«…Засвидетельствована храбрость и неустрашимость бригадира Краснощёкова».
В плен к казакам едва не попал сам Фридрих II, на какое-то время оставшийся почти один. Он уже слышал крики «Ура!» скакавших прямо на него русских всадников. Однако поручику Притвицу удалось собрать человек сорок гусар, которые в сабельном бою прикрыли бегство своего монарха.
Затем последовала «диверсия» русских войск на Берлин, в результате которого столица Прусского королевства была взята, пусть и не на столь продолжительное время. Атаман Фёдор Краснощёков отличился и здесь. При наступлении на Берлин он «во весь дух» преследовал пруссаков до самого Потсдама, пригорода королевской столицы. Подойдя к ней, донцы заняли позицию на лесистом и болотистом правом берегу реки Шпрее.
Берлин капитулировал, не ожидая штурма русских и союзным им австрийских войск. Однако королевский гарнизон смог беспрепятственно покинуть город. По приказу генерал-поручика графа Захара Григорьевича Чернышёва (будущего генерал-фельдмаршала) казаки бригадира Краснощёкова вместе с молдавскими гусарами поскакали по дороге на Шпандау и смогли настичь неприятельский арьергард и обоз.
Пруссаков оказалось немало: десять кирасирских эскадронов, один пехотный полк, батальон волонтёров и несколько егерских рот — всего три тысячи человек. Преследователи отважно бросились на королевских кирасир и опрокинули их с дороги. Однако вражеская пехота, засевшая в придорожном дефиле, сдержала натиск конников. Однако когда к Краснощёкову подоспела помощь, арьергард берлинского гарнизона сложил своё оружие. Эта немалая победа была достигнута самыми минимальными потерями в людях: убито было 32 молдавских гусара и 15 казаков. Раненых донцов набралось 21 человек, в том числе четыре офицера.
В рапорте генерал-поручика З. Г. Чернышёва о взятии Берлина и разгроме русской лёгкой конницей прусского арьергарда донской походный атаман отмечается особо в отличие от других военачальников:
«…Сие столь удачное дело предписать можно особливо храбрости нашего лёгкого войска, которое пехоту и кавалерию весьма мужественно атаковали.
Я примаю смелость вашему сиятельству оное рекомендовать, а особливо по всем известиям, которые я получил, весьма отлично в храбрости себя оказали: бригадир Краснощёков…»
…Генерал-фельдмаршал Салтыков, понимая всю значимость лёгкой конницы в войне на территории неприятеля, «пожелал довести число донцов до шести тысяч». На Дону был объявлен новый набор, но в действующую армию до выхода России из Семилетней войны успело прибыть только пять тысяч всадников. Большая часть их поступила под команду войскового походного атамана.
К тому времени его атаманский «мундир» украшала знатная награда. Это была большая золотая медаль с драгоценным портретом императрицы Елизаветы Петровны.
…В 1761 году походный атаман со своими донцами оказался в Померании. Два казачьих полка с Грузинским гусарским полком были оставлены там для «охранения заведённых немалых в Померании магазинов» в «пристойных местах». То есть речь шла о защите на севере современной Польши армейских тылов от набегов неприятельской кавалерии.
В сентябре того года бригадир Фёдор Краснощёков получает полную свободу действий. Ему было «подтверждено от неприятеля не отступать и всегда его обеспокаивать».
Екатерина II, вступившая на престол в ходе дворцового переворота, участие Российской империи в большой и продолжительной континентальной войне не продолжила. Она приказала действующей русской армии незамедлительно вернуться домой.
На Дон возвращались и поредевшие казачьи полки. Их походному атаману пришлось «завернуть» в Санкт-Петербург за наградами от новой матушки-государыни. Ему была пожалована при особой Высочайшей грамоте драгоценная (золотая) сабля, которая стала семейной реликвией казачьего рода Краснощёковых.
…В 1763 году, за год до своей смерти, Фёдор Иванович Краснощёков первым из донских казаков удостоился чина генерал-майора. В казачьих войсках вводились армейские генеральские звания. Он как бы повторил высочайшую честь, оказанную его прославленному отцу, ставшего первым на Дону бригадиром.
В следующем, 1764 году, Краснощёков-младший ушёл из жизни. История сохранила для потомков песенный портрет героя Семилетней войны, да и не только её:
«Он лицом-то смугловат, волосами кудреват, глаза точно сокола, как вот этого орла…»
…Немалые заслуги героя Дона перед российским Отечеством послужили основанием для присвоения 26 августа 1904 года первоочередному 6-му Донскому казачьему полку имени вечного полкового шефа генерала Краснощёкова. Полку, который был обладателем почётного Георгиевского знамени за Отечественную войну 1812 года.
Василий Иванович Могутов(1719–1778)
Свою царскую службу Василий Могутов начинал на берегах Волги, в Самарской дворянской роте. Тогда Среднее Поволжье не только считалось, но в действительности и было никем не разграниченной степной границей Российской империи.
Родился он в городе Самаре, где его отец был сотником самарских городовых дворян. Образование получил домашнее. С детских лет воспитывался как будущий служилый человек.
Могутов-младший прошёл своё воинское становление на Уйской пограничной укреплённой линии. Она была создана в 1739–1743 годах вдоль берегов реки Уй протяжённостью в 430 километров. Линия состояла из девяти небольших крепостей и девяти земляных редутов, наблюдение за границей между ними вели конные разъезды. Для защиты линии привлекались регулярные и гарнизонные войска, в том числе и гарнизон города Самара.
Но в скором времени граница передвинулась от города Самары дальше на юг, на Южный Урал. Было принято решение о создании нового порубежного казачьего войска, которое держало бы Оренбургскую укреплённую пограничную линию огромной протяжённости.
Помимо местных городовых казаков в создаваемое казачье войско записали отставных солдат и городовых казаков (две сотни) из Уфы, уральских крещёных мещеряков, бежавших на реку Ор яицких и сибирских казаков, казаков Исетского войска, дворянских детей из сибирских городов…
И, разумеется, войско пополнили добровольцы из других казачьих войск России, прежде всего из соседних — Яицкого и Сибирского, а также Донского, которое во все времена являлось как бы «донором» для своих более молодых собратьев — других казачьих войск.
…Самарская конная дворянская рота с начала своего формирования высочайшим указом была введена в состав новоиспечённого Оренбургского казачьего войска. Случилось это в апреле 1743 года. А самарский гарнизон, ставший в силу сложившихся обстоятельств внутренним, был ликвидирован как таковой за ненадобностью.
До этого он состоял из городовых казаков, дворян-иноземцев и смоленских шляхтичей, переведённых в самарские казаки. Или, иначе говоря, к 1743 году был почти полностью казачьим. То есть Василий Могутов был записан в казачье сословие ещё до того, как прибыл на новое место службы в степной Оренбургский край. Он и здесь стал исполнять обязанности пограничной стражи.
Казачьим офицером Могутов стал ещё до прибытия на постоянное место прописки в город Оренбург. Сотником он значился в списках Самарской дворянской сотни. В этом же чине оказался и в рядах Оренбургского казачьего войска.
Прибыл же Василий Могутов на новое место службы раньше других ратных людей волжского города Самары, в 1743 году. Вероятно, что это были первые самарцы, посланные на берега реки Ор. Основанием стал приказ начальника Оренбургской экспедиции И. К. Кириллова, которому был подчинён и Самарский гарнизон.
Служба оренбургского казачества первые десятилетия мало чем отличалась от службы степной порубежной стражи. Казаки несли конную дозорную службу, участвовали в схватках с большими и малыми отрядами степных разбойников, приходивших к российским рубежам из Киргизской (Казахской) степи, держали карантины на степных путях-дорогах во время эпидемий, боролись с контрабандой, сопровождали купеческие караваны и почтовых курьеров. Ко всему прочему добавлялось исполнение гарнизонной и внутренней службы, выполнение войсковых хозяйственных работ.
…27 мая 1748 года высочайшим повелением все отдельные казачьи части обширной Оренбургской губернии были сведены в Оренбургское нерегулярное войско (корпус) под командованием одного атамана. Им был назначен Василий Иванович Могутов, который оставался на этом посту долгих 30 лет, будучи сменён уже при императрице Екатерине II полковником С. Ф. Кирсановым.
С 1753 года права войскового атамана на Южном Урале были заметно расширены. Теперь ему подчинялись все нерегулярные (иррегулярные) войска в Оренбургской губернии, за исключением Яицкого казачьего войска, сохранившего самостоятельность.
В 1758 году атаман В. И. Могутов получает первый армейский чин и становится подполковником. Это была награда за ревностное и добросовестное исполнение возложенных на него обязанностей. Через шесть лет он производится в армейские полковники.
…Серьёзным испытанием на прочность Оренбургского казачьего войска стал не приход из Киргизской степи большого разбойничьего отряда, а Крестьянская война под предводительством донского казака Емельяна Пугачёва. Или, как тогда писалось, — «пугачёвский бунт вора Емельки».
Оренбургское казачество, в отличие от гораздо более вольного соседнего Яицкого казачества, в своём большинстве не встало на сторону самозванного «императора Петра III». Могутов и его казаки остались верны своему долгу и данной присяге. Они не прельстились на пугачёвские «прелестные» письма, далеко расходившиеся из Бердской слободы, которая стала ставкой предводителя народного «возмущения».
Атаман Василий Могутов оказался в силу своей должности одним из руководителей обороны губернского города Оренбурга от армии Емельяна Пугачёва. Во время полугодовой зимней осады Оренбурга в октябре 1773 года — марте 1774 года он командовал обороной одного из участков крепостной ограды, где находились его казаки.