Спустя несколько недель после разговора с Б. Сапуновым, А. Мальдис в качестве члена белорусской делегации прибыл на очередную сессию ООН в Нью-Йорке. И естественно, долг ученого и гражданина Беларуси привел его в фонд Моргана. Здесь ученый встретился с госпожой Евгенией Зазовской, русской по происхождению, которая ведала славянскими рукописями и редкими изданиями в библиотеке Перпонта Моргана. А. Мальдис обратился к ней с просьбой посмотреть каталог музейных фондов. Зазовская ответила, что о существовании такого каталога ей неизвестно. Однако в 1974 г. уже упоминавшийся Витовт Тумаш, пытаясь выяснить судьбу креста, знакомился с каталогом фонда… Еще одна загадка?!
В Нью-Йорке А. Мальдис встретился и с господином А. Шукелайте. В годы немецкой оккупации тот возглавлял минский Историко-художественный музей, который в 1941 г. не успели эвакуировать. Шукелайте высказал свою точку зрения: национальную святыню белорусского народа скорее вывезли все же на восток, возможно, реликвию расчленили.
В октябре 1990 г. нью-йоркские поиски завершились визитом министра иностранных дел БССР П. Кравченко в Моргановский фонд. Сопровождали министра А. Мальдис и сотрудник белорусского представительства при ООН В. Счастный. Директору фонда был передан официальный запрос о кресте Ефросиньи Полоцкой. Через некоторое время в МИД Беларуси пришел официальный ответ, из которого следовало, что в самом фонде Моргана креста нет. Также отмечалось, что семья Морганов имеет и частные коллекции, однако за них, как следовало из присланного документа, администрация отвечать не может.
Художник из Бреста Николай Кузьмич изготовил копию креста Ефросиньи Полоцкой. Но поиски оригинала, разумеется, не прекратились.
Короткой строкой
В последнее время работу в этом направлении курировал Алексей Горохов, полковник, ответственный работник Комитета по вопросам безопасности Союза Беларуси и России. В интервью он сообщил, что разрабатывается более десяти версий исчезновения древней реликвии из сейфа Могилевского обкома партии в 1941 г. Не исключается возможность нахождения креста в музейном архиве какого-нибудь провинциального российского городка. А может, он достался кому-то из высших военных чиновников того времени… Допускается также версия, что крест Ефросиньи Полоцкой оказался в Америке вместе с другими ценностями, переданными в счет оплаты за американскую военную помощь.
Впрочем, есть предположение, что крест вообще не покидал Полоцка! Дело в том, что в свое время изготавливались подделки святыни с целью обезопасить ее от многочисленных врагов. По этой причине Полоцк, переживший немало вражеских осад, никогда не расставался с крестом Ефросиньи. В качестве доказательства Алексей Горохов приводит тот факт, что в 1812 г., во время нашествия войск Наполеона, монахини Полоцкого монастыря спрятали крест, замуровав его в одну из стен Софийского собора. Так что не исключено, что и на этот раз в Могилеве оказалась не сама реликвия, а ее точная копия. Святыню просто забыли «размуровать», приняв за настоящий крест одну из многочисленных подделок…
Золотые кони хана Батыя
После того как хан Батый разорил Рязань и Киев, он вернулся в низовья Волги и с помощью собранных в подвластных и покоренных ему странах искусных мастеров, среди которых были и русские, построил здесь на удивление всем соседним народам посреди степей свою столицу Сарай – прекрасный город с дворцами, мечетями, водопроводом, фонтанами и тенистыми садами. Хан приказал всю дань, собранную за год, обратить в золото, а из этого золота отлить двух коней.
Из книги Б. Лащилина «На родных просторах. Записки краеведа» (1968)
– Из того, что довелось мне узнать в Заволжье, больше всего запомнилась легенда о золотых конях, отлитых будто бы по велению хана Батыя. Впервые слышать ее пришлось в Ленинске, бывшем Пришибе – старом русском селе на Ахтубе, где в метельный январский день из-за переносов и бездорожья задержалась наша автомашина. Вечером хозяин, у которого мы остановились, чтобы переждать метель, старый рыбак, вспоминая про прежнее, про бывалое, а также и слышанное им от дедов, рассказал нам эту легенду. Его рассказ был прост, бесхитростен, но подкупал своей непосредственностью. Словно хозяин наш сам был участником и очевидцем того, что когда-то происходило несколько веков тому назад в заволжских степях. Спокойно и не спеша говорил он:
– После того как хан Батый разорил Рязань и Киев, то вернулся в низовье Волги и здесь, среди степей, покрытых редкою полынью, решил построить свою столицу Сарай, воздвигнуть ее на удивление всем соседним народам.
Как известно, степняки-татары – плохие строители, и Батый, знавший это, распорядился в покоренных и подвластных ему странах собрать всех искусных мастеров, среди которых оказалось немало и русских умельцев. Они-то и построили ему чудо-город с роскошными дворцами, мечетями, водопроводом, фонтанами и тенистыми садами. Работой их Батый остался доволен.
Но ему казалось всего этого мало, и, чтобы еще больше показать свое величие и богатство, он отдал приказание – всю дань, собираемую им за год, обратить в золото и отлить из него двух коней. Этих золотых, с горящими рубиновыми глазами коней и поставили при входе в столицу Золотоордынского ханства, у ее городских ворот. Тут и стояли они до тех пор, пока столица не перенесена была из Старого Сарая в новый, построенный ханом Берке, где их тоже поставили у ворот города.
Приказ выполнили в точности, но до сих пор людская молва расходится во мнении – были ли те кони пустотелыми или сплошь золотыми. Сменялись ханы, но золотые статуи по-прежнему были олицетворением могущества государства.
Когда столицу перенесли в новый Сарай (вблизи нынешнего села Царев, что в Волгоградской области), построенный уже ханом Берке, следом перевезли и золотых коней. Когда ханом стал Мамай, прежнему процветанию ханства наступил конец. Русские войска разбили мамаево войско на Куликовом поле, и Мамай был вынужден бежать…
Хан Батый. Современная скульптура
Судьба золотых коней достоверно не известна. Легенды гласят, что одного коня закопали вместе с телом Мамая, но точное местонахождение могилы неизвестно. Говорят, что где-то на одном из холмов близ Ахтубы. Во всех многочисленных вариантах пересказов этой легенды фигурирует только один золотой конь (и сам Мамай сторожит его). Но где же другой?
Из книги Б. Лащилина «На родных просторах. Записки краеведа» (1968)
– Я решил обязательно узнать, куда же девался второй конь Батыя. Знакомясь с рядом работ о Нижнем Поволжье, я старался найти хотя бы что-либо об этой интересной легенде. И мои усилия не оказались тщетными. В капитальном историко-географическом труде «Россия», в шестом томе, упоминается заволжское, неподалеку от Пришиба, село Растегаевка, и там указано, что возле него находится несколько Мамаевских курганов. А уж далее говорится – сохранилась легенда, что в одном из них и теперь спит Мамай, живой, и сторожит зарытого там золотого коня. Но о другом же коне Батыя я, к сожалению, и в этом объемистом томе не отыскал ни одного слова. Это, само собой понятно, могло вызвать только чувство досады, но в то же время дало возможность убедиться в исключительной живучести легенды именно с такой концовкой.
После этого прошло три года. В одном из казачьих хуторов, стоявшем неподалеку от Астраханского шляха, я разговорился с пожилым, лет около семидесяти, бывалым казаком Алексеевичем. Он как-то вскользь заметил, что проходящий вблизи их хутора шлях именовался прежде Ногайским, и вот еще тогда по нему везли золотого коня. Я попросил Алексеевича тут же рассказать мне поподробнее об этом. И от него узнал о судьбе второго золотого коня Батыя. Старое казачье предание говорило так:
– После Куликовской битвы отдельные отряды русских воинов-смельчаков, не страшась уже более татар, стали проникать в степи, уходя все дальше и дальше на юг. Один из них перебрался на Волгу и напал неожиданно на столицу Золотоордынского ханства Сарай. Ужас охватил татар, и воины-смельчаки несколько часов были хозяевами в городе. Сокровища хана и все богатства его знатных вельмож могли бы стать их добычею. Но ничто не прельстило русских, и только, уходя из города, как священную реликвию татар, захватили они с собою одного из золотых коней Батыя.
Когда об этом стало известно хану, то он, придя в ярость, тут же за ними снарядил погоню. Несколько дней преследовала их она, и тогда русские смельчаки, видя, что им все равно уже не уйти от татар, спрятали свою дорогую и редкостную добычу, а сами все, выехав навстречу погоне, выхватили из ножен мечи и бросились на врагов. Завязалась жаркая сеча. Русских была горстка, а татар несметное полчище – и как ни бились они, как ни крушили врагов, из них ни один не вернулся домой, все полегли в бою. Найти же золотого коня татары так и не смогли. Они ни с чем возвратились к своему хану.
После того как это предание было рассказано, краевед спросил Алексеевича:
– А не искал ли кто из казаков этой спрятанной русскими смельчаками добычи?
– Как же, – ответил Алексеевич, – искали, но ничего не находили. Очень уж трудно напасть на то место, где была она спрятана. Одни раскапывали курганы, другие пробовали поискать ее на дне озера, третьи обшарили немало оврагов и балок, тоже рыли, но нигде ничего. И не только по ближним к нам местам, но и в других хуторах и станицах – и все попусту. Степь-то велика, ширь необъятная, узнай попробуй – где и попади в точку.
Слышанное в казачьем хуторе предание явилось как бы логическим завершением и своеобразным концом заволжской легенды.
Лощилин задумался: в прошлом в Заволжье было сделано немало интересных находок. В 1960‑х гг. в окрестностях села Селитерного на месте развалин древнего города найден был большой золотой кубок с надписью на татарском языке, который приобрел калмыцкий найон, отдав за него взамен несколько десятков баранов.