Поэтом может стать любой, но не каждый может стать хорошим поэтом. Что до Хулии де Бургос, то она сейчас считается одной из величайших поэтесс в истории Латинской Америки и самым значимым поэтом XX века в Пуэрто-Рико. Тем не менее умерла она всего в 39 лет, в полном одиночестве в Нью-Йорке, а похоронили ее на кладбище для бедняков, имен которых никто не знал.
Хулия родилась в 1914 в году в Каролине в Пуэрто-Рико и была старшей из 13 детей в семье. Ее семья страшно страдала от нищеты и недоедания, поэтому шестеро братьев и сестер Хулии погибли. В 1935 году она стала учительницей и хотела получить докторскую степень, но у нее не было на это денег. В 1936 году она отправилась во Вьехо Сан-Хуан и стала публиковать стихи в газетах и журналах. Она писала произведения на тему независимости Пуэрто-Рико, империализма США и гендерного неравенства, а также стихи и эссе для митингов Националистической партии Пуэрто-Рико.
В 1930-е годы государство Пуэрто-Рико ужасно пострадало от Великой депрессии, которая началась в США в 1929 году с краха фондового рынка и распространилась на весь мир, из-за чего все вокруг стало ужасно депрессивным. Остров поглотили протесты и забастовки, в том числе женские. В 1936 году Хулия опубликовала стихотворение «Es Nuestra la Hora» («Настал наш час»), в котором призывала пуэрториканских рабочих объединиться в борьбе с американским империализмом.
В 1940 году Хулия покинула остров и переехала в Нью-Йорк, где жила и работала в Гарлеме с афроамериканскими художниками и активистами (кстати, сама Хулия была африканского происхождения). Она писала для пуэрториканской националистической газеты Pueblos Hispanos в Нью-Йорке, а потом переехала в город Вашингтон и работала секретарем на государственной службе. Как-то раз к ней пришли агенты ФБР и допросили о работе в Pueblos Hispanos. Она отрицала, что принадлежит левым политическим течениям, и заявила агентам: «Pueblos Hispanos стала слишком коммунистической. Я просто хочу, чтобы государство Пуэрто-Рико стало независимым и свободным». В тот же день ее уволили, потому что, хотя она и заявила, что настроена антикоммунистически, они решили, что ее взгляды все равно слишком левые. Особенно на вкус общества 1950-х годов, когда человека подозревали в социалистических взглядах, если он не относился к типу людей с белым заборчиком у дома, коротающим время за стрельбой по яблочным пирогам.
Она переехала обратно в Нью-Йорк и страдала там от депрессии и алкоголизма, а последние годы своей жизни провела в больнице. Однажды Хулия заполняла приемную анкету в больнице и в графе «Деятельность» написала «писательница», а работник больницы это зачеркнул и написал «страдает от амнезии». Но могли ли они стереть ее произведения? Конечно, нет. Работы Хулии послужили фундаментом для будущего творчества пуэрто-риканских и других латиноамериканских поэтов и феминистских авторов. В одном из ее последних стихотворений «Прощание острову благоденствия» прозвучало предвестие ее смерти вдали от острова Пуэрто-Рико. В конце такие строки: «Оно должно прозвучать отсюда, где я забыта, но неколебима, среди товарищей по тишине, — прощание моему острову благоденствия и всему миру».
46. Мари Шове (1916–1973 гг.)
Пришло время добавить еще одного очень плохого мужчину в наш растущий список очень плохих мужчин в истории. Согласна, отстойно, что в такой чудесной книжке приходится даже думать об очень плохих мужчинах, но во многих случаях, чтобы лучше понять личность по-настоящему крутой девчонки, приходится познакомиться с ну очень плохими мужчинами в ее жизни, которые совершали ну очень плохие поступки.
Так вот, очень плохим мужчиной в этой главе станет Франсуа Дювалье из Гаити. Гаити известна как первая независимая республика чернокожих. Порабощенные гаитяне добились независимости от Франции в 1804 году — ТЫСЯЧА ВОСЕМЬСОТ ЧЕТВЕРТОМ — более чем за полвека до начала Гражданской войны в Америке. Дювалье жил спустя век после Гаитянской революции и завоевания независимости. Услышав его прозвище «Папа Док», мы, скорее, представим себе добродушного владельца провинциальной пиццерии, чем жестокого диктатора. Но он был именно жестоким диктатором, и его правление в Гаити с 1957 по 1971 год помнят как ужасные времена.
Это дерьмовое пятно позора на всем мужском роде применяло насилие к своим же гражданам с полной разнузданностью. Он учредил добровольческую милицию из верных головорезов — Тонтон-макутов, которые получали автоматическое прощение за любые преступления, совершенные ими за время службы. Идеология Дювалье, если у чудовища вообще может быть какая-то идеология, кроме той, чтобы «быть чудовищем», основывалась на народном недовольстве более светлокожей элитой смешанной расы, которую он объявил врагами государства, пытаясь таким образом оправдать свой авторитаризм. Но жертвой его произвольного насилия мог стать кто угодно. Религиозные деятели, спортивные клубы, писатели, художники и преподаватели жили под вечной угрозой цензуры, преследования и даже убийства.
Так вот. теперь ты знаешь, с чем придется бороться романистке Мари Шове.
Мари родилась в 1916 году и принадлежала к гаитянской элите смешанной расы. Она проводила встречи важных поэтов у себя в доме в Порт-о-Пренсе и писала романы на темы расового, классового и гендерного деления. В своих работах она критиковала и коррупцию в рядах элиты, к которой принадлежала, и противопоставленную ей жестокость государства, так что, в общем-то, она бесила и тех и других.
В 1968 году Мари написала свою самую важную работу — «Amour, Colere et Folie», что можно перевести как «Любовь, гнев и безумие». В ней содержится сокрушительная критика тоталитарного дювальеризма, и, конечно, это навлекло на Мари огромную опасность.
Помнишь тот последний момент, когда ты решаешь не раскачивать лодку? «Хм-м, лучше не упоминать моего двоюродного деда Мартина за сексизм, который он только что произнес. Я не хочу никого обидеть. Лучше просто оставить как есть». А теперь представь, как принимаешь прямо противоположное решение и упоминаешь не только своего двоюродного деда Мартина, но и всех своих друзей и семью, да еще и диктатора, который не колеблясь убьет тебя. Вот на что была готова Мари Шове ради своих убеждений.
«Не стесняйтесь как следует прокричаться, если когда-нибудь увидите эту рукопись, — писала она о книге „Любовь, гнев и безумие“. — Назовите меня непристойной, аморальной. Осыпьте меня язвительными эпитетами, если вам от этого радостнее, но вам меня больше не запугать».
Она отправила свою работу самой роскошной из первых феминисток — Симоне де Бовуар, которая высоко оценила эту работу и помогла опубликовать ее в престижном парижском издательстве. Как раз тогда все должно было сложиться замечательно. Мари Шове должна была стать знаменитостью с мировым именем, но все испортил один очень плохой мужчина.
Семья Мари была в ужасе от того, к каким последствиям может привести публикация ее романа при режиме, за осуждение которого даже вполголоса могли легко убить всю семью.
Поэтому Пьер, муж Мари, убедил ее выкупить весь тираж этой книги у парижского издательства, как только его напечатали, и отменить последующие тиражи. Она согласилась. Ее родственники — которые уже насмотрелись на пытки, тюремные заключения, убийства и исчезновения близких при Дювалье, — уничтожили все экземпляры книги, но несколько книг кто-то спрятал в Париже и где-то еще.
После всего этого Мари решила развестись с мужем, переехала в Нью-Йорк, снова вышла замуж и продолжила писать романы. «Любовь, гнев и безумие» снова напечатают лишь в 2005 году, спустя многие годы после смерти Мари в 1973 году.
В 1971 году после 24-летнего правления, пыток и угнетения, умер Дювалье. Власть унаследовал его не менее ужасный сын, который правил до народного восстания 1986 года, после чего ему пришлось бежать из страны.
Послушай. В этой книге столько сорванных планов и упущенных возможностей женщин, которые их заслуживали. Всякий раз, когда сталкиваешься с подобным разочарованием в истории жизни женщины, воспользуйся моментом и потряси кулаком в праведном гневе и разочаровании. Прокричись в подушку, как дикая банши. Крикни прохожему, что «ЭТО НЕ ДОЛЖНО БЫЛО ТАК СЛОЖИТЬСЯ!». А потом, пожалуйста, возьми себя в руки и живи дальше, потому что, если даже Мари Шове не сдалась, когда уничтожили ее величайшую работу, а стала писать дальше, то у тебя точно нет оправданий сдаваться.
47. Забел Есаян (1878–1943 гг.)
Забел Есаян — еще одна блестящая женщина, жившая в то время и в том месте, где обладать мозгами и иметь свое мнение было опаснее всего. На самом деле, ей довелось пожить не в одном, а даже в двух таких местах за свой недолгий век.
Забел была армянкой, а родилась в Стамбуле в 1878 году. Она опубликовала свое первое стихотворение в еженедельной газете, когда ей было 16 лет, а к 17 годам решила стать профессиональной писательницей. Так она и поступила. И все. Не было никаких десяти лет сомнений и колебаний, никаких громких заявлений о романе, который «крутится у нее в голове», — она просто взяла и сделала это.
Когда Забел ступила в эту стезю, она получила предупреждение от Ср-буи Тюсаб, первой армянской романистки. «Когда мадам Тюсаб узнала, что я хочу заниматься литературой, — вспоминала позднее Забел, — то предупредила меня, что на пути женщины, решившей стать писательницей, будет больше терний, чем лавров. Она объяснила, что наше общество по-прежнему нетерпимо к женщинам, которые появляются в обществе и пытаются найти себе в нем место. Чтобы это преодолеть, самой Тюсаб пришлось превзойти посредственность. К мужчине, едва он получал образование, сразу же легко приходил успех, но для женщины-интеллектуалки ставки были выше».
Забел отправилась во Францию изучать литературу и в 19 лет вышла замуж за художника, как это обычно и бывает, когда переезжаешь во Францию. Однако потом она вернулась в Стамбул, без мужа и против его воли, чтобы заслужить себе репутацию писательницы. По возвращении она столкнулась с одной из первых величайших трагедий в своей жизни: армянские беженцы спасались от резни в Адане, которая сейчас находится на юге Турции, и бежали в Стамбул. Забел решила отправиться в Адану, чтобы своими глазами увидеть, что там произошло, и то, что она увидела, превратилось в книгу под названием «Среди руин», Всеобъемлющее разрушение, ожидавшее ее в этом городе, навсегда ее изменило, и это будет не последнее османское преступление против армян, которое она застанет.