31 мая 1786 года суд приговорил Жанну де Ламотт к наказанию кнутом, клеймению в виде буквы «V» (что означало воровка) и пожизненному заключению в Сальпетри. Ее муж Ламотт заочно приговаривался к пожизненной каторге. Граф Калиостро и его жена Лоренца, а также мадемуазель д’Олива (Николь Лаге) были оправданы. Рето де Вильету предписывалось срочно покинуть пределы Франции. Кардинал де Роган после многочасовых споров был оправдан двадцатью шестью голосами против двадцати двух.
Как только новость покинула стены суда, огромная толпа на улице начала скандировать: «Да здравствует парламент! Да здравствует кардинал!». Несколько тысяч человек провожали Рогана в Бастилию, где он должен был провести еще одну ночь.
Возмущенный решением суда Людовик XVI отдал письменный приказ барону Бретелю. Кардинал Роган лишался своего высокого поста и фактически ссылался пожизненно в отдаленное аббатство. Жесткий авторитарный шаг короля дал повод многочисленной критике в адрес абсолютизма.
Гёте назвал «дело об ожерелье» прологом революции. И хотя на суде никто из обвиняемых не упомянул имя Марии-Антуанетты, ее репутации был нанесен непоправимый урон. О королеве распространяли дурные слухи, сочиняли ядовитые памфлеты, ей приписывали всевозможные грехи. И так будет до конца дней Марии-Антуанетты. Французская революция принесла гибель королевской чете. В январе 1793 года вместе с семьей был схвачен и после короткого суда казнен Людовик XVI. Спустя десять месяцев нож гильотины отсек голову его супруге.
Вот уже более двух веков история о похищении ожерелья вдохновляет романистов, драматургов, режиссеров на новые произведения. Дюма написал «Ожерелье королевы», Гёте – нравоучительную комедию «Великий Кофта», а Шиллер роман «Духовидец». Но ни один из европейских авторов не попытался проследить судьбу главной героини этой громкой аферы.
Жанна де Ламотт находилась в тюрьме всего десять месяцев. В апреле 1791 года она подкупила охранника и с его помощью совершила побег. Жанна тайком пробралась к своему мужу в Лондон. Французы потребовали ее выдачи. Графиня узнала об этом от друзей. 23 августа 1791 года лондонские газеты сообщили о трагической гибели графини де Ламотт. Несчастная якобы выпала из окна своего дома и разбилась (по другой версии она погибла во время пьяной оргии). Смерть была зафиксирована в Ломбертской церкви Лондона, а на кладбище появилась свежая могила…
Знаток русской старины М.И. Пыляев в книге «Замечательные чудаки и оригиналы», опубликованной в 1898 году, рассказал о некой графине де Гаше, прибывшей в конце XVIII века в Петербург и подружившейся с камеристкой царицы Елизаветы Алексеевны, Марией Бирх. Дама вела довольно скрытный образ жизни, лишь изредка появлялась в высшем обществе. Ходили упорные слухи, что под именем Гаше скрывалась знаменитая авантюристка Жанна де Ламотт.
Таинственной графиней заинтересовался император Александр I, пригласивший ее на приватную беседу. О чем он говорил с графиней – неизвестно. Но после тайной аудиенции Гаше срочно отбыла в Крым, где прожила до самой смерти, наступившей в 1826 году. Ее служанка сообщила властям, что незадолго до кончины хозяйка сжигала бумаги из своего ларца и бормотала о каких-то бриллиантах…
Поддельный Шекспир Уильяма Айрленда
Шекспировские пьесы всегда привлекали к себе внимание. Надо ли говорить, какой царил ажиотаж 2 апреля 1796 года перед премьерой его пьесы «Вортигерн и Ровена», якобы найденной молодым человеком по имени Уильям Генри Айрленд. Предложений о постановке пьесы было немало, но проворнее всех оказался Ричард Бринчли Шеридан, согласившийся заплатить Сэмюэлу Айрленду, отцу Уильяма, триста фунтов и пятьдесят процентов прибыли от первых шестидесяти представлений.
Желающих попасть на первое представление неизвестной пьесы гениального драматурга оказалось значительно больше, чем мог вместить зрительный зал. В спектакле были заняты ведущие актеры. Афиша прямо-таки блистала именами звезд: королевская любовница, миссис Джордан, великий Джон Филип Кембл в заглавной роли, миссис Пауэлл и мисс Миллер.
Наконец представление началось. В первые минуты все шло как будто бы гладко. Однако отдельные эпизоды и фразы насторожили публику. Затем раздались смешки. Вскоре всем стало ясно, что Филип Кембл (в театре он был одновременно управляющим) не считает пьесу подлинной. Развязка наступила в 5-м акте, когда актер произнес: «Да пресечется дерзкая забава!» Без сомнения, эти слова Кембл относил к самой пьесе, и по театру прокатился взрыв хохота. Когда зал затих, Кембл повторил ту же строку еще более многозначительно, и судьба «Вортигерна и Ровены» была решена – пьесу просто высмеяли. Первое представление оказалось и последним. Шеридан был до того возмущен выходкой Кембла, что актеру пришлось распрощаться с театром Друри-Лейн.
Представление «Вортигерна и Ровены» привлекло внимание публики к фантастической карьере девятнадцатилетнего Уильяма Генри Айрленда как мистификатора. Молодой человек работал клерком в Нью-Инн у стряпчего мистера Бингли. Отец Уильяма слыл знатоком литературы и искусства. Сэмюэл Айрленд торговал книгами, картинами и антиквариатом. В его лавке любители редких книг вели беседы о старинных фолиантах.
В своем лондонском доме на Норфолк-стрит, в Стренде, Сэмюэл Айрленд жил с сыном Уильямом и дочерью Джейн. По вечерам он читал семье любимого Шекспира. Уильям сделался страстным поклонником великого драматурга. Однажды зашел разговор о жизни и злоключениях Томаса Чаттертона, автора подделок под Раули. Молодой Айрленд живо заинтересовался судьбой Чаттертона и вскоре решил последовать его примеру, но только более хитро и искусно.
В конторе стряпчего Бингли Уильям снял копии с единственных известных подписей Шекспира (на его завещании и закладной 1612 года), доступных по факсимильным публикациям Джорджа Стивенса. Потом он обратился к своему приятелю, работнику типографии, и тот научил его делать нужные чернила. Уильям позаимствовал чистые листы из многочисленных документов, хранившихся у мистера Бингли. Завершив подготовку, Айрленд составил договор об аренде дома между Шекспиром и Джоном Хемингом с одной стороны и домовладельцем в Стратфорде-на-Эвоне Майклом Фрезером и его супругой с другой. Приложив старинную печать к состряпанному контракту, 16 декабря 1794 года Уильям Генри поспешил домой и вручил «раритет» отцу. Сэмюэл пришел в восторг и готов был поклясться, что документ подлинный. В этом его поддержал Фредерик Иден, известный филантроп.
Молва о находке облетела Лондон, и все литераторы ринулись на Норфолк-стрит. Молодой Айрленд ликовал: ему удалось ввести в заблуждение самых искушенных знатоков.
Уильям Айрленд
Уильям рискнул написать протестантский трактат «Исповедание веры». Документ тщательно изучили специалисты и признали его подлинным; более того, они с похвалой отозвались о литературных достоинствах работы. На орфографию трактата, видимо, не обратили внимания. Айрленд просто удваивал некоторые согласные и прибавлял окончание «е», например: «wee», «didde», «Prettye», «fromme», «us-se», «butte».
Старому Айрленду казалось невероятным, что он вдруг стал обладателем таких богатств. Уильям сказал отцу, что им следует благодарить актера Монтегю Толбета (он был посвящен в аферу Уильяма). 10 ноября 1795 года после появления «Исповедания веры», Айрленд опубликовал следующее объяснение: «Я находился в конторе, когда ко мне зашел Толбет и показал деловую бумагу, подписанную Шекспиром. Я был весьма изумлен и заметил, что отец мой очень обрадуется, если сможет взглянуть на сей документ. Толбет сказал, что даст мне такую возможность. По прошествии двух дней документ был мне вручен. Я стал допытываться, где он был найден. Через два-три дня Толбет представил меня некоему господину. Будучи со мной в комнате, он, однако, не спешил принять участие в поисках. Я обнаружил второй документ, третий и две-три небрежные записи. Мы наткнулись также на документ, подтверждающий право этого человека на земельную собственность, о коем он до того и не ведал. Последствием сей находки явилось то, что он позволил нам забрать любые документы, включая даже клочки бумаги, если те имели отношение к Шекспиру. Немногое, однако, удалось найти в его городском доме сверх того, что было упомянуто выше, остальное же отыскалось в деревне, куда много лет назад бумаги были вывезены из Лондона».
Узнав о страсти Айрленда-младшего к старинным документам, незнакомец буквально разорил для него свой семейный архив. Передавая материалы, джентльмен действовал абсолютно бескорыстно, поставив лишь одно условие: его имя не должно нигде фигурировать. Единственное, что он разрешил, – упоминать инициалы – М. X. Сэмюэл Айрленд предположил, что мистер М. X. – потомок Джона Хеминга, которому Шекспир завещал свою обстановку и рукописи.
Айрленд принялся штамповать одну подделку за другой – от любовных писем Шекспира к Анне Хэтеуэй до писем к его друзьям-актерам. Очередной невероятной находкой было письмо Елизаветы I Шекспиру. Он сфабриковал несколько театральных контрактов, расписку Шекспира на пятьдесят фунтов графу Лестеру. Сэмюэл Айрленд не верил своему счастью. Когда же из одного письма выпал локон Шекспира, старик едва не лишился чувств.
Между тем молодого Айрленда предупредили, что наследники Шекспира могут заявить о своих правах на эти находки. В ответ Айрленд состряпал документ, по которому Шекспир завещал все свои рукописи и письма некоему «Мистеру Уильяму Генри Айрленду», который-де спас тонувшего поэта. И эту смехотворную историю проглотили, хотя прекрасно знали, что все рукописи Шекспир завещал Джону Хемингу!
Вскоре не только Лондон, но и вся Англия заговорила о чудесных открытиях Айрлендов. Знатоки заявляли о том, что неизвестные автографы Шекспира – находка века, во многом восполняющая скудные сведения о драматурге. Шестнадцать писателей и ученых подписались под свидетельством подлинности автографов. Слух о необыкновенной находке достиг королевского дворца. Отец и сын Айрленды были приглашены на аудиенцию с членами королевской семьи, где продемонстрировали свои богатства.