Наконец вода стала выступать из комиссарского погреба на кубрик и принудила нас перейти в жилую палубу для отливки воды… В кают-компании уже были собраны все семейства нижних чинов из констапельской; картина была очень печальная; кто исповедовался и приобщался святых тайн, кто плакал и молился Богу, палуба кают-компании была усеяна женщинами и детьми, и хотя у меня самого сердце ныло, но в утешение молившимся и плакавшим я успел сказать несколько веселых слов, и теперь даже, вспоминая эту картину, вышибает слезу. Тут же было несколько офицеров, собравшихся у рундука, где старик полковник Ершов говорил, что он довольно пожил на свете, а «вы еще только жить начинаете и должны гибнуть, потому что нет спасения, как видно, все усилия пропадают даром»…
В это самое время, по приказанию командира, пришел сверху рассыльный звать офицеров наверх для консилиума о срубке мачт, потому что корабль сильно положило на левый бок. Когда мы вышли наверх, где уже была большая часть офицеров, то капитан спрашивал мнения каждого, не лучше ли нам срубить мачты и выбросить за борт пушки и все тяжести, на что всеми офицерами было изъявлено полное согласие и каждому было назначено, что делать. Я получил приказание, кроме заведывания отливкою воды, выбросить из батарейной палубы пушки. Когда боцман Завьялов получил приказание рубить грот-мачту и бросился на правый руслень для исполнения, я пошел посмотреть, как станут лопаться талрепы, и как только Завьялов дотронулся топором до одного, как остальные полопались сами, и грот-мачта полетела на левый борт, сломавшись, как лучинка, на сажень вышины от палубы. Посмотрев на падение мачты, я пошел на свое место в батарейную палубу бросать орудия…
Крушение корабля «Ингерманланд» 30 августа 1842 г. у берегов Норвегии. Художник К. В. Круговихин. 1843 г.
Мы побросали… все орудия батарейной палубы за борт, а также ядра, переносный балласт и ружья и выколотили пиллерсы, какие могли. В это время подошел ко мне старший офицер капитан-лейтенант Истомин, который, бывши мичманом, участвовал в Наваринском сражении и, следовательно, видел смерть лицом к лицу, но здесь потерял присутствие духа и сказал: «Сколько не хлопочите, но спасения нет, а надо служить панихиду». После того как орудия выбросили за борт, корабль немного выпрямился, и мы спустились в жилую палубу для отливки воды кетенс-помпами, но… она стала сильно прибывать из трюма и пошла в клюзы…
Вследствие большой прибыли воды вынуждены были, забивши все шпигаты в нижней палубе, бросить кетенс-помпы и перейти в батарейную палубу. Мы разошлись по всем люкам батарейной палубы для отливки воды, но как людей было много и у люков теснота, то во многих местах прорубили палубу, и тут конопатчик показал свою ловкость, прорубая палубу конопаткою скорее, чем другой топором, и в эти прорубленные люки также начали отливать воду…
Выйдя из (опустевшей к тому времени) кают-компании, встретил у склянок священника, с которым пропели «Спаси, Господи, люди твоя», простились, и я закричал людям, находившимся в батарейной палубе при отливке воды, чтобы бросали работу и шли наверх спасаться. Этот момент был самый ужасный: люди бросились наверх с невероятною быстротой…
Катер носом полетел вниз, и все люди, бывшие в нем, посыпались за борт… (Я) пробрался по русленям в шканечный порт на плот… На рострах в барказе людей было так много, что они представляли из себя груду; поперек ростер у камбуза стояла 8-весельная шлюпка, в которой посажены были больные в халатах и колпаках; люди были также на обоих шкафутах, в катерах; коечные сетки обоих бортов, ют, бушприт, бизань-ванты и крюйс-марс битком набиты народом, так что негде было руки просунуть, и, кроме молитвы, ничего не было слышно. В это время корабль погрузился в воду еще более, до самых сеток, и огромной волной стало разбрасывать шлюпки, и во многих местах сорвало коечные сетки…
Мы все поместились впереди бизань-мачты; на юте воды было фута полтора, а народу набито битком, так что волнением десятками уносило за борт и било разными обломками. Назначенный мне катер, который находился на левой стороне шканец, перебросило через борт, и все в нем бывшие погибли, а другая волна перевернула его вверх килем…
На барказе находилось много мертвых тел под банками, а между живыми были командир корабля, доктор Сакович и капитан-лейтенант Истомин, из которых я с помощью Корнилова и Гусева вытащил на ют первых двух, а капитан-лейтенанта Истомина волною сбросило под ют и барказом, прижав к бимсу, раздавило. Потом мы вытащили на ют мичмана Головачева с переломленною ногою и положили у бизань-мачты, но волною его унесло в круглый ютовый люк, в капитанскую каюту, а потом выбросило за борт.
Затем я с мастером Григорьевым вытащили жену лейтенанта Сверчкова, которой планширем переломило спину во время нахождения ее в барказе, а дочь полковника Борисова, в это время находясь также на барказе, зацепилась косою за уключину, и ее волною бросило через борт барказа, разрезало живот о железную уключину, и она повисла на косе; младшая 16-летняя сестра ее в это время карабкалась по бизань-штагу на крюйс-марс, но, оборвавшись, упала на шканцы в воду, где унтер-офицер Немудрый, плававший на люке, поймал ее и стал спасать, но обломком корабля ушибло ее так сильно, что он принужден был выпустить из рук, и она исчезла в шканечный люк.
Жена же капитана корабля находилась на левой стороне шкафута, держась на плавающей запасной стеньге в одном нижнем белье; она просила о помощи, и унтер-офицер Панфилов, спасаясь сам, перенес ее на бак. Горничную ее девушку смыло с ростер и понесло по волнам, надувши юбки, как шар, и она никак не могла ухватиться за что-нибудь плавающее вокруг корабля, кричала о помощи, которую не было возможности подать, потому что каждый в эту минуту думал, как бы удержаться самому. И она через несколько времени исчезла в волнах, а может быть, ее схватили касатки, так как их множество плавало кругом корабля и даже у самого борта…
Из грот-люка порожние бочки выскакивали, как будто кто-то их выбрасывал… Матросы, заметив меня, втягиваемого водою в порт корабля, поймали за ногу и вытащили к себе на катер… (Часть моряков спасли норвежские боты и пароход «Нордкап») мы узнали, сколько нас спаслось и погибло из находившихся на корабле, а именно: погибло штаб-офицеров 3, спаслось 2, обер-офицеров погибло 17, спаслось 12, унтер-офицеров погибло 23, спаслось 24, музыкантов погибло 8, спаслось 6, рядовых погибло 304, спаслось 449, денщиков погибло 2, спаслось 1. Частных людей погибло 4, спасен 1, женщин погибло 21, спасено 7, детей погибло 7, спасся 1. Итого спаслось 503, погибло 389».
Царь Николай I повелел «строжайше исследовать, каким образом спаслись 16 офицеров, тогда как нижних чинов спасено только 150», однако суд Трескина и его подчиненных-офицеров полностью оправдал. Имя «Ингерманланд» было присвоено новому «Иезекиилю» 1844 г. постройки. Документально-художественная картина гибели корабля хорошо представлена в ранней повести В. В. Шигина «Трагедия в заливе Скагеррак» из сборника «Громами отражая гром…».
Гибель фрегата «Диана» у берегов Японии (1855 г.)
«Диана» – последний парусный фрегат Русского военно-морского флота. Он строился мастером Ф. Т. Загуляевым на Соломбальской архангельской верфи в 1851–1852 гг. по типу «Паллады», которая в свою очередь воспроизводила тип большого английского фрегата «Президент» (построенного точно по чертежам трофейного американского, см. ранее главу о «Филадельфии»).
Чертежи были добыты в Англии известным русским корабельным инженером И. А. Амосовым – именно добыты, иного слова тут не подберешь, потому что военно-корабельный шпионаж был в давней русской традиции. Скажем о нем несколько слов, надеемся, это будет небезынтересно. Г. Гребенщиковой удалось доказать, что серия русских 100-пушечных кораблей постройки 1785–1788 гг. создана по чертежам английской «Виктори» (той самой героини Трафальгара), нелегально копировавшимся русскими «корабельными учениками», обучавшимися в Англии, – Н. Курепановым, Д. Масальским, В. Власовым и др.; последний для конспирации перевел название и выслал в Санкт-Петербург «Чертеж 100-пушечного корабля называемого Победа»; в итоге сейчас наш контрафактный чертеж 1784 г. этого корабля является старейшим из сохранившихся в английских собраниях. В начале 1790-х гг. священник Яков Иванович Смирнов, более 30 лет прослуживший в церкви при русском посольстве в Лондоне, обрисовал главе дипломатической миссии графу С. Р. Воронцову всю «схему», по которой «работали» корабельные ученики Мелихов, Курепанов, Разумов и Зенков, хлопоча об увеличении жалованья:
«Дозвольте сказать откровенно, что им нужно иногда позадобрить своих в работе сотоварищей и нижних в верфи офицеров, и дать им на портер, либо сделать маленький подарок, а наипаче тем, сквозь коих руки чертежи проходят, а без того чертежей получить им не удается. Мастера корабельные открыто снять чертеж военного корабля никогда не позволят. Я слыхал неоднократно от прежде бывших здесь учеников, что достать из королевских верфей, чтобы скопировать, чертеж, обыкновенно стоило от 2 до 5 гиней. И хотя подобные издержки в счет никогда не ставятся, но коль я издавна знаю, что без них обойтись нельзя, то для того и взял смелость при сем случае представить Вашему Сиятельству». Вот так в Англии добывались драгоценные чертежи, после чего удачные находки британцев тиражировались в России, что мы и видим на примере фрегатов типа «Паллада» – «Диана».
Водоизмещение «Дианы» составляло 2050 тонн, длина – 52,8 метра, ширина – 13,6 метра, осадка 4,3 метра; на вооружении – тридцать 24-фунтовых пушек и двадцать две 24-фунтовые карронады; экипаж – 443 человека. Будучи отправленным под командованием С. С. Лесовского из Кронштадта на Дальний Восток, 11 июля 1854 г. в заливе Де-Кастри он встретил миссию вице-адмирала Е. В. Путятина (1803–1883), направленного в Японию и уже вовсю там действовавшего. Страна восходящего солнца тогда только-только начала свой выход из многовековой самоизоляции, и русские стремились не отстать от конкурентов, в первую очередь американцев, чтобы с выгодой для себя завязать торгово-дипломатические отношения с новоявленным партнером (при этом миссия была