» (102). Некоторые подробности трагедии приводит Бальтазар Руссов: «В 1571 году, 24-го мая, в день Вознесения, татары совершенно сожгли главный город московита Москву; в этом пожаре сгорели более 40000 домов, господских усадеб и жилищ со всеми церквами и амбарами, и погибло около трехсот тысяч человек, старых и молодых. Этот пожар продолжался всего только три часа. Потому что татары пришли в 8 часов утра с 40000 человек и зажгли город, а в 11 уже все сгорело до тла. Это крайне удивительно и все люди, видевшие Москву до того и бывшие в ней также во время пожара, говорят, что если бы московит сам нарочно захотел зажечь и сжечь город, то ему невозможно было бы сжечь до чиста в несколько дней того, что сгорело в три часа. Тут московиту было отплачено за все, что он сделал с бедной Ливонией и Финляндией прошлою зимою» (107, 204). О том, что Москва сгорела за три часа, сообщает и Пискаревский летописец: «И прииде царь крымской к Москве и Москву выжег всю, в три часы вся згорела, и людей без числа згорело всяких» (89, 191). Это противоречит свидетельству Штадена, определившего продолжительность пожара в шесть часов. Возможно, что здесь правы все – и летописец, и автор Разрядной книги, и немец-опричник. После того, как через три часа большой пожар прекратился, отдельные его очаги могли гореть ещё в течение трех часов. По большому счету, за три или шесть часов сгорела столица, значения не имеет, главным является результат. А он был катастрофическим. Хотя вопреки утверждению Штадена, русская рать сохранила боеспособность. Несмотря на потери, опираясь на укрепления Кремля и Китай-города, она могла оказать упорное сопротивление Девлет-Гирею. Не исключено, что в столицу пришли не принимавшие участия в битве полк левой руки и сторожевой полк. Поэтому хан не рискнул штурмовать Москву, а принял решение возвращаться в Крым. В субботу, 26 мая, орда двинулась на юг. Как уже отмечалось, передовой полк князя Воротынского преследовал крымчаков до границ Дикого поля. Но повлиять на ход событий воевода не мог и на обратном пути хан «положил в пусте у великого князя всю Рязанскую землю» (119, 107). У Воротынского просто не было достаточно войск, чтобы помешать Девлет-Гирею. Узнав об уходе хана от Москвы, Иван Васильевич вернулся в сожженную столицу. Вид уничтоженного города потряс царя до глубины души: «видя такую великую беду и излия многие слезы, и повеле городы чистить мертвых людей погребать. И чистили городы до Ильина дни» (102). Работы продолжались практически два месяца, до 20 июля.
Сожжение Москвы в мае 1571 г. стало величайшим успехом Девлет-Гирея, по престижу Русского государства и лично царя Ивана IV был нанесен страшный удар. Царь пережил душевное потрясение и был шокирован случившимся. Когда к государю прибыл посол от крымского хана и стал требовать выплаты дани, Иван Васильевич неожиданно начал юродствовать. Произошла безобразная сцена: «И князь велики нарядился в сермягу, бусырь да в шубу боранью и бояря. И послом отказал: «Видишь де меня, в чем я? Так де меня царь зделал! Все де мое царьство вьшленил и казну пожег, дати де мне нечево царю!» (89, 191–192). Джером Горсей оставил подробное описание этого достопамятного приема. Крымский посол от имени своего господина поинтересовался у царя, «как ему пришлось по душе наказание мечом, огнем и голодом, от которого он посылает ему избавление (тут посол вытащил грязный острый нож), этим ножом пусть царь перережет себе горло. Его торопливо вытолкнули из палаты без ответа и попытались было отнять дорогую шапку и одежду, но он и его сопровождавшие боролись так ожесточенно, что этого не удалось сделать. Их отвели в то же место, откуда привели, а царь впал в сильный приступ ярости, послал за своим духовником, рвал на себе волосы и бороду как безумный» (6, 58). Иван IV был не только публично унижен, но и напуган этими угрозами. Царь был готов отдать Девлет-Гирею Астрахань, только бы избежать нового похода на Москву. Но Астрахани уже было слишком мало, для почувствовавшего вкус победы хана.
Комплекс снаряжения и вооружения казака XVII в.
94. Молодинская битва (29 июля – 2 августа 1572)
Девлет-Гирей решил закрепить свою победу. И если прошлогодний успех был в какой-то степени для хана делом случая, в этот раз Девлет-Гирей готовился к войне с Москвой особенно тщательно. Хан получил полную поддержку султана Селима II. В распоряжении Девлет-Гирея оказался отряд янычар, артиллерия и турецкие военные советники: «При крымском царе было несколько знатных турок, которые должны были наблюдать за этим: они были посланы турецким султаном (Keiser) по желанию крымского царя» (119, 112). Какова была численность крымской орды? Летопись приводит легендарные сведения: «А по смете и по языком с царем и с царевичи и с пашею турских и крымских, и нагайских, и черкаских людей 150 000 и больше; да вогненново бою было 20 000 янычаней» (89, 224). Как и в прошлом году, вместе с Девлет-Гиреем на Москву шла ногайская конница: «И пришел царь крымский со многими людьми да с ним ногайских тотар с мурзою Теребердием двадцать тысяч» (113, 237). Эти цифры явно завышены, по мнению Р.Г. Скрынникова, ханское войско насчитывало от 40 000 до 50 000 человек (156, 185). Это была грозная сила, способная повторить прошлогодний успех. Девлет-Гирей был настолько уверен в победе, что «росписав всю Рускую землю, комуждо что дати, как при Батые». На данный факт обращал внимание и Генрих Штаден: «Города и уезды Русской земли – все уже были расписаны и разделены между мурзами, бывшими при крымском царе; [было определено] – какой кто должен держать» (119, 111–112). Возможно, это были просто слухи.
В Москве знали о грядущем нашествии и готовились к его отражению. Ещё в декабре прошлого года Иван IV приехал в Новгород, где под охраной 500 стрельцов оставил государственную казну (47, 108). В январе царь уехал в столицу, но обозы с казной продолжали прибывать на берега Волхова и в феврале: «Да того же дни в Новгород привезли государьской казны, с Москвы, триста возов; да того же месяца февраля в 10, в неделю, привезли в Новгород государьской казны полтораста возов» (47, 110). В Москве была выстроена новая линия деревянно-земляных укреплений. По свидетельству Генриха Штадена, «ворота, как и цитадель, сделаны из бревен и снаружи вокруг обложены землей и дерном; между воротами проложен вал в три сажени ширины. Перед валом снаружи рва нету» (119, 67). Особое внимание Иван IV и воеводы уделили берегу Оки, где развернулись русские полки. Как пишет Штаден, «Ока была укреплена более, чем на 50 миль вдоль по берегу: один против другого были набиты два частокола в 4 фута высотою, один от другого на расстоянии 2 футов, и это расстояние между ними было заполнено землей, выкопанной за задним частоколом. Частоколы эти сооружались людьми (Knechten) князей и бояр с их поместий. Стрелки могли таким образом укрываться за обоими частоколами или шанцами и стрелять [из-за них] по татарам, когда те переплывали реку» (119, 110). Была и обратная сторона медали. Продолжалась война за Ливонию и значительные силы царю приходилось держать на западном театре военных действий. В феврале царь вновь отправился в Новгород, где подготовил большой поход против шведов. Что в сложившихся обстоятельствах выглядело странно. Смертельная опасность надвигалась с юга, а Иван Васильевич увел большое войско на северо-запад: «Лета 7080-го месяца ходил царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии в свою отчину в Великий Новгород, а из Новгорода на свитские немцы» (101, 76). Таким образом, накануне вражеского вторжения, вооружённые силы Московского государства оказались разделёнными, что значительно облегчало задачу крымчакам. Но у Ивана IV был свой взгляд на стратегическую ситуацию.
В апреле месяце царь Иван провел в Коломне смотр войскам, оборонявшим южные рубежи Московского государства, после чего уехал в столицу. Но долго там не засиделся и в начале июня под предлогом войны со шведами в очередной раз приехал в Новгород. Где благополучно переждал вторжение Девлет-Гирея: «А князь велики в ту пору был в Новегороде в Великом со всем» (89, 192). По мнению Генриха Штадена, «Как и в прошлом году, когда спалили Москву, великий князь опять обратился в бегство – [на этот раз] в Великий Новгород, в 100 милях от Москвы, а свое войско и всю страну бросил на произвол судьбы» (119, 112). Оборону столицы на случай прорыва крымчаков государь поручил князьям Юрию Токмакову и Тимофею Долгорукому. Какие силы выделил Иван IV для защиты южных рубежей страны? Согласно росписи, на берегу Оки заняла позиции рать из пяти полков: «В большом полку бояре и воеводы князь Михайло Иванович Воротынский да Иван Васильевич Шереметев. В правой руке боярин и воевода Микита Романович Одоевский да воевода Федор Васильевич Шереметев. В передовом полку князь Ондрей Петрович Хованский да околничей и воевода князь Дмитрей Иванович Хворостинин. В сторожевом полку воевода князь Иван Петрович Шуйский да околничей Василей Иванович Умного-Колычов. В левой руке воеводы князь Ондрей Васильевич Репнин, да князь Петр Иванович Хворостинин. А, собрався с людьми, воеводам стояти по берегу: болшому полку в Серпухове, правой руки в Торусе, передовому полку в Колуге, сторожевому полку на Кошире, левой руке на Лопасне» (99, 247). Летописные данные о численности русской рати значительно преувеличены: «А государевых людей было во всех полкех земских и опришлиных дворян и детей боярских по смотру и с людьми 50 000, литвы, немец, черкас каневских 1000, казаков донских, волских, яицких, путимъеких 5000, стрельцов 12 000, поморских городов ратных людей, пермичь, вятчен, коряковцов и иных 5000» (89, 224). По подсчетам Р.Г. Скрынникова, «Пояс Богородицы» защищали около 12 000 дворян, 2035 стрельцов и 3800 казаков. С учетом ополчений серверных городов, общую численность русской рати исследователь определял немногим более 20 000 воинов (156, 185). Здесь не учтены боевые холопы, что существенно увеличивало количество ратных людей. Так же в рядах русской рати воевал отряд германских наемников под командованием Юргена Фаренсбаха, но он был немногочисленным. Главные силы Воротынского располагались в трех верстах от Серпухова.