будущего.
Как буря помешала Алариху завоевать Африку (410 г.)
Король германских варваров-вестготов Аларих (370–410; правил с 392 г.) остался в истории, взяв Рим (410 г.); до этого он долго и упорно разорял обе части некогда бывшей единой Римской империи, в 395 г. окончательно расколовшейся на две половины – Западную и Восточную, более известную как Византия. Гораздо менее известно его последнее предприятие, которое ему, впрочем, не суждено было осуществить до конца, – нападение на Африку. Римскую Африку, выразимся точнее, поскольку объектом его нападения были бы не саванны со слонами, носорогами и бабуинами, а одна из самых зажиточных и преуспевающих провинций Западной Римской империи. Ее столица – возрожденный римлянами Карфаген – по богатству соперничала с Римом, в ней процветали философские и риторские школы, литература и иные искусства, кипела христианская богословская мысль, и время от времени представители Римской Африки даже занимали императорский престол (отец и сын Гордианы, династия Септимия Севера, включая упомянутого нами ранее Каракаллу). Вот лишь несколько славных, широко известных имен ее уроженцев – литератор и жрец Апулей (автор «Метаморфоз, или Золотого Осла»), богослов Тертуллиан, святой епископ Киприан Карфагенский, блаженный Августин Аврелий, полководец Бонифаций…
Приукрашивать, конечно, не стоит: как и вся империя, Римская Африка пребывала в состоянии упадка, хотя и не столь безнадежного. И хотя по полям бродили шайки циркумцеллионов – боевого крыла еретиков-донатистов, воевавших с официальной Церковью как служанкой власти и защитницей богатеев, берберы нападали из пустыни, сжигая поселения и уводя людей в рабство, а города приходили в упадок из-за того, что куриалы бросали их в надежде выбраться в сенаторы, а аристократия предпочитала им свои укрепленные виллы (которые стали пользоваться равными с городами судебными и фискальными прерогативами), для римских жителей Европы Африка представлялась этаким заморским… если и не Элизиумом, то, по крайней мере, надежным убежищем от варваров, наводнивших континент. Прежние сенаторы и землевладельцы с семьями – если их удавалось сохранить – практически жалкими нищими высаживались на африканский берег в надежде спасти хотя бы жизнь, и море как бы служило им порукой, что его не преодолеют скакуны и повозки варваров, – надежда, впрочем, довольно призрачная, ибо уже в 410 г. завоеватель Рима Аларих готовил флот для вторжения в Римскую Африку, и только разметавшая его буря отсрочила беду, как повествует историк Иордан (VI в.) в своей «Гетике» (пусть читатель не удивляется, что он столь благостно пишет о готах, ибо он и сам – гот):
Аларих. Гравюра XVIII в.
«Вступив в Рим, они (готы. – Е.С.), по приказу Алариха, только грабят, но не поджигают, как в обычае у варваров, и вовсе не допускают совершать какое-либо надругательство над святыми местами. Выйдя из Рима, они двинулись по Кампании и Лукании, нанося тот же ущерб, и достигли Бриттиев. Там они осели надолго и предполагали идти на Сицилию, а оттуда в африканские земли. Ведь область Бриттиев лежит на крайнем конце Италии, расположенная в южной ее части; ее выступ составляет начало Апеннинских гор; вытянутая наподобие языка, она отделяет Адриатическое море от Тирренского; название свое она получила некогда от имени царицы Бриттии. Итак, туда-то и пришел Аларих, король везеготов, с богатствами целой Италии, захваченными как добыча, и оттуда, как было сказано, предполагал через Сицилию переправиться в спокойную страну Африку, но, так как не дозволено, чтобы кто-либо из людей располагал [судьбой своей] без ведома Божия, страшная пучина морская поглотила несколько его кораблей, а многие разбросала. Пока Аларих, потрясенный этой неудачей, размышлял, что ему предпринять, он был внезапно застигнут преждевременной смертью и удалился от дел человеческих».
Сразу отметим, что в 415 г. та же причина сорвала аналогичное предприятие короля испанских вестготов Валлии (Валии) – «Валия, король готов, до того свирепствовал со своими войсками против вандалов (в Испании. – Е.С.), что намеревался было преследовать их и в Африке, если бы только не отвлек его тот же случай, который приключился некогда с Аларихом, когда тот направлялся в Африку». Буря у Кадикса уничтожила его флот.
Пока же вести, принесенные в Африку беглецами, были ужасны; конец Рима для многих знаменовал конец мира – недаром Блаженному Августину пришлось приняться за свой грандиозный труд «О Граде Божием», чтобы показать, что это не так. Прошло довольно краткое время; ужас и страхи попритихли, жизнь брала свое – и вот уж Августин полуиронично отмечал, что римские беглецы, только что лишившись семей и состояний, уже не вылезали из карфагенских цирков и театров. Немного времени спустя, в 429 г., драгоценная Римская Африка стала добычей племени вандалов.
Гибель русского флота у Константинополя (860-е гг.)
Первый выход русского народа на историческую сцену был громким, хотя и закончился для наших пращуров довольно прискорбно – и не благодаря доблести врагов, а из-за разгула морской стихии. Речь идет о нападении славяно-русского флота из 200 ладей под началом киевских варяжских князей Аскольда и Дира на Константинополь – столицу Византии (киевская «морская» ладья была 25 метров длиной, имела 20 пар весел, вмещала 40–60 воинов и строилась из ствола дуба, образовывавшего киль, к которому прикрепляли шпангоуты, а на них – обшивку; оттого византийцы называли наши суда моноксилами – «однодеревками»). Нестор-летописец (1056–1106) датирует поход 866 г., общепринятая историками дата – 860-й, хотя есть и третья точка зрения, заключающаяся в том, что русских походов на Царьград в те годы было несколько.
Повесть временных лет гласит: «(862 г.) Над теми всеми властвовал Рюрик. И было у него два мужа, не родственники его, но бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом. И отправились по Днепру, и когда плыли мимо, то увидели на горе небольшой город. И спросили: «Чей это городок?» Тамошние же жители ответили: «Были три брата Кий, Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы тут сидим, их потомки, и платим дань хозарам». Аскольд же и Дир остались в этом городе, собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян. Рюрик же в это время княжил в Новгороде… (866 г.) Отправились Аскольд и Дир войной на греков и пришли туда в 14-й год царствования Михаила. Царь же был в это время в походе на агарян и дошел уже до Черной реки, когда епарх прислал ему весть, что Русь идет походом на Царьград. И возвратился царь. Эти же вошли внутрь Суда, совершили много убийств христианам и осадили Царьград двумястами кораблей. Царь же с трудом вошел в город и с патриархом Фотием всю ночь молился в церкви Святой Богородицы во Влахерне. И вынесли они с песнями божественную ризу Святой Богородицы, и омочили в море ее полу. Была в это время тишина, и море было спокойно, но тут внезапно поднялась буря с ветром, и великие волны разметали корабли язычников русских, и прибило их к берегу и переломало так, что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой».
Повесть временных лет – источник сложного характера: он полон анахронизмов, нестыковок, вставок из более ранних произведений, за что определенным образом и критикуется. Однако мы имеем неоспоримейшие свидетельства – самих византийцев, притом не поздние, как Несторово, а как раз тех самых лет. Их автор – патриарх Фотий (810–893), бывший профессор императорской высшей Магнаврской школы (фактически – первого европейского университета), ученый-энциклопедист, богослов и полемист, просветитель; одна из его исторических заслуг – отправка знаменитой миссии Кирилла и Мефодия по просвещению славян.
Гибель русского флота под Царьградом. Гравюра Ф. А. Бруни. 1839 г.
Сохранились две проповеди, произнесенные Фотием во время похода Аскольда и Дира: первая была произнесена в храме Святой Софии непосредственно во время осады Константинополя, вторая – тотчас по ее снятии. При всем субъектизме Фотия это – первое свидетельство, причем современника, выхода русского народа на историческую арену. Как мастер художественного слова, он не скупится на краски, особенно во второй речи, когда истинная опасность уже миновала. Вот он глаголет во время осады: «Вижу, как туча варваров увлажает кровию засохший от грехов город наш. Горе мне, что я дожил до этих несчастий… что неожиданное нашествие варваров не дало времени молве возвестить о нем, дабы можно было придумать что-нибудь для безопасности, но в одно и то же время мы и увидели и услышали и пострадали, хотя напавшие и отделены были (от нас) столькими странами и народоначальствами, судоходными реками и беспристанищными морями. Горе мне, что я вижу, как народ грубый и жестокий окружает город и расхищает городские предместия, все истребляет, все губит, нивы, жилища, пастбища, стада, женщин, детей, старцев, юношей, всех поражает мечом, никого не жалея, ничего не щадя; всеобщая гибель! Он как саранча на жатву и как плесень на виноград, или лучше, как зной или тифон или наводнение или, не знаю что назвать, напал на нашу страну и истребил целые поколения жителей. Ублажаю тех, которые сделались жертвою убийственной и варварской руки, потому что умерши раньше они избавились от чувствования несчастий, постигших нас неожиданно; а если бы было чувство и у самых этих отшедших, то и они вместе со мною оплакивали бы оставшихся в живых, как эти страдают во все время, каких преисполнены скорбей и не избавляются от них, как ищут смерти и не находят ее. Ибо гораздо лучше однажды умереть, нежели постоянно ожидать смерти и непрестанно скорбеть о страданиях ближних и сокрушаться душою. Где теперь царь христолюбивый? Где воинства? Где оружия, машины, военные советы и припасы? Не других ли варваров нашествие удалило и привлекло к себе все это? (В то время Михаил III воевал с арабами; этим объясняется и отсутствие тогда при Константинополе византийского огненосного флота. –