100 великих гениев — страница 27 из 105

Идеалист: и у всех этих созданий воображения есть определенные предпосылки, исходные формы, существующие вне человека.

Материалист: но идея — это нечто умозрительное, тогда как окружающий нас мир сугубо материален.

Идеалист: вы верите в свою идею материи?

Материалист: это не вера, а убеждение, основанное на опыте. Реальную вещь я могу ощущать, изучать с помощью приборов.

Идеалист: вы имеете в виду конкретные вещи, а материя — это уже общая идея.

Материалист: но эта идея отражает реальность.

Идеалист: значит, идея реальности доказывает реальность идеи…

Диалог можно продолжать. Однако хотелось бы перевести его в другую плоскость. В прошлом веке наука обогатилась понятием, которое позволяет сблизить в данном вопросе позиции двух дискутирующих сторон. Это — информация. Она присутствует во всем, не являясь материальной. И другое понятие: организованность, показывающее степень гармоничного взаимодействия частей единого целого.

Платон, размышляя о бессмертной душе, которая «своего рода гармония, слагающаяся из натяжения телесных начал», не помышлял, конечно, об информации. Но ведь душа соединена с телом в принципе так же, как информация — со своим материальным носителем. И в том, и в другом случаях перед нами единство. Все исторические науки, начиная от геологии, используют сведения о давно прошедших событиях, исчезнувших объектах. Память Земли, человечества, личности — хранилище информации, а вовсе не тех реальных объектов, о которых она свидетельствует. Хотя и в этих случаях информация имеет свое материальное воплощение.

Платон определил идею (информацию) на свой лад: «бесцветная, бесформенная и неосязаемая сущность, в сущности своей существующая, зримая только для одного кормчего души — разума». Можно продолжить рассуждения. Информация (будем употреблять это слово, неведомое Платону) присутствует в мире объективно, вне воли и желания людей. Значит, она относится к разуму несравненно более обширному, всеобъемлещему — Вселенскому или Божественному. Душа человека постоянно устремлена к благу, а Божественный разум предполагает идею всеобщего блага и целесообразности мирового порядка.

Примерно так обосновывается система объективного идеализма Платона. Мыслитель оперирует идеями. Они для него являются первичными, основополагающими. Однако трудно согласиться с тем, что такова и природа окружающего нас мира. Хотя человек — его порождение, микрокосм, из этого еще не следует, будто Вселенная во всем подобна нам, тем более когда речь идет о познании. Кстати, сам Платон признавал, что Богу нет нужды стремиться к знаниям, ибо Он и без того всеведущ.

Некоторые философы полагают, что противоречия между идеалистами и материалистами носят непримиримый характер. Словно надо непременно выбирать одно из двух учений! Разумнее, пожалуй, признать возможность их синтеза; единство сознания и материи. Еще один вариант: различать ситуации, для которых целесообразней то или иное соотношение сознания и материи (их можно насчитать не менее семи).

Платон предстает родоначальником идеи информации, хотя и выраженной весьма туманно (что вполне естественно: мудрые идеи кристаллизуются чаще всего постепенно) Кроме того, подчеркнув приоритет идеи над материей, он обозначил одну из важных особенностей философии, отличающую ее от науки: субъективность и рефлексию, стремление изучать не только природные объекты, но и сам процесс познания. Ведь человек, рассуждающий о Вселенной или о Боге, вводит их в свой интеллектуальный мир, объемлет их собственным разумом. И даже придавая Богу сверхобычные качества, мыслитель все равно включает и их в свою умственную конструкцию, выступая в роли демиурга (информационного). Наука, стремящаяся к объективности, избегает подобных построений.

Согласно Платону, сознание восходит, преодолевая четыре ступени, от низшего к высшему. Первоначально — состояние неопределенности, гадательности, когда возникают образы, подобные сновидениям или отражениям в колеблющейся воде. Затем возникает мнение, позволяющее отличать материальные предметы от их отражения в сознании; при этом человек полагается на свой чувственный опыт. (Можно дополнить: соединяет эти две ступени вера, помогающая ориентироваться в неопределенности.) Третий шаг — переход на уровень рассудка, когда осознаются не только конкретные объекты, но также идеи; человек оперирует идеями, а не только реалиями. Наконец, заключительный шаг к пониманию всеобщего блага (порядка, организованности). Нетрудно заметить, что каждая последующая ступень в этой схеме не исключает предыдущие, а в завершающем синтезе, который можно определить как «мировоззрение», предопределено свое место и вере, и мнению, и науке, и философии…

Вошло в общий обиход понятие «платонической любви». Она не отвергает телесное любовное влечение, но представляет его как низшую примитивную форму, не выходящую за пределы бренного, ненадежного, недолговечного, а то и мимолетного. «Нет, уж если что любить, думает Платон, то что-нибудь более прочное, более надежное, более устойчивое… Уж лучше тогда любить вечное и неизменное, вступать в брак с идеальным и страстно увлекаться чем-то бессмертным и небесным», — так пояснял его мнение известный историк философии А.Ф. Лосев.

Задача воспитания, по Платону, — приблизить личность к осознанию идей и блага, к высшей любви, просветляющей разум и душу. Детей следует учить на лучших примерах. Как тело крепнет в упражнениях и нуждается в питании, так душа требует воспитания и духовной пищи: книг, бесед, прекрасной музыки, более всего — философских идей. И в управлении государством следует руководствоваться философией. Вести страну, как судно в открытом море, должен кормчий, сведущий в своем искусстве. В противном случае может погибнуть не только государство, но и весь род человеческий.

Нелепо надеяться, что такого правителя может избрать демократическое большинство. Люди обычно исходят из мнений, а не из идей и знания. И эти мнения далеки от объективности. Ведь в каждом городе есть два враждебных: «один город бедных, другой — богатых и в обоих — опять много городов…» А потому демократия, как всякая крайность, неизбежно приводит к тирании; возникает «из высочайшей свободы… — сильнейшее и жесточайшее рабство».

Впрочем, у Платона мы не найдем сколько-нибудь конкретных рекомендаций для создания идеального государства: он исходил из той рабовладельческой системы, которая существовала в его время. И все-таки его вывод о переходе демократии к тоталитаризму заслуживает серьезного внимания именно в наше время. Дело в том, что, контролируя средства «массовой информации», сравнительно нетрудно формировать общественное мнение, манипулируя им по усмотрению тех, кому эти средства подчиняются. При социалистической системе они принадлежат государству (точнее — руководителям, крупным чиновникам), при капитализме — наиболее богатым людям и организациям. Если в первом случае может еще идти речь о благе государства в целом, то во втором неизбежно использование власти прежде всего и преимущественно в интересах капитала («города богатых» — по Платону). Разработанные в наше время психотехнологии позволяют с помощью электронных средств агитации и пропаганды, наркотизации общественного сознания устанавливать не только экономический, но и духовный тоталитаризм — самый безнадежный. Таков путь от формальной демократии к духовному рабству людей, обладающих, казалось бы, всеми политическими правами.

И еще. Идеализм Платона предполагает нечто высшее, к чему надлежит стремиться. Человек должен иметь перед собой высокие и светлые цели. Только тогда он достоин существования в этом мире, пронизанном солнечным теплом и светом, исполненном идеи и дарованном людям для блага.

БЭКОН РОДЖЕР(ок. 1214–1292)

Нередко можно услышать: гений обогнал свое время. Наивное суждение! Любой человек, даже чрезвычайно одаренный, всегда остается сыном своей эпохи, а крупный мыслитель — продолжателем или завершителем работ предшественников. Вот и достижения Роджера Бэкона нельзя верно оценить без учета общего движения идей того времени. Иначе придется приписать ему открытия, которые были подготовлены трудами других мыслителей.

В Средние века наука и философия распространялись в Западной Европе из Испании (Кордова, Толедо были крупными центрами арабской культуры) и из Византии, где сохранялось духовное наследие античности. Например, крупный арабский философ Ибн Рушд, или, в латинизированной форме, Аверроэс (1126–1198), развивал и комментировал сочинения Платона и главным образом Аристотеля, которые стали особенно популярны в позднем Средневековье.

В XIII веке в большинстве европейских стран философия оставалась покорной служанкой богословия. Исключением, отчасти, была Англия, где не имелось слишком жесткого контроля со стороны Церкви. В Оксфордском университете прилежно штудировали и естественнонаучные сочинения Аристотеля. Их переводил, в частности, Роберт Гроссетест, т. е. Большеголовый (1175–1253) — основатель оксфордской научно-философской школы. Он занимался оптикой, геометрией, астрономией, медициной; проводил опыты по преломлению света и распространению звука. Он утверждал необходимость познания мира на основе наблюдений, эксперимента и последующего анализа результатов с выдвижением гипотез, первоначальных обобщений. Эти выводы следует проверять на фактическом материале. Такой была одна из первых попыток сформулировать метод научного анализа. Ведь со времени эллинской культуры философия и науки обычно не разделялись.

На свой лад трактовал Гроссетест сотворение Мироздания. Бог сначала создал светоносную точку. Она, расширяясь, превратилась в сферу. Материя постепенно сгущалась в ее центре, где сформировалась Земля. Светоносная основа Мироздания присутствует и в душе человека. Получалось, что Бог является первопричиной, Творцом, а материя развивается самостоятельно. Тем самым законы природы становились независимы от истин богословия.

Наиболее полно раскрылись достоинства оксфордской школы в произведениях Роджера Бэкона, которого за обширные знания и ясный ум называли «удивительным доктором». Он был учеником Гроссетеста и отдавал предпочтение изучению природы, а не схоластическим умствованиям. По его мнению, знания открывают перед человеком великие возможности: можно будет передвигаться по суше в коляске без коней, а по морю — в судне без парусов и гребцов, летать по воздуху и погружаться в морские глубины, наблюдать мельчайшие пылинки и далекие звезды.