«В 20‐х числах января я проснулся в одно морозное утро от холода: отопление не действовало. Вскочив и обойдя корабль, я выяснил, что кроме меня на «Китобое» никого нет, но котел еще теплый. В командном кубрике я нашел записку, приколотую кнопкой к линолеуму подвесного стола, на которой был перечислен полный инвентарь имущества, находившегося в ведении боцмана, с припиской приблизительно следующего содержания: «Ваше Благородие, Вы, офицеры, сможете устроиться и прожить за границей, а мы, матросы, там пропадем, а поэтому решили скопом возвращаться на родину. Будет и что будет… не поминайте лихом. Прилагаю инвентарь вверенного мне имущества».
Выйдя на пристань, я первым делом завербовал двух кочегаров-эстонцев, искавших работу, чтобы развести пары и предотвратить повреждения от мороза трубок котла и парового отопления. Как только пары были подняты, я отправился в город и доложил о случившемся адмиралу Пилкину».
Чтобы спасти бесхозный корабль, контр-адмирал К.В. Пилкин приказал спешно сформировать новую команду, куда вошли 26 молодых офицеров, 1 кадет и 11 матросов под командованием лейтенанта Оскара Оскаровича Ферсмана (1891–1948). Его флотская карьера была неразрывно связана с Черноморским флотом: вахтенный офицер крейсера «Память Меркурия», минный офицер миноносца «Строгий», вахтенный начальник минного заградителя «Прут», 2‐й штурманский офицер линкора «Три святителя»; всю Первую мировую прошел штурманским офицером и старшим офицером эсминца «Беспокойный». 25 января 1920 г. Ферсман стал командиром «Китобоя»…
Дальнейшей целью для «китобоев» стал переход в Мурманск, в распоряжение генерала Е.К. Миллера. У эстонцев, впрочем, были свои виды на «Китобой» – они явно собирались силой удержать его в Ревеле и напрочь отказались продавать экипажу уголь. В итоге командир принял решение купить на рынке… сырые дрова. «Эти дрова, купленные на частном рынке на средства, отпущенные адмиралом Пилкиным, мокрые и неровного размера, были подвезены на грузовиках в ночь на 12 февраля и к утру все свободные места, как на верхней палубе, так и в кубриках, были загружены до отказа. С 30 оставшимися снарядами и скудным запасом воды и провианта, состоявшего главным образом из «корн-бифа», сала и мерзлого картофеля, «Китобой» был готов к выходу в море», – вспоминал мичман Н.А. Боголюбов. А уход «Китобоя» из Ревеля обставили как в авантюрных романах. Дождались воскресенья, когда эстонские матросы увольнялись на берег. А 15 февраля 1920 г. лейтенант Ферсман получил приказ контр-адмирала Пилкина:
«С получением сего вам надлежит идти в Северную Россию, в Мурманск, в распоряжение старшего морского начальника. Маршрут вам назначается следующий: Либава (погрузка угля от французского морского командования) и Копенгаген. В этом порту вы, снесясь с нашим морским агентом в Норвегии, выясните те норвежские порты, в которых вам можно будет принять уголь.
В зависимости от обстановки вам предоставляется менять по вашему усмотрению как маршрут, так и порт назначения, а в случае выяснения невозможности похода, вам разрешается передать корабль, условно или совсем, предпочтительно французскому морскому командованию или продать его.
Вам предоставляется право, если вы сочтете необходимым для сохранения чести Андреевского флага, уничтожить вверенный вам корабль.
В случае продажи корабля полученная сумма, за исключением расходов на отправку личного состава, если это окажется возможным, на один из фронтов или расчета с ними по нормам Северо-Западной армии, должна быть передана в депозит Северо-Западной армии….
Вам надлежит следить, чтобы между всеми чинами корабля были установлены дружеские отношения. В иностранных портах вам придется быть особенно осторожным, так как вы не имеете достаточно сил и средств, чтобы защитить флаг и русское имя от оскорблений. Поэтому скромное поведение на берегу чинов корабля особенно необходимо.
Я твёрдо уверен, что поход корабля под вашей командой, при условиях исключительной трудности, будет впоследствии занесен в летопись замечательных событий русского флота».
В 10.00 15 февраля Пилкин произнес на борту корабля прощальное слово. По воспоминаниям очевидцев, адмирал сказал:
– Поход трудный… Из-за отсутствия былой могучей России, много незаслуженной обиды придется наглотаться… Сил и средств к защитите чести Андреевского флага почти нет… Только неукоснительное исполнение долга, вера в правоту нашего дела и чувство собственного достоинства смогут сохранить наше лицо… Надо вести себя особенно осторожно и скромно в иностранных портах, дабы поддержать честь русского имени и вверенного вам флага, а также и свою собственную… На корабле живите дружно, без личных ссор и дрязг, только тогда поход может быть успешен… Помогайте командиру, не отвлекайте его пустяками от большого дела, которое ему поручено… Мы с завистью смотрим на вас. Вы вылетаете из клетки на свободу. Мы будем следить за вами и молиться за вас Богу.
После этого адмирал сошел на берег. Начальник погранстражи порта приказал часовым не допустить ухода «Китобоя», но Пилкин сумел затянуть время, попросив часовых вызвать начальника караула, а сам отдал приказ немедленно отдавать швартовы. С борта уходящего «Китобоя» можно было наблюдать, как беспомощно мечутся на пирсе эстонские солдаты… Опасались погони, но, к счастью, машины эстонских эсминцев «Вамбола» (бывший русский «Капитан 1‐го ранга Миклухо-Маклай») и «Леннук» (бывший русский «Автроил») были неисправны. Благополучно миновали минные заграждения на подходе к Ревелю. Сырые дрова не позволяли дать больше четырех узлов, но тем не менее «Китобой» 17 февраля достиг латвийской Либавы и бросил там якорь.
Неделя в Либаве (17–24 февраля 1920 г.) также была полна приключений. Латыши сначала выставили у сходен своих часовых, потом предложили лейтенанту Ферсману… продать корабль за любые деньги, а получив отказ, опять приставили к сходням солдат с инструкцией открывать огонь по «Китобою», если он вздумает уходить. Но и из латвийской ловушки удалось вырваться. С помощью английских и французских моряков команде удалось купить 40 тонн угля, и в 11.00 24 февраля корабль под Андреевским флагом покинул Латвию. К вечеру 27 февраля достигли берегов Дании, причем в порт Копенгагена лейтенант Ферсман ввел корабль без помощи лоцмана.
В Дании, где кораблей под Андреевским флагом не видели шесть лет, «Китобой» приняли тепло. Через несколько дней команда удостоилась аудиенции у вдовы Александра III, императрицы Марии Федоровны, проживавшей в Копенгагене с лета 1919‐го. Однако вскоре стало известно, что Северный фронт генерала Миллера пал и, таким образом, от плана перехода в Мурманск придется отказаться. Пока решили оставаться в Дании.
Тем временем к «Китобою» проявили интерес англичане. Еще 28 февраля к Ферсману явился флаг-офицер английского контр-адмирала Уолтера Коуэна, чья 2‐я бригада крейсеров стояла в столице Дании. Он предъявил Ферсману письменное требование немедленно спустить Андреевский флаг, так как этот флаг больше не признается английским правительством. Лейтенант О.О. Ферсман ответил, что Андреевский флаг спущен не будет, а в случае каких-либо насильственных действий со стороны англичан он будет защищать честь флага до последней капли крови, возлагая всю ответственность за бой в нейтральном порту на английского адмирала.
Согласно одной версии, никаких насильственных действий со стороны англичан за этим не последовало, а на следующее утро контр-адмирал У. Коуэн прибыл на «Китобой», совершил осмотр корабля, а затем, спустившись в каюту Ферсмана, обнял и расцеловал его и сказал: «Я надеюсь, что каждый английский морской офицер в подобном положении поступил бы столь же доблестно, как это сделали вы». Эта версия была изложена в эстонской газете «Принаровский край» (статья «За честь Андреевского флага», 1930, № 9, 24 октября) и стала широко известной в эмиграции. Поэт Аркадий Несмелов в 1942 г. посвятил инциденту такие строки:
Это – не напыщенная ода,
Обойдемся без фанфар и флейт!
…Осень девятнадцатого года.
Копенгаген. Безмятежный рейд.
Грозная союзная эскадра,
Как вполне насытившийся зверь,
Отдыхает… Нос надменно задран
У любого мичмана теперь.
И, с волною невысокой споря,
С черной лентой дыма за трубой
Из-за мола каменного, с моря
Входит в гавань тральщик «Китобой».
Ты откуда вынырнул, бродяга?..
Зоркий Цейсс ответит на вопрос:
Синий крест Андреевского флага
Разглядел с дредноута матрос…
Полегла в развалинах Россия,
Нет над ней державного венца,
И с презреньем корабли большие
Смотрят на малютку-пришлеца.
Странный гость! Куда его дорога,
Можно ли на рейд его пустить?
И сигнал приказывает строго:
«Стать на якорь. Русский флаг спустить».
Якорь отдан. Но, простой и строгий,
Синий крест сияет с полотна;
Суматоха боевой тревоги
У орудий тральщика видна.
И уже над зыбью голубою
Мчит ответ на дерзость, на сигнал:
«Флаг не будет спущен. Точка. К бою
Приготовьтесь!» – Вздрогнул адмирал.
Он не мог не оценить отпора!
Потопить их в несколько минут
Или?.. Нет, к громадине линкора
Адмиральский катер подают!
Понеслись. И экипаж гиганта
Видел, как, взойдя на «Китобой»,
Заключил в объятья лейтенанта
Пристыженный адмирал седой.
Вот и всё. И пусть столетья лягут,