но близкая к реальной угроза провала и ареста. Более того. В подобных случаях ни одна разведка не обойдется без консервации части агентуры (причем нередко с выводом из страны непосредственной деятельности) и каналов связи во избежание этих же последствий и угрозы продвижения дезинформации через расшифрованные предателем агентурные каналы. Что и сделал нещадно оклеветанный Лаврентий Павлович! Потому что он сам был великолепным асом разведки и контрразведки, и прекрасно понимал, что до выяснения всех обстоятельств и проверки безопасности деятельности этих разведчиков и агентов, такая мера — единственная. Причем Лаврентий Павлович вынужден был считаться и с тем, что Кривицкий не просто «заложил» свыше ста человек, а «заложил» их и американским спецслужбам, и английской разведке. Хуже того. Вследствие опубликования осенью 1939 г. в США его так называемых «мемуаров»[106] (а до этого еще и серии статей в американской прессе) под крикливым названием «Я был агентом Сталина», информация о многих из них стала доступной и спецслужбам основных тогда противников СССР — Германии, Италии и Японии. Они ведь тоже не дремали. Учитывая же, что до перевода во внешнюю разведку Кривицкий работал в военной разведке и знал очень много и о ней, ущерб от его предательства и подлой болтовни был как минимум двойным. Под угрозой провала оказалась даже легендарная «кембриджская пятерка» выдающихся агентов советской внешней разведки, ибо своей предательской болтовней Кривицкий выдал концы, которые были способны привести к их аресту. Слава богу, что тогда этого не произошло. Хуже того. Поскольку на Лубянке знали, что и кого конкретно Кривицкий выдал английской разведке, под тенью, увы, вынужденных, но на тот момент оправданных подозрений оказалась и сама «кембриджская пятерка», и даже поступавшая от нее информация. Мощная тень угрозы провала нависла и над нелегальным резидентом военной разведки Рихардом Зорге в Японии. Потому как Кривицкий знал его по работе в военной разведке. И соответственно кое-что выболтал и о нем. И как знать, не с осени ли 1939 г. японская контрразведка «взяла след» этого разведчика, приведший к его провалу и аресту, а затем и гибели. Так что не зря дикий страх обуял этого подлого негодяя и предателя — Вальтера Кривицкого (Самуила Гершевича Гинзбурга). За такие преступления любая разведка без какого-либо сожаления уничтожает предателей.
Дождавшись очередного вызова предателя для допроса в комиссии Конгресса, представители британской разведки убили его в номере гостиницы, использовав пистолет с глушителем, забрали пулю и через окно улизнули (или же приоткрыли окно для отвода глаз, а сами вышли через дверь). Все было сделано именно так, чтобы представить случившееся как сомнительное самоубийство. Которое, видите ли, именно потому сомнительное, что, оказывается, его уже предупреждали о грозящей опасности, а убит он был прямо перед дачей показаний, что должно было и, естественно, тут же и навело на мысль, что тем самым ему хотели помешать выступить в комиссии Конгресса. Но поскольку он был предателем из советской разведки, то кто в этот момент, по автоматически выстраивающейся логике, мог быть больше всех заинтересован в его убийстве? Конечно же, НКВД — на то и был направлен весь «тонкий» намек на «толстые обстоятельства».
Следует также отметить, что У. Стефенсон и X. Монтгомери Хайд не гнушались даже тем, чтобы подложными документами и откровенной фальсификацией дурачить самого президента Рузвельта. Так что в отношении какого-то там переставшего быть нужным предателя из советской разведки и вовсе не задумывались. Уильям Стефенсон отличался склонностью к особо резким действиям, в числе которых убийства были для него вполне обыденным делом. Его методы всерьез раздражали директора ФБР Эдгара Гувера, поскольку Стефенсон не считал нужным хоть как-то согласовывать свои действия на территории США с американской полицией, что нарушало положения англо-американского соглашения о сотрудничестве спецслужб. Однако Бесстрашному на все это было наплевать, ибо он пользовался мощнейшей поддержкой влиятельнейшего в Вашингтоне тех времен Уильяма Донована — впоследствии создателя Управления стратегических служб (УСС), предтечи ЦРУ. Именно поэтому, едва ли не с поличным хватая У. Стефенсона и его людей на различного рода преступлениях, глава ФБР Гувер вынужден был тут же пресекать любые попытки какого бы то ни было подобия тщательного полицейского расследования. Абсолютно точно так же произошло и расследование «самоубийства» Кривицкого: упоминавшийся выше инспектор полиции Бернард В. Томпсон едва ли не с порога заявил, что это самоубийство и что это сомнений не вызывает.
Вполне естественен вопрос: а в чем же был смысл ликвидации Кривицкого непосредственно для британской разведки? Ответ не менее естественный.
Все, что было возможно выжать из этого беглого предателя, МИ-6 выжала: от «мемуаров» до сотрудников и агентуры советской разведки.
Своими показаниями в комиссии Конгресса Кривицкий мог нанести серьезный ущерб политическим интересам официального Лондона и оперативным интересам самой МИ-6. Прежде всего, в силу того, что при всей «дружбе» с США ни британское правительство, ни тем более МИ-6 не считали нужным делиться с американцами какой-либо информацией. А тогда, между прочим, решался вопрос о ленд-лизе. Более того, ничего толком не ведавший, что же написал от его имени «литературный негр» Исаак (Айзек) Дон-Левин, Кривицкий на допросах в комиссии Конгресса мог всерьез проговориться — ведь члены комиссии разрабатывали свои вопросы к нему, опираясь на его же «мемуары». А он-то, подчеркиваю, не знал, что Дон-Левин в письменном виде наплел от его имени. И вся эта неприглядная история с изданием «мемуаров» как специальная акция британской разведки по оказанию влияния на администрацию США и лично Рузвельта в целях втягивания Америки в войну на стороне Великобритании могла выплыть наружу с самыми непредсказуемыми для Лондона последствиями негативного характера.
Первоочередной задачей У. Стефенсона как раз и было скорейшее втягивание США в войну против Германии на стороне Великобритании. Она в то время медленно, но верно и даже с некоторым ускорением шла к своей погибели в результате тотальной подводной войны, организованной подводными корсарами Гитлера, — к весне 1941 г. на дне морском покоилась уже почти половина тоннажа британского торгового флота! Именно поэтому беглому предателю и была отведена последняя роль — фактом своей смерти в результате якобы организованного НКВД убийства дать еще одно «убедительное» свидетельство того, что «демократия ведет смертельный бой с фашизмом и гибнут ее люди», а посему долг США встать на сторону «демократии» — то есть Великобритании. Великобритания в тот момент уже знала о «плане Барбаросса» и потому предпринимала все меры для того, чтобы поскорее стравить в смертельной схватке Германию и СССР, ибо только так она могла выжить. А в таких интригах выжатый как лимон беглый предатель мог сильно навредить своими показаниями в Конгрессе.
Но при чем тут Берия или Сталин и тем более советская разведка?!
Миф № 28. Берия лично приказал уничтожить бывшего посла СССР в Болгарии, старого большевика Ф. Раскольникова, оставшегося на Западе
Федор Раскольников — еще «тот фрукт». Психически ненормальный человек с тяжелой наследственностью. Один только его псевдоним чего стоит! Ведь Раскольников — фамилия убийцы из известного романа Ф. Достоевского. Разве нормальный человек возьмет себе в качестве псевдонима фамилию убийцы, пускай даже и книжного? Настоящая же фамилия психопата Раскольникова — Ильин.
Тем не менее этот прирожденный психопат под патронажем Троцкого («бес», между прочим, на глазах у Раскольникова открыто сожительствовал с его женой — пресловутой «шлюхой революции» Ларисой Рейснер) пошел «в гору». Во время начавшейся Гражданской войны и иностранной интервенции с подачи «беса» угодил в британский плен. Англичане вывезли его к себе на острова, а всех остальных захваченных вместе с ним моряков расстреляли. Предусмотрительная британская разведка завербовала Раскольникова на перспективу. В его вербовке принимал участие знаменитый британский разведчик Брюс Локкарт, а также будущий глава британской дипломатической разведки — Реджинальд Липер.
По возвращении из плена, а за него, между прочим, особенно ходатайствовал его тесть Михаил Рейснер, тесно связанный с российскими и зарубежными масонскими кругами, Раскольников некоторое время находился на дипломатической работе в Афганистане, антибританская политика Советов в отношении которого тогда очень интересовала Лондон.
После подавления Кронштадтского мятежа 1921 г. Раскольникова перебросили «командовать» Реперткомом, где он «прославился» лишь одним — едва не застрелил знаменитого писателя М.А. Булгакова за то, что тот посмел ему возразить. «Революционная совесть» — маузер — у Раскольникова всегда была наготове…
По настоянию еще одного видного «ленинского гвардейца» — наркома иностранных дел СССР М.М. Литвинова (Финкельштейн), которого британские историки всерьез подозревают в причастности к особо ценной агентуре британской разведки, Раскольникова вернули обратно на дипломатическую службу. И в самом начале 1930 г. в Эстонии появился новый советский посол — Федор Раскольников. Прибалтийские страны тогда очень интересовали Великобританию — еще в конце 1925 г. советская разведка располагала неопровержимыми данными о том, что Великобритания пытается сделать из них плацдарм для нападения на СССР. Между прочим, к 1930 г. уже открыто стоял вопрос об участии немногочисленных вооруженных сил Эстонии в нападении на СССР консолидированными силами Запада. Самое время для британской разведки заиметь своего человека в такой точке.
И Литвинов сделал это. На связь в Таллин к Раскольникову часто приезжал именно Брюс Локкарт, а также знаменитая Мария Будберг — не столько любовница Горького, сколько агентесса британской разведки, умудрявшаяся одновременно сотрудничать и с советской разведкой.