100 лет жизни. Истории ровесниц века, вдохновляющие жить полной жизнью — страница 18 из 36


– Упрашивали они меня: «Пойдем, Натуська, будем все вместе учиться». Не пойду, говорю. Но они не сдавались и все-таки уговорили. Экзамены сдали, в медицинский институт нас приняли в Воронеже. Начали заниматься. Ходим на лекции. Ходим, записываем. И так продолжалось месяца два. А потом нас пригласили в другой кабинет, где должны были быть практические занятия. Перед нами разложили сердце, легкое… И все не муляжи, а настоящие органы. Я как глянула, вскочила и побежала за документами. Документы мне отдали, и я с ними поехала в свой Борисоглебск, а там, на мое счастье, открылся курс в педтехникуме. И я – туда. Курсы были шестимесячные, как раз начался учебный год. После окончания курсов меня сразу послали работать в сельскую школу в Кулешовке. Дали русский язык и литературу в 5-7-х классах. С 38-го года я начала работать учительницей, да так и проработала ею до самой пенсии. С самого первого урока возникло ощущение, что я на своем месте. Учеников было немного, и все они меня сразу стали слушаться. Ученики и родители меня уважали, очень хорошо относились. Я ни на кого не орала, а просто ровным голосом скажу: «А ну-ка за дверь». И хулиганы меня слушались. Да вообще и хулиганов-то не было, просто если кто-то слишком вертлявый, выгоняла, чтобы другим не мешал. Я верю в то, что у каждого человека есть призвание, моим призванием была школа. Ее окна как-то всегда тепло и приветливо манили, а работа приносила только радость и ощущение, что ты делаешь правильное и хорошее дело.


– А что сказали родители, когда вы забрали документы из медицинского?


– Родители сказали: «Как хочешь». Они никогда не настаивали, не заставляли никого из детей выбирать профессию только потому, что это престижно или что им так хотелось. Они считали, что только мы сами отвечаем за то, какой путь выбрать в жизни, и уважали этот выбор. Может быть, потому что родители были грамотными и просвещенными, у них не было никаких предрассудков относительно той или иной профессии. Они считали, что если толчина[34] есть, то выучиться и достойно работать можно в любой профессии, к какой душа лежит. Не было такого, что надо идти на бухгалтера, а не на учителя, только потому что бухгалтер больше зарабатывает.

Да и профессия учителя тогда была достойной, учителей и врачей уважали. Наверное, учителя и врачи – самые преемственные профессии. С детства мне нравилось, как мама нас учила, как воспитывала по-доброму, может, поэтому я тоже в учителя пошла.


Я согласна с Наталией насчет преемственности. Я окончила филологический факультет по специальности «Учитель русского языка и литературы», вероятно, только потому, что видела пример родителей, которые также всю жизнь работали с детьми. Папа – в школе, а мама – в детском саду, а затем – со сложными детьми в центре социальной реабилитации. Они помогали ученикам всех возрастов делать первые шаги в различных областях. Родители учили их как конкретным предметам, физике или литературе, так и другим, не менее важным вещам: объясняли, что такое хорошо, а что такое плохо. Причем они никогда не делали различий, мы это с братом или ученики – ко всем относились внимательно.

Насколько важно в таких профессиях, как учитель и врач, быть на своем месте. Здесь важно не перегореть, иначе ты можешь нанести людям вред. Не меньший вред, чем плохой врач, может причинить ребенку плохой учитель. И как важно встретить на своем жизненном пути правильных учителей. Наталия работала по призванию, она любила своих учеников, и они отвечали ей уважением, навещали, когда уже окончили школу. Учительство и сейчас нужно любить и верить в ценность профессии, а иначе как пережить все эти отчеты, ЕГЭ, тетради, нервы?

Не могу не вспомнить свою подругу Марию. Она преподает русский и литературу в деревенской школе.

Любая московская гимназия позавидовала бы такому кадру: филфак с красным дипломом, талантливый педагог. Мне всегда было интересно, не скучно ли молодой перспективной девушке в деревне? Не хочет ли она уехать? Но Мария говорит, что будет учить до тех пор, пока будет кого, пока в деревне еще живут семьи с детьми-школьниками. А на вопрос, что нравится ей в профессии учителя, она с юмором отвечает, что это самая творческая работа на свете и она просто обожает синтаксические и морфологические разборы и разговоры с детьми о литературе. И это действительно так, когда человек на своем месте.


– А хорошие друзья у вас были?


– В школе были две подружки: Милка и Танька. А как уехала я работать, то ни Милки, ни Таньки больше не видела. В учительской среде мы все дружили. Не было кого-то, кого я могла бы выделить, весь коллектив был дружный. Все на «ты», все делились впечатлениями. Не было такого: с этой дружу, а с той нет. Было, конечно, и соперничество между нами – все молодые, активные. И одеваться старались хорошо, и работать. Бывало, и подшучивали друг над другом, и над учениками, и они над нами, но по-доброму, безобидно. То рукой, испачканной мелом, кого-то из учеников по спине похлопаешь, а в ответ мне как-то на стул положили резинового утенка с пищалкой. И я села на него на радость всему классу. Один раз я забыла надеть юбку. Дело было осенью, ближе к зиме. Женщины тогда носили теплые рейтузы (гамаши)[35], сверху надевали шерстяную юбку и жакет. Так вот, я засобиралась, надела пальто и пришла в школу. Стала раздеваться: «Батюшки!», стою в рейтузах и жакете, а юбку-то забыла надеть. Побежала домой, хорошо, жила рядом и в школе никто меня не увидел. Очень долго смеялась потом и каждый раз, перед тем как выйти из дома, проверяла, на месте ли юбка.

«Счастье так скоротечно. Но если ты его познал, оно дает силы жить дальше и радоваться многим важным моментам»

– В эту же школу прислали работать и молодого человека на математику. И мы с ним, дураки, друг в друга влюбились, – вспоминает Наталия. – Гавриил Алексеевич его звали. Мне было девятнадцать лет, и ему тоже, ровесники. Это была любовь с первого взгляда. И все, мы сразу и поженились. Но таким недолгим было наше счастье…


Голос долгожительницы дрожит, и мы даем ей возможность немного отдохнуть. Тем временем я оглядываю комнату – на столе большая фотография в рамке. На снимке двое молодых людей, очень красивых и немного даже чем-то похожих друг на друга. Как две родственные души, смотрящие в одном направлении. После небольшой паузы бабушка продолжает свой рассказ.


– А через год родился сынок Юрий. Сын родился, полтора года сравнялось ему, и война началась. И все. Мой Гаврилушка ушел на фронт и оттуда не вернулся. Говорят, что если сильно любишь человека, то ощущаешь, что с ним происходит, даже на расстоянии. Вести с фронта приходили с задержками, но я сразу почувствовала, что муж не вернется с войны. Когда он уезжал, мужчины – все молодые, сильные – переживали, но держались, шутили, а моя душа была неспокойной. Когда мы виделись с ним во время войны в последний раз, мне так его отпускать не хотелось. Наверное, все испытывали похожие чувства, когда умирали близкие, но я знала, что это наша последняя встреча. Еще до того как прислали похоронку, я почувствовала неладное. Просто почувствовала, и все. Так-то я человек разумный, никогда особо не верила ни в какие знаки и предсказания, но тогда было именно так – вести нехорошие я получила заранее. Так мне вдруг стало горько и одиноко, никогда так не было, всегда я веселой была, а тут вдруг будто померкло все. Вскоре я узнала, что Гаврилушки не стало. Он погиб в 1942 году, мне было двадцать три года.


– Долго плакали?


– Не знаю. Всю жизнь плачу. Больше я ни на кого не смотрела, на всех мне наплевать.


– Никто не ухаживал после?


– А я и не знаю, ни на кого не обращала внимания.


– Молодая красивая женщина. Неужели вам не хотелось снова выйти замуж?


– И мысли такой не было. Поддержка мужская мне не нужна была, я сына не одна воспитывала – с родителями жила. В войну – со свекровью. Так получилось, что мы поехали к ней в гости в Тамбовскую область и застали там начало войны. Мужа вызвали в часть. На работу нужно возвращаться, а мне говорят: «Можете не приезжать, мы вас открепили». И дали там работу, где свекровь жила. Всю войну я там и пробыла. Ребенок с бабушкой – я в школе. Я работала, а она с Юркой сидела. А в моем родном Борисоглебске в годы войны располагались госпитали, принимавшие раненых солдат со всей области.


– Как уживались со свекрами? Не было разногласий, как хозяйство вести или ребенка воспитывать?


– Отношения с родней мужа были прекрасными. Я думаю так: если ты мужа любишь по-настоящему, то и его родителей полюбишь. Главное, относиться к ним искренне, уважать и не заискивать. Взрослые люди, прожившие жизнь, очень быстро поймут, что вы из себя представляете.

Меня свекровь очень хорошо приняла в свою семью. Чувствовалось, что они заботятся обо мне и своем внуке, пытаются помочь, сделать так, чтобы мы ощущали себя как дома. Но я тоже вела себя смирно, тихо и скромно, никому не досаждала. За время проживания мы ни разу не поругались и всегда умели договориться обо всем. Заботы по хозяйству делили поровну, готовили вместе, за Юркой приглядывали. Мне повезло, свекровь была мне действительно второй матерью, что бывает очень редко. Сейчас в основном другие отношения между снохой и свекровью складываются: воюют, соперничают за внимание, доказывают, у кого борщ вкусней. Нам было не до этих споров, у нас были другие задачи – Юрку поднять да Гавриила с войны дождаться…

Потом мои родители уехали из Борисоглебска в село Староюрьево Тамбовской области. И я переехала к ним. Там мы и стали жить. Я на работу ходила, а сын оставался с бабушкой и дедушкой. Сейчас сыну уже восемьдесят лет. У дедушки с внуком такая дружба была – как вспоминаю, всегда улыбаюсь. Дедушка ему заменил папу, они были очень близки. Свои мужские разговоры и секреты. А еще у меня всегда было чувство, что муж рядом со мной, оберегает меня, словно ангел-хранитель. Всю жизнь меня не покидали эти мысли. Ни о каких других мужчинах речи не шло.