Первоначально испанский флот помчало к голландским берегам, на которые, казалось, он их все и выбросит, и некоторые действительно погибли, но затем внезапно переменился и понес суда обратно к Англии, на север. Зная, что отход по направлению к Кале ему совершить не удастся из-за поджидавшего его там английского флота, герцог Медина-Сидония решил вывести свой потрепанный флот из игры, обведя его вокруг Шотландии и мимо Ирландии. Это решение стало поистине роковым.
21 августа герцог писал (пер. с англ. – Е.С.): «Долгая плохая погода, резко меняющаяся… 4 ночи подряд – страшная буря с сильнейшими ветрами, густым туманом и дождем… Божией милостью, вчера в полдень ветер сдвинулся на запад, что более нам благоприятно: таким образом, мы можем плыть по направлению к югу… Теперь ветры переместились к вест-норд-весту… Все несчастье Армады заключилось в этом ужасном путешествии». Главный казначей Армады Педро Коко Кальдерон свидетельствует (пер. с англ. – Е.С.): «С 24 августа по 4 сентября мы плыли, невесть куда, сквозь постоянные штормы, туман и шквалы. Следовало держаться в открытом море, чтобы корпус судна мог выдержать все это с наветренной стороны, отчего мы не могли отыскать основную часть флота до 4-го числа, когда наконец соединились с ней… С 5-го числа, проплывая мыс Клиар (посреди побережья Ирландии. – Е.С.), продолжали держаться с наветренной стороны, такелаж рвался, мы приняли много воды… У западного побережья Ирландии наш корабль оказался совсем рядом с островом, и там было сильнейшее течение, представлявшее серьезную опасность для судна. Тогда казначей Кальдерон (он, словно Цезарь, пишет о себе в 3-м лице. – Е.С.) приказал следовать курсом норд-вест, что позволило кораблю отойти [от берега] на 30 лиг; хотелось бы верить, что и прочая Армада поступила таким же образом. Если нет – она наверняка потеряет множество кораблей, поскольку берег скалист, море тяжко бьет, а ветры сильно дуют с моря».
Казначей оказался хорошим предсказателем. Существует карта западного побережья Ирландии с обозначением расположения мест крушений 25 кораблей Армады. С севера на юг лежат: «Герона» (или «Жирона», неаполитанский галеас), «Ла Тринидад Валенкаре» (нао, он же «Санто Спирито», Левантийская эскадра), «Джулиана» (нао, Левантийская эскадра), неизвестный, «Дукеза Санта Анна» (нао, он же «Дукеза Медина Седония», Андалузская эскадра), 4 безымянных, «Сан-Хуан» (вице-флагман Португальской эскадры, галеон либо нао или паташ – известны три судна в составе Армады с таким названием), «Лабия» (нао, вице-флагман Левантийской эскадры), 2 безымянных, «Ла Рата Энкоронада» (или «Санта Мария Рата и Коронада», нао, Левантийская эскадра), безымянный, «Эль Гран Грин» (нао, вице-флагман Бискайской эскадры), 2 безымянных – вместе с «Грином» они лежат посреди побережья, у мыса Клиар; далее к югу: «Корабль Фландрии», «Корабль Святого Себастьяна» (паташ Бискайской эскадры; такие формы встречались и на русском флоте XVIII в., например «Корабль трех иерархов»), «Сан Маркос» (галеон Португальской эскадры), «А Забра», бискайский корабль, «Сан Хуан де Фернандо Нарра» и «Нуэстра Синьора де ла Роза» (нао, вице-флагман Гипускоанской эскадры).
Франциско де Куэллар, капитан галеона «Сан-Педро» из Левантийской эскадры (водоизмещение – 530 тонн, 24 орудия; на борту – 90 матросов и 184 солдата), год спустя писал из Антверпена (пер. с англ. – Е.С.): «Верю, вас изумит это письмо, ибо у вас мало надежд, я полагаю, на то, что я остался жив. Чтоб уверить вас в этом, я сейчас и пишу, дабы поведать о тех великих испытаниях и несчастьях, которые я испытал с того дня, как Армада отправилась из Лиссабона в Англию, и от которых Господь Своей неисчерпаемой милостью меня избавил. Более года у меня не было возможности написать вам, и не мог я сделать этого прежде, чем Бог привел меня в Штаты Фландрии, куда я прибыл 12 дней назад со всеми теми испанцами, которые спаслись с потерпевших крушение кораблей в Ирландии, Шотландии и Шетландии (имеются в виду Шетландские острова, именно пишущиеся через «е» – крайняя северная точка Великобритании. – Е.С.), бывших среди более чем 20 самых крупных в Армаде. На них прибыла великая армия блестящих пехотинцев, много капитанов, прапорщиков, квартирмейстеров и прочих военных офицеров, также много дворян и отпрысков знатных семей; из числа последних – а их было более 200 – лишь 5 едва спаслись, прочие утонули или, доплыв до берега, были изрублены на куски английскими гарнизонами, поставленными королевой в Ирландии. Искренне предав мою душу Господу и Пресвятой Деве, Его Матери, я был избавлен из моря и от врагов моих, с компанией в более чем 300 воинов, спасшихся и доплывших до земли. С ними я разделял все трудности, более 7 месяцев, скитаясь нагим и босым по горам и лесам, среди дикарей, населяющих те области Ирландии, где мы потерпели крушение».
Далее капитан сообщает, что во время продвижения Армады на север он был вызван на борт «Лабии» – вице-флагмана Левантийской эскадры, обвинен ее командующим Мартином де Бертендоной в неисполнении приказов и приговорен к смерти. Затем он пишет (пер. с англ. – Е.С.): «Я остался на борту его корабля, где все мы вскоре оказались в смертельной опасности от поднявшегося шторма: швы разошлись, и вода прибывала час от часу, мы не успевали откачивать ее помпами. Мы уже отчаялись в спасении, пока Бог не послал его, ибо герцог (Пармский с войсками. – Е.С.) так и не появился, и вся Армада настолько была раскидана штормом, что некоторые корабли направились к Германии, прочие к островам Голландии и Зеландии, где они попали в руки врагов, другие к Шетландии (Шетландским островам. – Е.С.), в то время как все прочие – к Шотландии, где они утонули или сгорели. Более 20 были потеряны у берегов королевства Ирландии – самые храбрые и лучшие в Армаде.
Я, как уже сказал, был на борту одного из левантийских кораблей, и еще двое больших плыли рядом с нами, чтобы в случае необходимости оказать помощь. На борту одного из них был квартирмейстер дон Диего, горбун; будучи не в силах из-за сильного встречного ветра обогнуть мыс Клиар в Ирландии, он был вынужден направиться к земле с этими тремя кораблями, которые, как я сказал, были очень большими, и мы встали на якорь примерно в полулиге от берега, и там мы оставались 4 дня без провизии и каких-либо возможностей достать таковую. На пятый день на нашем траверзе (направлении, перпендикулярном диаметральной плоскости корабля; быть на траверзе – значит находиться к кораблю под прямым углом в 90 градусов. – Е.С.) на нас обрушился такой сильный шквал, что море запрыгало до небес, канаты не могли держать натяжение, паруса оказались совершенно бесполезны, и корабли вынесло на песчаный пляж, по сторонам которого стояли высокие утесы. Ничего подобного я никогда не видел: в течение одного часа все три корабля были разбиты вдребезги, и менее 300 человек спались, более же 1000 утонули, и среди них – много важных лиц, капитанов, знатных людей и иных.
Дон Диего Энрикес встретил свою смерть наиболее презренным способом из всех возможных: в страхе из-за могучего моря, разбивающего корабли, он, сын графа Виллафранка и два других португальских дворянина, забрав с собой драгоценностей и монет на сумму более чем в 16 000 дукатов, заняли шлюпку с крытой палубой и спустили ее, приказав прочим закрыть за ними спусковой люк и законопатить его. Однако порядка 70 остававшихся в живых на корабле бросились на эту лодку, надеясь добраться на ней до суши, и большая волна накрыла и потопила ее, сметя всех [людей]. Потом она еще долго болталась взад-вперед по морю, пока ее не выбросило на сушу вверх килем, отчего люди, скрывавшиеся под палубой, и приняли смерть. Полтора дня спустя ее обнаружили и вытащили местные дикари; перевернули ее, чтобы вытащить гвозди и прочие металлические изделия, прорубили люк и извлекли трупы. Дон Диего испустил дух у них на руках, они раздели его, взяли все драгоценности и деньги, что были [у погибших], и бросили тела на землю непогребенными.
Поскольку происходившее было необычайным и истинным, я хочу рассказать вам обо всем так, чтоб вы знали, как погибли эти люди; но справедливо описать и мое собственное спасение и как я достиг земли; я забрался на самый верх кормы моего корабля и, вручив мою душу Богу и Богоматери, смотрел, какие великие и ужасные сцены разворачивались перед моими глазами. Многие утонули внутри кораблей; другие бросались в море и шли на дно, не показываясь более; иные цеплялись за плоты, бочки и плававшие обломки древесины; прочие громко кричали со своих кораблей, умоляя Бога помочь им; капитаны бросали свои [золотые] цепи и деньги в море; иных волны смывали не только с кораблей, но даже [вымывали] изнутри судов. Я смотрел до отвращения на это торжество [смерти] и не знал, что делать и как попытаться спастись, ибо я не умею плавать, да и ветер на море был очень велик. Более того, побережье и пляж были преисполнены врагами, танцующими и прыгающими от восхищения при виде наших горестей, и кто бы из наших ни ступил на берег, 200 дикарей и прочих врагов окружали его, обнажали, грубо обращались и серьезно ранили. Все это ясно видели с терпящих крушение кораблей, и опасность с одной стороны казалась мне не меньшей, чем с другой.
Я направился к военному прокурору, да простит его Бог (видимо, тот самый судейский, который приговорил автора письма к казни. – Е.С.), который был удручен горем и несчастен, и сказал, чтоб он попытался спасти свою жизнь прежде, чем корабль развалится на части, ибо ему осталось держаться не более нескольких минут – и так на самом деле и случилось. Большая часть команды уже утонула или погибла [иным способом], включая всех капитанов и офицеров, когда я вознамерился спастись, забравшись на [почти] отвалившийся кусок корпуса; военный прокурор последовал за мной, отягощенный кронами, зашитыми в его дублете и чулках. Но мы не нашли способа отделить [этот] кусок борта, так как его держали толстые железные цепи, и волны и обломки, бившиеся об него, сильно нас поранили. Я попробовал найти другой путь к спасению и схватил большой [деревянный] люк размером с хороший стол, который Бог в Своей милости послал мне; но когда я попробовал забраться на него, то погрузился в воду на шесть фатомов (фатом – морская сажень, 1,8288 метра. –