100 великих катастроф на море — страница 27 из 88

Короткая жизнь «Фредерика» (1636 г.)

Трагическая история «Фредерика» помогает нам развенчать очередной стереотип. В 1996 г. все мы торжественно отмечали 300-летие русского флота. Это, конечно, вовсе не означало, что до знаменитого петровского указа «Морскому флоту быть!» флота на Руси не было – походы на Царьград известны всемирно и подтверждаются независимыми источниками, равно как и похороны знатных русов в ладьях по скандинавскому обычаю (см. известие араба ибн-Фадлана Х в. и многочисленные находки на Новгородчине и Украине). Широко известны слова авторитетного английского адмирала и историка флота Т. Джейна, который в 1899 г. написал: «Русский флот, который считают сравнительно поздним учреждением, основанным Петром Великим, имеет в действительности больше права на древность, чем флот британский. За столетие до того, как в правление Альфреда Великого, царствовавшего с 870 по 901 год, были спущены на воду первые британские корабли, русские суда сражались в отчаянных морских боях и еще более тысячи лет назад русские считались лучшими моряками».


Корабль «Фредерик» у Нижнего Новгорода. 1636 г.


Несомненно, монголо-татарское иго сыграло свою пагубную роль в упадке русского мореплавания, однако на вольном Севере это искусство вовсе не было забыто (см. позже главу о М. В. Ломоносове), да и Иван Грозный проявлял к нему не только чисто теоретический интерес. Мало того что он строил на Вологде торговые суда, у него ж в Ливонскую войну была целая флотилия датских каперских судов под командованием Кристиана (Карстена) Роде (пока того из опасения международных осложнений не изловил и не повесил датский король). В грамоте, полученной им от Грозного, было сказано: «Силой врагов взять, а их корабли огнем и мечом сыскать, зацеплять и истреблять. А нашим воеводам и приказным людям тово отамана Карстена Роде и его скиперов, товарищей и помошников, в наши пристанища на море и на земли в бережении и чести держати, запасу или что им надобно, как торг подымет, продать и не обидеть». Так что первым русским боевым кораблем можно было бы величать его 13-пушечную и 8-пищальную «Веселую невесту».

Первым русским военным кораблем «западноевропейского» типа, однако, принято считать построенного при отце Петра Алексее Михайловиче «Орла» (1669 г.); так же канонически принято считать, что его спалил Стенька Разин, хотя на самом деле корабль благополучно пережил крестьянскую войну и просто-напросто сгнил и развалился за ненадобностью. Однако «пальму первенства» следует присудить все же не ему, а практически неизвестному в России «Фредерику», построенному в Нижнем Новгороде еще при деде царя Петра Михаиле Федоровиче. Правда, плавал он под голштинским флагом.

В 1633–1634 гг. в Москву прибыло посольство от шлезвиг-голштинского герцога Фредерика, и секретарем этого посольства был известный впоследствии своими историческими записками о Московии Адам Олеарий. Целью посольства было добиться у русского царя позволения через его земли, а затем по Волге и Каспию торговать с Персией беспошлинно. Царь дал добро и при этом прислал следующую грамоту нижегородскому воеводе и дьякам: «Ходити им в Персиду… Волгою на десяти кораблях, а корабли им делати в нашей земле, где такие леса, которые к тому делу годны найдут, а тот лес покупати им у наших людей вольною торговлею, а плотников к тому корабельному делу, к их корабельным мастерам в прибавку, наймовать наших подданных охочих людей, и наём им платить по договору с ними вольною торговлею, а от тех плотников корабельного мастерства не скрывать и не таить». Сразу отмечаем два важных факта: предполагалось построить целую флотилию из 10 кораблей и, что еще более важно, русские должны были учиться у иноземцев кораблестроению. И это еще при деде Петра Великого!

Итак, в Нижний Новгород прибыли немецкие мастера для постройки первого судна, которое назвали в честь голштинского герцога; посольство вернулось в Голштинию, оттуда – вновь в Россию и далее собралось уже в Персию. Олеарий записал:

«11 июля (1636 г.), после проезда мимо лежащих с правой и левой стороны красивых веселых деревень, как-то Избыльца, Троицкой слободы, Дудина монастыря и Новинок, мы к вечеру прибыли к выдающемуся городу Нижнему или Нижнему Новгороду. Здесь мы тотчас же направились не в город, а на наш там построенный корабль «Friedrich».

Этот корабль построил корабельщик Михаил Кордес, с помощью русских плотников, из сосновых досок; он был длиной в 120 фут (36,58 метра, ширина – 12 метров, экипаж – 15 офицеров и 27 матросов, к которым присоединились 78 членов посольства. – Е.С.), имел 3 мачты и плоское дно, сидел в воде лишь 7 фут (2,13 метра) и имел 24 весла. Он был устроен преимущественно для плавания по реке Волге, чтобы мы были в состоянии переходить через песчаные перекаты и мели, которых здесь имеется много, и в случае, если бы ветер оказался не попутным, могли подвигаться и без парусов. Наверху на корабле, в каютах, и внизу, в трюме, устроены были различные каморки, в которых послы и свита их могли удобно расположиться и иметь кухню и помещение для провизии. Мы хорошо снабдили корабль всякого рода зельем и снарядами, пушками для металлических и каменных ядер, гранатами и другим оружием на случай нападения разбойников.

Наряду с этим кораблем велели мы построить и шлюпку и прекрасно снарядили ее, так как полагали, что на Волге и в особенности на Каспийском море, где шкиперам и боцманам пришлось бы во время посещения нами персидского шаха оставаться на море, нам нужно будет иногда ездить по неизвестным и мелким местам, куда мы с кораблем не решились бы направиться. Шлюпка должна была служить и для того, чтобы, в случае нужды, снять груз с судна. Чтобы снарядить вполне суда, мы оставались здесь почти три недели…

24 того же месяца я с нашим шталмейстером фон Мандельсло, Гансом Арпенбэком, русским толмачом и приставом был отправлен к воеводе, чтобы, за доброе расположение и помощь, оказанные им нашему люду, прожившему здесь, ради постройки корабля, более года, поднести ему ценный подарок в 100 рейхсталеров. Что воеводе это было очень любо и приятно, мы заметили по тому, что он не только дал нам прекрасное, великолепное угощение, но при уходе нашем подарил нам 20 кусков копченой свинины и другой провизии на дорогу…

В эти дни были улажены споры, происходившие во время кораблестроения между рабочими, и был потребован отчет о строительстве. При более точном расследовании оказалось, что тот, кто нанимал рабочих, убедил их обещать ему подарок в 40 рублей или 80 рейхсталеров, чтобы он по более дорогой цене принял для них работу. Так как кузнец при поставке железа и в работе допустил большие злоупотребления и обманы, то ему, правда, пригрозили суровым наказанием, которое воевода – даже если бы потребовали смертной казни – предоставил совершенно на волю послов, но, в конце концов, так как он упал в ноги послам и, лежа у ног их, долго со слезами просил о прощении, то его и простили, ввиду преклонных лет его (ему было более 70 лет), и оставили без наказания…

После того как наш корабль теперь был снаряжен и снабжен хорошими запасами провизии, и мы также взяли с собой и лоцмана, или путеводителя, который должен был показывать нам истинный фарватер, мы 30 июля собрались в путь, не глядя на то, что ветер был нам противен, и стали лавировать. При нас на корабле находился его княжеской светлости комиссар в Москве Бальтазар Мушерон, дьяк или канцелярист воеводы, пастор из Нижнего и наш фактор Ганс Бернгарт, проводившие нас на несколько верст и желавшие посмотреть, каково плавание на корабле. Едва, однако, мы в 2 верстах под городом прошли за имение Грамотина, напротив Печерского монастыря, как мы уже попали на мель и засели. Пришлось заносить якорь и с большими трудами в течение 4 часов стаскивать корабль».

Дальнейшее описание кишит постоянными упоминаниями о посадках на мели и снятии с них, например: «6 того же месяца (августа) корабль еле-еле прошел через упомянутую сушь (у Васильгорода. – Е.С.), почти постоянно ее задевая дном, корабль, можно сказать, скорее прыгал и как бы танцевал через мель, чем плыл через нее… 8 того же месяца, когда мы получили попутный ветер, мы подняли парус и… после обеда… на всех парусах налетели на песчаную мель у острова Маслова, так что мачты заскрипели; здесь мы оставались на мели 4 часа, пока не сдвинулись при помощи трех якорей… 12 того же месяца мы попробовали протащить корабль с помощью маленького якоря вокруг изгиба. Якорь, однако, зацепил за дерево, лежавшее на дне, разорвал канат и остался на дне. Говорят, подобные вещи часто происходят на Волге из-за деревьев, которые во время половодья срываются с берегов в реку и лежат в иле на дне. Русские говорят, что в Волге лежат столько якорей, что они ценой с целое княжество. Бывали случаи, что такой якорь случайно вновь вытаскивался другим». Так доплыли до Казани, потом – до Самары, Царицына, Астрахани.

Когда немцы стояли под Астраханью, «Фредерика» 17 сентября осмотрели персидские купцы и вынесли свой неблагоприятный вердикт: «Одновременно со слугами купчины пришли и другие, плававшие по морю персы, осмотрели корабль, удивляясь столь большой постройке, заявили, что оно не пригодится на Каспийском море, где волны очень высоки и коротки, и что поэтому, по крайней мере, хоть мачты следовало бы укоротить. «Кюлзюм – так называли они Каспийское море – с тех пор, как по нем ездят, не видал еще столь большого судна».

Наконец у Дербента посольство постигло кораблекрушение: «После того как мы 12 (ноября) весь день простояли на якоре, к вечеру после 9 часов ветер переменился и сильно подул с севера, мы вновь снялись с места, шли совершенно перед ветром (фордевинд) с курсом Ю к В и к 11 ч. имели грунт на глубине то 20, то 30 сажен, то совсем его теряли. Так как ветер перешел в бурю, то мы, не желая, в столь незнакомых водах, темной ночью, когда ничего нельзя было видеть кругом, давать кораблю слишком сильный ход, сняли все паруса, но тем не менее ветер нес нас с быстротой 2 миль в час. После 12 часов ночи одно несчастье за другим стало обрушиваться на нас. Прежде всего лот, при втаскивании, зацепился за корабль и затонул. Шлюпку мы сначала передали в особое управление двух боцманов, поручив им идти на парусах за нами, но так как шлюпка была низка, волны часто заливали ее, и боцманы, считая себя не в силах бороться с ними, поспешили вновь на корабль и привязали шлюпку с помощью каната. Мы тащили за собой также корабельную лодку, а также и другую еще, купленную у русских. Все эти лодки,