ющей готики Мартина Шамбижа (1460–1532).
Амбиции церковников удовлетворены не были. Позднее в XVI веке клир Бове решил, что вместо того, чтобы строить неф, они еще раз продемонстрируют превосходство над всем христианским светом: на этот раз самой высокой башней. Достигнув в 1569 году высоты 145 метров она, вероятно, стала самым высоким строением во всем мире. Спустя четыре года пилоны не выдержали, и башня рухнула сразу после того, как прихожане вышли из храма. Весь город содрогнулся. Руины были настолько опасными, что для разбора завалов пригласили преступника, осужденного на смертную казнь, пообещав помилование. Он едва не погиб там.
Башню решили не восстанавливать — стоило начать возведение нового нефа, как он тоже рухнул. Многие свидетели произошедшего сочли, что Господь говорит Бове: «Довольно». Романский собор более ранней постройки, датирующийся 991 годом, в котором использовались еще римские кирпичи, продолжает вызывающе стоять рядом. Он ежится под заброшенной западной стеной, словно немой укор архитектурной заносчивости.
С тех пор Бове стал лабораторией для изучения готических конструкций. Его укрепляли железными прутьями, а потом поспешно удаляли их, потому что они делали структуру слишком жесткой. Интерьер — похож на джунгли: балки, распорки и стяжки должны были сыграть роль архитектурной скорой помощи. Нью-йоркский Колумбийский университет взял на себя задачу отслеживать каждый сантиметр сдвига.
Но собор все же потрясает. Это настоящее безумство контрфорсов, окружающих хор под разными углами и почти полностью закрывающих вид на него. Это удивительное зрелище, прекрасно иллюстрирующее тезис Рёскина, который утверждал, что в готическом соборе фасады «находятся не на той стороне». Новых обрушений опасались так сильно, что в радиусе 100 метров не появилось ни одного здания. Более поздний трансепт Шамбижа великолепен: буйство украшений в духе пламенеющей готики. На дверях — барельефные изображения житий святого Петра и святого Павла, относящиеся к раннему ренессансу.
Бове: безумство контрфорсов
Хор: высота любой ценой
Интерьер — это шок, сенсация. Там успели появиться только трансепт и апсидальный хор, причем последний — ошеломляющий пример готической вышины. Его нижние аркады вытянуты вверх, а за ними расположены амбулаторий и круг капелл, в основном строившихся позднее, для прочности. Над аркадой поднимается вытянутый трифорий и клересторий, похожий на парящий в воздухе шатер. Весь ансамбль безусловно прекрасен. В Бове чудесные витражи — XIII века в хоре и XVI века в трансептах.
Вокруг сохранились фрагменты зданий старинного епископального городка, включая капитул и клуатр рядом с развалинами храма 991 года. Две башни на противоположной стороне площади принадлежат епископскому дворцу и воздвигнуты, чтобы защитить его от толпы, которая собралась в 1305 году протестовать против растрат того, кто занимал этот пост.
Собор Бове всегда пробуждает противоречивые чувства. Для Виолле-ле-Дюка он был «Парфеноном французской готики». Для историка соборов Френсиса Бампеса он «ущербен и неприятен… как голова и руки, раскинутые в отчаянии, призыв, который небеса упорно игнорируют». Для меня Бове — воплощение готической самонадеянности, монумент мирскому великолепию, погубленному гордыней. На такую высоту не замахивались вплоть до XIX века, который также стал веком грандиозных амбиций.
Бурж
✣✣✣✣✣
Буржский собор соревнуется с Амьенским за первое место среди соборов Северной Франции. Архиепископом Буржа в 1183 году был Анри де Сюлли, брат епископа парижского Нотр-Дама, постройка которого началась 30 годами ранее. Учитывая одинаковую высоту обоих храмов и отсутствие у обоих трансептов, трудно не счесть Буржский собор подражанием парижскому. Однако там, где Нотр-Дам еще только нащупывал выход из романского стиля, Бурж уже провозглашал готику. По мнению Бальзака, «весь Париж не стоит собора в Бурже». С самого начала его возведения в восьмидесятых годах XII века (то есть, вероятно, опережая Шартр) строители соборов со всей Европы отправляли агентов узнавать местные приемы и одалживать (или переманивать) его каменщиков.
Оценивать этот собор — довольно сложная задача. Его западная сторона мне нравится убранством, а восточная — конструкцией. Восточный вид со стороны старого епископского сада обнаруживает любопытный ритм парных контрфорсов. Их 28, и они словно игриво перепрыгивают через крыши капелл. Каждый из них весит вдвое меньше контрфорсов парижского Нотр-Дама, а свод при этом выше.
Амбулаторий: узор ныряющих арок
На следующем развороте: западный фасад в Бурже
В Бурже, как и в Париже, один зал с двумя западными башнями и нет выступающих трансептов. Его стрельчатые окна при движении на запад вдоль нефа демонстрируют переход от ранней готики к лучистой. Южный вход — это фрагмент находившегося на этом месте ранее романского храма, с круглой аркой и простыми скульптурными изображениями Христа в сопровождении евангелистов, апостолов, пророков и царей.
Помпезный западный фасад собора критиковали за массивность разбросанных контрфорсов. Шесть из них обрамляют пять дверей, как бы протягивая руки и пытаясь поймать проходящих верующих. Контрфорсы идеально пропорциональны в обрамлении дверных и оконных проемов. При ночной подсветке фасад будто взрывается скалами и каньонами — это один из шедевров средневековой архитектуры.
Иконография порталов привычна. Боковые двери посвящены Деве Марии, святому Стефану и двум местным святым, Урсину и Вильяму. Их изображения совсем не похожи на более ранний формализм Шартра. Фигуры здесь живые и выразительные. Идея Страшного суда очень проста: подчиняетесь церкви — получите то, к чему стремитесь, идете наперекор — варитесь в кипящем масле. Архангел Михаил великодушно выхватывает младенца у черта, несущего его в ад.
Внизу — рассказ о Воскресении в картинках, его теологическая связь с расположенным выше Страшным судом неясна. Все фигуры — даже у спасенных — обнажены, за исключением епископа. В Бурже, как и в других соборах, я жажду увидеть эти поразительные картины раскрашенными так, как задумали их создатели.
Интерьер собора — это шедевр французской готики. Сравнивая Бурж с построенным в то же время собором Шартра, специалист по готике Жан Бони делает вывод: «Создатель Шартра думал о структуре твердых материалов, создатель Буржа — о соотношении пространств». Отсутствие трансептов обеспечивает внутреннее пространственное единство. Аркады нефа — самые высокие во Франции — состоят из пилонов, свободно взлетающих от пола до свода и соединенных с полуколоннами, расходящимися вверх, словно пальмовые листья. Поднимаясь, они открывают два придела, каждый из которых достаточно высок, чтобы получить собственный клересторий, как будто приделы на самом деле — это маленькие нефы. Их своды Бони сравнил с раздутыми парусами.
Неф величественно шествует к далекому хору. Стрельчатые окна — пока без ажура — кажутся чистыми и безмятежными. Трудно преувеличить наслаждение, которое получает зритель от вида этого творения. Все витражи превосходны во всем и датируются XIII–XVII веками.
Лучшие витражи — в амбулатории, где мы стоим, окутанные средневековыми красками. В окне с Добрым самаритянином по центру изображены сцены из самой притчи, а по обеим сторонам — ее богословская интерпретация. Это настоящая проповедь из стекла. Более поздние витражи находятся в боковых капеллах, в том числе чудесное Благовещение, спонсированное в XV веке купцом Жаком Кёром. Немалое удовольствие можно испытать, выискивая на нижних стеклах символы дарителей, таких как ткачи, плотники, колесники и другие. Ниже расположена прекрасная романская крипта, оставшаяся от более раннего храма.
К XVII веку витражи у западной части нефа начинают больше походить на живопись эпохи Ренессанса: это единая композиция с пейзажным фоном, а не калейдоскопические виньетки. Западное окно-розетка — более раннее, преподнесенное в дар самым знаменитым аристократом и меценатом Бургундии, герцогом Жаном Беррийским (1340–1416). В его «Великолепном часослове герцога Беррийского» есть изображение Буржского собора и даже витража, на котором запечатлен тот период, когда, несмотря на Столетнюю войну с Англией, у Франции, казалось, все было хорошо.
Каркасон
✣
Колонны со скульптурами в Каркасоне
Мне в Каркасоне нравится, но, признаюсь, от него страшновато. Город представляет собой нереставрированное средневековье: он создан заново в XIX веке вездесущим Виолле-ле-Дюком, представившим себе, как такой город мог выглядеть. Он отстроил полуразвалившиеся руины в 1853 году — после того периода, когда Франция устроила оргию уничтожения своего прошлого. Ему хотелось напомнить соотечественникам, что именно они теряют. Те, кто при виде Каркасона не могут не вспомнить про Диснейленд, просто показывают, насколько хорошо оба этих места играют на любви людей к старине.
Современный кафедральный собор находится в более новой части города, а описанный здесь храм сейчас называется базиликой Святых Назария и Цельсия. Как и собор в соседнем Альби, он похож на крепость, запрятанную в глубине альбигойской территории. Судя по внешнему виду здания, оно пережило два периода строительства. Более ранняя западная часть была встроена в городскую стену и представляет собой каменный фасад без окон. В романском нефе XI века окон мало, а вход с северной стороны лишен украшений.
В восточной части XIII века начинается готика со сложной планировкой из двух трансептов, хора и боковых капелл. Здесь окна заполнены щедрыми витражами в стиле лучистой готики, укреплены контрфорсами и украшены химерами. Интерьер ярко отражает различие в периодах строительства. Неф прохладно-романский, с пилонами, которые венчают капители с животными и растениями под простыми арками и цилиндрическим сводом. Клересторий отсутствует. Тональность меняется в более позднем средокрестии. Размещение капелл в углах трансепта и хора вызывает интересный эффект: кажется, будто стены разбегаются во все стороны. Неглубокая апсида из почти непрерывных окон дарит приятное ощущение интимности от нахождения в соборе.