Е.С.)… имел решающее значение на всю мою последующую службу».
Гибель «Русалки» (1893 г.)
Броненосец береговой обороны «Русалка» до 1892 г. именовали «броненосной двухбашенной лодкой». Пожалуй, первое наименование звучало для волшебной обитательницы морских глубин слишком уж грозно, второе – несколько уничижительно «благодаря» термину «лодка»; но тогда так было принято, и канонерскими (пушечными) и броненосными лодками называли довольно большие (для «лодок») и неплохо вооруженные корабли.
История их создания уходит опять-таки в уроки Крымской войны. С появлением паровых кораблей и нарезной артиллерии можно было вполне констатировать, что Россия осталась не только без Черноморского флота, самими нами потопленного при обороне Севастополя, но и без Балтийского. Его никто не топил, но боевая ценность некогда грозных, ощетинившихся пушками трехдечных кораблей полностью сошла на нет. А на «нормальный» флот денег в казне у страны, разоренной войной и разворованной многочисленными Чичиковыми николаевского времени, не было. Или, точнее, разумеется, были, но не для флота. Предстояло как-то «выкручиваться».
Броненосец «Русалка»
Временной мерой, служащей хотя бы недопущению вражеского флота к столице, стало оперативное создание заводчиком Н. И. Путиловым мелкого, но многочисленного флота этих самых «броненосных лодок». Благодаря небольшим размерам стоили они недорого (по крайней мере, несопоставимо с полноценными боевыми кораблями), прекрасно шныряли по опасным финским шхерам и в случае необходимости вместе с фортами Кронштадта вполне были в состоянии перекрыть вражескому флоту путь на Санкт-Петербург. Тренировкой «практической эскадры» (в которую, помимо больших кораблей, входило 40 канонерских лодок!) и разработкой тактики нарождающегося броненосного флота ведал переведенный в 1860 г. с Черного моря контр-адмирал Г. И. Бутаков. Он писал: «Крепость, подобная Свеаборгской, не может быть защищена без канонерских лодок… Чтобы по возможности не позволять хозяйничать в шхерах неприятелю, имеющему винтовую флотилию, мне кажется необходимым России иметь три эскадры канонерских лодок: в Выборге, Гельсингфорсе и Або. Каждая из них должна действовать самостоятельно и состоять: Выборгская из 20 или 30 лодок главнейшее для защиты Транзунда; Гельсингфорсская – из 40 или 60 и Абоская также из 40–60». Часть флотилии должна была обязательно состоять из броненосных судов, чтобы «принимать на себя первый огонь неприятеля при атаке». Эскадра должна быть не «стадом, наскоро согнанным, а стройной силой». Что ж, это ему вполне удалось, из сборища разномастных лодок и разнотипных кораблей он собрал мощный «кулак», а в 1863 г. издал «Новые основания пароходной тактики». Позднее, в 1867 г., он стал начальником первой русской броненосной эскадры в составе трех 26-пушечных батарей («Кремль», «Не тронь меня» и «Первенец»), 24-пушечного фрегата «Петропавловск» и 11 броненосных лодок.
Кстати, позднее это же «несочетаемое сочетание» «мощи и дешевизны» привело к появлению на Черном море причудливых круглых броненосцев-«поповок», благо хотя бы в количестве всего двух экземпляров. По этому поводу корреспондент «Биржевых ведомостей» в 1874 г. передает свой разговор с морским офицером: «Вас должно радовать появление первого военного судна в Черном море». – «Поверьте, нас весьма обрадовало бы появление всякого судна в водах Черного моря». – «А «поповка» разве не судно?» – «Да, если плавающую тарелку можно будет считать боевым судном».
Программа 1857 г. предусматривала постройку для Балтики 100 канонерских лодок! Там и так было множество канонерок, заложенных еще в Крымскую войну: одних «Осетров» 39 единиц, «Прибоев» 29 и т. д. Но нас интересуют, конечно, не все. Первой броненосной стала лодка «Опыт» 1861 г. постройки, затем – 10 однобашенных броненосных лодок типа «Броненосец» (в каждой башне – по два 229-мм орудия), броненосный «Смерч» с двумя «одинарными» башнями (можно, кстати, вспомнить и девять хоть и не броненосных, но весьма оригинальных мелкосидящих «Ершей» для действий в Невской губе, каждый с 280-мм пушкой) и др. Пришел черед появления на свет и двух броненосных лодок типа «Русалка» («систершип» – «Чародейка»).
Водоизмещение построенной на Галерном островке Санкт-Петербурга в 1865–1869 гг. «Русалки» было 1881 тонна, длина – 62,94 метра, ширина – 12,8 метра, осадка – 3,35 метра. Корабль был очень низкобортным (высота надводного борта составляла всего… 76 см! – см.: «Морской сборник», № 3 за 1894 г., с. 42), нес три небольшие наклонные мачты, одну дымовую трубу. Две горизонтальные паровые машины мощностью 705 лошадиных сил позволяли броненосцу идти со скоростью порядка 9 узлов. В двух башнях первоначально попарно стояли два 381-мм и два 229-мм орудия, но с 1890-х гг. вооружение было унифицировано до четырех 229-мм орудий. Вспомогательными были четыре 87-мм пушки и пять 5-ствольных 37-мм пушек Гочкиса.
Летом 1869 г. «Русалка» ударилась о подводный камень и получила пробоину справа по носу; ей грозило затопление, так как 9-дюймовая помпа едва справлялась с откачкой воды. Удалось «приткнуть» корабль носом к берегу, что тогда в конечном итоге его и спасло. Плававший на броненосце мичман С. О. Макаров некоторое время спустя явился к вице-адмиралу Г. И. Бутакову с рукописью труда «Броненосная лодка «Русалка» (исследование плавучести лодки и средства, предлагаемые для ее усиления)». Прежде он побывал у адмирала А. А. Попова, но тот, известный себялюбец, на талантливого «выскочку» только рукой махнул. А ведь Макаров предлагал интереснейшие идеи: изготовлять «пластырь» из просмоленного паруса для пробоины не тогда, когда она уже получена, а заблаговременно, и заодно предложил его новую конструкцию. Памятуя о том, как при аварии в отсеках «Русалки» поочередно искали поднявшуюся воду, он предложил установить свистящие водомерные трубки в каждом из них, а на палубах установить люки с водонепроницаемыми крышками. Составил таблицу «непотопляемости» броненосца, которая, если все предлагаемые им меры были бы приняты, давала «Русалке» без роковых последствий выдержать 12 таранных ударов ниже ватерлинии! Расписал систему нумерования отсеков и опознавательных знаков для них, инструкции по очередности их затопления или осушения для избежания рокового крена. Также, обратив внимание на недостаточность работы водоотливной помпы, он отметил, что вполне можно было бы для откачки воды использовать мощные помпы машинного отделения, если б их можно было соединить с пострадавшим отсеком. Это следовало обеспечить разработанной автором системой «магистральных труб». Бутаков, всегда славившийся глубиной ума и отсутствием бюрократического таланта заедания инициативных подчиненных, немедленно рекомендовал публикацию труда Макарова в «Морском сборнике» и распорядился опробовать новинки мичмана на деле. Водоотливную систему применили при строительстве броненосца «Крейсер» (будущем «Петре Великом»), а пластырь с успехом опробовали при заделке пробоины на пароходе «Ильмень» летом 1870 г. По представлению вице-адмирала мичман был досрочно произведен в лейтенанты и получил премию в 200 рублей. Довольный Бутаков 17 марта 1873 г. издал приказ: «На судах броненосной эскадры в 1870 г. было 3 пластыря лейтенанта Макарова, а с 1871 г. все суда снабжаются ими… Польза всегда готового способа закрыть внезапную пробоину на всяком судне очевидна, и доселе нет для этого лучшего средства, как упомянутый пластырь лейтенанта Макарова». В октябре 1873 г. С. О. Макаров посетил всемирную выставку в Вене, на которой в качестве экспоната был представлен разработанный им пластырь.
Шли годы; «Русалка» дважды перенесла капитальный ремонт (1878 и 1891 гг.) и с возрастом была переведена в учебно-артиллерийский отряд. В 1893 г. врач броненосца В. Т. Сверчков писал, что «Русалка» «течет сверху и снизу», а команда страдает от постоянной сырости, «помещение команды невозможно мало и отличается спертым душным воздухом». Свет проникал внутрь корпуса только через световые люки в палубе, закрывавшиеся даже при самом слабом волнении. Единственным источником воздуха и таким же путем эвакуации оставалась шахта метрового диаметра, выходившая на командирский мостик. Вообще, жаловались все, каждый по своей специальности. Командир В. Иениш – что в его каюте сырость, а на верхней палубе – вода; лейтенант И. Псиол – что при выстрелах в свежую погоду вода попадает в амбразуры орудий и зазоры меж башнями и палубой; лейтенант В. Стравинский отзывался, что «наша посудина такая дырявая»; мичман Х. Майдель – что вода застаивается под каютами офицеров; вода, проникая в машинное отделение через зазоры меж дымовой трубой и броневым корпусом, падая на раскаленные детали, давала такой пар, что «управление машиной могло совершаться только ощупью»; мичман А. Врангель подтвердил: «Я знаю, что вода была под каютами командира, старшего офицера и лейтенанта Стравинского. Оттуда выносили воду очень зловонную ведрами. Насколько я помню, выносили из каюты старшего офицера по 2 раза в неделю ведер по 10–12». Флотские «специалисты», впрочем, утверждали, что это – вполне естественное явление для кораблей, прослуживших определенный срок, и даже вычислили формулу, что при уровне накапливавшейся в трюме «Русалки» воды в 10,2 см имеемых водоотливных средств вполне достаточно для ее периодического удаления. На суде бесстрастно заявили, что «корпус погибшего броненосца, служивший 26 лет… находился в той степени исправности, какая представлялась достаточной для судна, несшего службу в артиллерийском отряде исключительно на Ревельском рейде, и имевшего возможность совершить свой переход к мест у назначения и обратно при самых лучших условиях погоды».
Таким образом, удивляться скорее следует не тому, что «Русалка» утонула, а тому, что она вообще еще столь долго плавала (хотя обследование 1891 г. без тени сомнения определило, что броненосец пригоден для плавания еще на протяжении… ближайших 18 лет!). Причем в совершенно адских для команды условиях. Контр-адмирал П. С. Бурачек показывал на суде: «Уже одно закуп