Следующий опытный образец, немецкий «Аскольд» концерна Круппа «Германия», был неплохим ходоком, хотя мореходность его была посредственная и он сильно зарывался носом; кроме того, поскольку его корпус представлял собой просто длинную переоблегченную балку, увенчанную пятью тонкими трубами (за что на флоте его немедленно прозвали «коробка папирос»), его немилосердно трясло на больших скоростях, отчего даже отлетали детали набора, и здесь он проигрывал даже более ладно спроектированному по корпусу «Варягу». Вооружение «Аскольда» (двенадцать 6-дюймовок) было хорошо прикрыто броневыми щитами, но расположение было менее удачным, чем на «Варяге». Машины вот надежнее, но и этот крейсер «в тираж» в России не пошел из-за алчности Круппа: он был готов дать согласие и предоставить документацию только при условии заказа ему второго такого же крейсера. Перспектива выглядела сомнительной.
Таким образом, лишь третий образец, немецкий трехтрубный «Богатырь» фирмы «Вулкан», более-менее удовлетворил флот. Он не хватал звезд с неба касательно скорости, спокойно выдавая требуемые от него 23 узла, башенные орудия оконечностей проигрывали в скорости казематным, но главное – его артиллерия была весьма прилично защищена броней (четыре 6-дюймовки – в броневых башнях, четыре – в казематах, еще четыре – за броневыми щитами), и при надобности он вполне успешно мог действовать в одном строю с броненосцами, пусть и не на острие схватки. Официальный отчет по морскому ведомству за 1897–1901 гг. нахваливает его: «Прикрытый (броневой палубой. – Е.С.), частью бронированный крейсер «Богатырь», напоминая по виду высокобортный броненосец, и в действительности представляет собой линейный, легко бронированный корабль». Оттого именно он по договору с немцами был растиражирован на русских верфях: на Балтике это был «Олег» (строившийся до него первый отечественный «богатырь» «Витязь» погиб в пожаре вместе со стапелем, некоторая часть его материалов была использована для «Олега»), на Черном море – «Кагул» и знаменитый «Очаков» – полнейший идиотизм царя, любившего менять имена революционным кораблям, выразился в том, что он повелел переименовать расстрелянный «Очаков» в «Кагул», отчего прежний «Кагул» получил наименование «Память Меркурия»; можно представить, какую несусветную головную боль (не сказать проще – геморрой) получили флотские бюрократы (одних специальных бланков сколько пришлось уничтожить!); а кто осмелился бы сказать, что проще переименовать «Очаков» напрямую в «Память Меркурия»?.. Или бывший мятежник не был достоин носить имя в честь подвига легендарного брига?..
Вообще, со времен Петра I давать названия кораблям 1-го ранга являлось царской прерогативой. Чтоб «хозяин земли русской» не утруждал свои две державные параллельные извилины, ему подавали список на выбор. Так, к примеру, «Аврора» вполне могла стать: «Наядой», «Гелионой», «Юноной», «Психеей», «Аскольдом», «Варягом», «Богатырем», «Боярином», «Полканом» или «Нептуном». Но вернемся к «нашему» «Богатырю».
Накануне Русско-японской войны он был определен во Владивостокский отряд крейсеров, дополняя три почти однотипных броненосных гиганта, океанских рейдера – старый двухтрубный «Рюрик» и его развития – четырехтрубные «Россию» и Громобоя». «Богатырь» немного уступал двум последним по длине, превосходя «Рюрика» (134,19 метра против 147,8 метра у «России» и 130,1 метра у «Рюрика»), разница по ширине была невелика (16,6 метра против 20 с небольшим у «Рюриков», но по водоизмещению – проигрывал почти в два раза (6410 тонн против 10 933 тонны у «Рюрика» и 12 195 тонн у «России»).
Крейсер «Богатырь» на камнях мыса Брюса
Владивостокские крейсера действовали на японских коммуникациях, топя пароходы с контрабандой, и «Богатырь» принял полноценное участие в первых трех походах. А 2 мая командующий отряда контр-адмирал К. П. Иессен, человек горячий и излишне настырный, лишил свой и так немногочисленный отряд лучшего «ходока», посадив его на камни у мыса Брюса в Амурском заливе.
Мичман Георгий Колоколов с крейсера «Россия» следующим образом рассказал об аварии и спасении «Богатыря» в своем дневнике: «2 мая. Одно другого лучше! Новый сюрприз: «Богатырь» выскочил на камни в бухте Славянка, милях в 25 от Владивостока. Узнали об этом вечером, в море был густой туман. Утром адмирал поднял флаг на «Богатыре», пошел, кажется, в Посьет, но в тумане в Амурском заливе выскочил на берег. Завтра утром идем его выручать. Лишь бы японцы случайно не находились вблизи и не взорвали бы его за ночь.
3 мая. Утром приехал с «Богатыря» наш Р., которого адмирал взял с собой в поход. Он рассказал нам историю посадки крейсера на камни. Они вышли 2-го утром в густой туман и, не доходя минного заграждения, встали на якорь – командир отказался категорически проводить свое судно через заграждение в такой туман. Видя, что уговоры не действуют, адмирал принял на себя ответственность и сам взялся провести корабль. Прошли заграждение – туман еще гуще. Опять отдали якорь.
В конце концов, после долгих пререканий командир, снявший с себя ответственность за то, что может произойти, пошел дальше со скоростью 10 узлов. Курс был проложен на S-ю оконечность о-ва Антипенко, а оттуда в открытое море. Около 1 часа дня штурман спросил у адмирала разрешение ворочать, считая себя уже у Антипенко. Все сидели в это время в кают-компании за столом. Уменьшили ход до 8 узлов. Только штурман поднимался на мостик, чтобы приказать изменить курс раздался один сильный толчок, потом другой. Все быстро вскочили со своих мест и понеслись наверх. Первою мыслью было у них: японская мина. Видят – перед носом сквозь туман сереет отвесная скала. Когда вахтенный начальник увидел перед собою берег, он дал задний ход и положил руля на борт, что было уже поздно. При здешних туманах это и неудивительно. Курс был проложен правильно, но, говорят, девиация была не верна, вероятно.
С раннего утра мы разводили пары, чтобы идти на выручку «Богатыря». У пришедшего с мыса Брюс миноносца узнали, что «Богатырь» сидит на камнях у самой SW оконечности мыса пробоин в нем еще нет, лишь вдавлина во 2-м отсеке. Вода в первых двух, а в 3-м отсеке лишь в междудонном пространстве.
Около полудня лишь мы снялись, только «Россия», и пошли. К 3-м часам подошли к «Богатырю»; около него – пароход «Надежный», безуспешно стягивает его с камней. Было довольно тихо, командир отправился на крейсер; там решили его раньше разгрузить, снять с передней части все, что только возможно: башню, орудия, мачту и т. п., и тогда только стаскивать. В противном случае дно может продавиться, и крейсер затонет. Посмотрим, что выйдет.
Часов около 5 дня стал разыгрываться шторм, пришлось прекратить всякое сообщение с «Богатырем» и поднять шлюпки. Хотели на ночь послать сторожевые катера, но погода не позволила.
3 мая. Стоял на вахте ночь на 3-е с 12 до 4 утра. Шторм здоровый. Невдалеке чернеет качающийся силуэт «Богатыря» и луч его прожектора, направленный на берег, упирается то в небо, то в море. На берегу горит костер, около копошатся люди. Что это такое? Неужели свозят команду? Положим – шторм, и волна может разбить крейсер о камни.
Около 1 час. 30 мин. ночи с «Богатыря» вдруг пускают на берег спасательную ракету – дело, очевидно, плохо, надо спасать команду. В то же время получаем с «Богатыря» телеграмму: «Прислать все шлюпки к «Богатырю».
У меня мороз продрал по коже; думаю, крейсер погибает. Командир и старший офицер были уже наверху, разбудили команду и офицеров. Волна громадная. Как шлюпки выгребут, не зальет ли их? С четверть часа, пока разносили тали, мы сигналили миноносцам, стоявшим в глубине залива, не будучи в состоянии держаться в море, но не получили ответа: спят видно, пользуясь штормом, отдыхают, тем временем спустили шлюпки, команда в спасательных поясах пошла к «Богатырю», наваливаясь изо всех сил и на буксире парового катера. Их темнеющие в море контуры то скрывались совершенно в волнах, то выскакивали вверх.
Всю ночь пришлось свозить команду с «Богатыря» на берег. Особенно трудно было держаться у крейсера, где волна била в него со всех сторон: и с моря, и с берега, и от камней.
Днем, благо стихло, привезли команду к нам, оставив на берегу для охраны крейсера 150 человек, командира и почти всех офицеров: последние не хотели уходить от своего корабля. Накормили мы бедных «богатырцев», много пришлось пережить им за эти сутки. Неловко было даже и расспрашивать их о происшедшем, и без того тяжело им. Офицеры поели и отправились на берег к крейсеру, а мы с частью команды с «Богатыря» снялись и пошли во Владивосток.
Оказывается, благодаря шторму камни, на которых сидел «Богатырь», пробили двойное дно и водой залило первые четыре отсека. Старший техник, видя это, доложил адмиралу, что если переборка не выдержит, зальется и пятый отсек, крейсер пойдет кормой ко дну или же сломается пополам. Тогда-то и начали свозить команду на берег. К счастью, переборка выдержала.
«Богатырь» сидит на камнях, таким образом, основательно: несколько из них вошли внутрь корпуса.
С 13 по 18 мая почти все время ежедневно ходим в Славянку, выходя около 4,5 часа утра и возвращаясь на ночь, около 9, во Владивосток, или всем отрядом, или только «Россия». Лишь два раза нам дали отдыхать…
Работы по съемке «Богатыря» подвигаются медленно; пробовали его два раза тащить, да ничего не вышло. Теперь «Богатырь» разоружается, под боковые пробоины подвели пластыри; сняли носовую башню, всю артиллерию, переднюю мачту, трубы. Одним словом, работы было вдоволь, а тут, как нарочно, почти каждый день сторожевые миноносцы производят ложные тревоги: камни в тумане принимают за миноносцы, корейские шаланды – за неприятельские корабли, звезды или зарницу – за прожекторы. Нередко мы бросали все работы, баркасы с водолазами, шлюпки с людьми и выходили в открытое море для прикрытия «Богатыря» и, проходивши взад-вперед часа четыре, получали известие, что тревога ложная. Итак, с «Богатырем» пока неважно, хотя всякий желающий и применяет свой способ для снятия крейсера. Один инженер, например, предложил взорвать вошедшие вовнутрь камни; водолазы сверлили их дней десять и, когда уже было все готово (и) хотели подрывать камни, вдруг вспомнили, что в соседнем помещении находится залитый машинный погреб – работа насмарку…