайне тяжелых условиях, много работает, но не жалуется, несмотря на отсутствие достатка. Она все время кому-то помогает, кого-то нянчит, копает огород, ездит к снохе и матери, постоянно ухаживает за кем-то из близких.
Вера никого ни о чем не просит. Правильно ли это? Прямо сценарий по Булгакову: «Никогда ничего не просите. Никогда и ничего, в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами все предложат и сами все дадут!»[32] В ее случае никто ничего значимого ей не дал за то, что она всю жизнь помогала. А вот полученную комнату в коммуналке в Чертаново она воспринимает как личный успех в жизни. То, что это комната, а не целая квартира, возможно, в ее ситуации сыграло как раз положительную роль. Если бы она получила отдельную квартиру, скорее всего, еще острее ощущала бы свое одиночество. Здесь же Вера так или иначе вынуждена общаться с людьми на общей кухне. Жителей коммунальной квартиры тоже можно рассматривать как своего рода семью. И поскольку она умеет выстраивать отношения в больших семьях с детства, ей комфортно в такой среде.
Проявления столь хорошо развитого социального интеллекта мы видим и в более молодом возрасте, когда она делила комнату в общежитии с девятью соседками. Вера дружит с девушками: они не только живут, работают, но и вместе отмечают праздники.
Вера провела в больших коллективах много лет, и у нее никогда не было серьезных конфликтов, ссор или обид. Она сама себя ограничила в отношениях с мужчинами в более зрелом возрасте. А если бы ее жизнь сложилась по-другому? Она бы, наверное, вышла замуж и родила детей. Была бы она от этого счастливее? Тоже возможно, но при такой длительности жизни это не всегда однозначно. Долгожители часто переживают своих супругов, детей и даже внуков. Потеря родных – крайне тяжелая травма для любого человека. Вера же прожила жизнь в привычной роли, к которой имела склонность и в которой, по сути, была с десяти лет.
Фактически она всю жизнь чувствовала себя частью общности, семьи, коллектива. Характерное ей смирение и понимание, как взять лучшее из того, что есть вокруг, помогали ей идти вперед. Вера не хочет возвращаться в деревню, ей хорошо в городе, нравится работать на заводе. Она не забирает к себе маму, а ездит к ней и посылает деньги. Похоже, роль одиночки в общине – это выбор Веры.
Она понимает свои потребности и платит, не торгуясь, за то, что ей предлагает жизнь. Ей удается четко осознавать, как она могла бы жить, но при этом оставаться вполне довольной текущим положением дел. Она не слышит телевизор из-за плохого слуха и просто смотрит картинки. Ей это тоже интересно. А если надоедают картинки, наблюдает за происходящим в окно… Про бабушку Веру можно сказать, что она научилась желать необходимое и любить желаемое.