Войско двинулось вдоль Волхова к новгородской крепости Ладоге, чтобы взять с собой местное ополчение. К утру 15 июля, преодолев около 150 километров пути, оно подошло к Ижоре. Князь надеялся на то, что появление новгородцев будет внезапным. Только это поможет им справиться с многочисленным войском шведов.
В. П. Пашуто так описывал приход войска, которого никто не ждал в этой глуши: «Скрыто подойдя к Ижоре, русская конная дружина в тесно сомкнутом строю внезапно появилась из-за леса. Шведские воины, выскакивая из шатров, спешили: кто смелее – к коням, кто духом слабее – к судам».
Действия Александра Ярославича в начавшейся битве лишь усилили панику среди шведов. Он пробился к одному из их предводителей, зятю шведского короля Биргеру (позднее тот и сам будет править Швецией), и копьем ударил его в щеку, или, как пишет автор «Жития», «возложил печать на лицо острым своим копьем».
Под стать князю сражались и его дружинники. «Житие Александра Невского» сообщает о подвигах некоторых из них. Дружинник Гаврило Олексич въехал на коне по сходням прямо на шведский корабль, а свергнутый оттуда бился с самим воеводой посреди «полку их» и сразил его насмерть. Сбыслав Якунович сражался против мечей противника с одним топором в руках, «не имея страха в сердце своем». Княжеский ловчий Иаков, «напал на врагов с мечом и мужественно бился» так, что князь «похвалил его». Слуга князя Ратмир отчаянно сражался пешим против нескольких шведов и «от многих ран упал и скончался». Он был одним из немногих русских воинов, убитых в тот день.
Всего, согласно летописным источникам, в Невской битве пали несколько десятков русских воинов при численности войска в 1300–1400 человек. Потери шведов могли составлять от нескольких десятков до нескольких сотен человек.
Сражение продолжалось в тот долгий летний день до темноты; к ночи противники разошлись. Шведы потерпели поражение и к утру отступили на уцелевших кораблях. Так вторжение в Новгородскую землю было пресечено, прежде чем хоть один ее город пострадал.
За эту битву молодой князь Александр Ярославич, еще почти отрок летами, был прозван Невским. И правда в тот памятный день была на его стороне, и перед ней отступила чужая сила. Казалось бы, на фоне грандиозных исторических битв древности и Нового времени эта битва в лесной глуши выглядит мелкой пограничной стычкой, в которой обе стороны не понесли столь уж больших потерь, но она изменила ход истории. Новгородская земля еще на столетия сохранила свою свободу и навсегда уберегла свою веру. (Впрочем, пограничные стычки со шведами продолжались и впоследствии.)
Столь же незначительной – при переводе на язык цифр – может оказаться и другая победа, одержанная князем Александром Ярославичем два года спустя в битве на Чудском озере, более известной как Ледовое побоище, но и ее значение так же велико. Она закрепила границы Русской земли, остановив немецкое продвижение на восток.
Пятого апреля 1242 г. на льду Чудского озера, на границе между русскими и немецкими владениями, состоялось сражение. Новгородское войско насчитывало около 15 тысяч человек, а немецко-датское – около 10 тысяч.
«И была злая сеча, и раздавался такой треск от ломающихся копий и звон от мечей, будто замерзшее озеро двинулось, и не было видно льда, ибо покрылся он кровью», – сказано в «Житии Александра Невского». По оценке историков, в отряде крестоносцев погибли до 400 человек, но далеко не все они могли быть рыцарями. Историк Е. В. Анисимов в своей «Хронологии российской истории» (2013) сообщает, что рыцари, согласно немецкой хронике, потеряли 20 человек убитыми и 6 пленными. И пусть эти цифры, на первый взгляд, очень невелики, Тевтонский орден понес солидные потери, отмечает другой российский историк И. Н. Данилевский, поскольку его общая численность тогда едва ли превышала сотню рыцарей («“Цепь времен”: Проблемы исторического сознания», 2005). «И так победил их (рыцарей. – А. В.) помощью Божьей, и обратились враги в бегство. […] Здесь же прославил Бог Александра перед всеми полками, как Иисуса Наввина у Иерихона» («Житие…»).
После этой битвы прекратилось наступление западноевропейских рыцарей на Русь. В 1243 г. был заключен мир, по которому Тевтонский орден отказался от всех претензий на русские земли. Впоследствии Александр Невский отверг предложенные папой римским Иннокентием IV союзный договор и церковную унию – иначе православная церковь подчинилась бы Риму. Александр предпочел признать царем монгольского правителя. Теперь нападение на любое русское княжество было равносильно объявлению войны монголам. Призрак их непобедимого войска, словно великая стена, отгородил Русь от Европы, защитил ее границы. Иначе, писал историк Л. Н. Гумилев, Русь бы «ожидала судьба Византии, захваченной в 1204 году крестоносцами и разграбленной до нитки. Организованные рыцарские армии, с латной конницей и арбалетчиками, настолько превосходили раздробленные дружины русских князей, что выиграть можно было одну-другую битву, но не длительную войну. А такая война была неизбежна, потому что папа объявил Крестовый поход против православия» («Древняя Русь и Великая степь», 1989).
Впоследствии князь Александр был причислен к святым земли Русской. «Знаменитые подвиги за веру и землю на западе доставили Александру славную память на Руси, сделали его самым видным историческим лицом в нашей древней истории от Мономаха до Донского», – писал историк С. М. Соловьев. Он был «защитник и спаситель Руси», лаконично сказал академик Д. С. Лихачев. В 1724 г. по повелению императора Петра Великого мощи святого князя были торжественно перенесены в Санкт-Петербург, в Александро-Невский монастырь (ныне – лавра), основанный в 1710 г. в память о Невской битве.
О, злее зла честь татарская!
1245 г.
В дни сражений Александра Ярославича с небольшими отрядами шведов и тевтонских рыцарей Русь уже была разгромлена монгольской ордой. Злее зла было это бедствие.
Войска Батыя, внука Чингисхана, в конце 1237 г. вторглись в пределы Рязанского княжества. Разбив армию местного князя Юрия Игоревича, громадное монгольское войско (его численность составляла 150 тысяч человек) захватило Рязань. Началось поголовное истребление ее жителей. И мирные горожане, и воины, «все как равные пали, все одну чашу смертную испили», писал летописец.
7 февраля 1238 г. пал Владимир, столица другого княжества. Множество горожан, включая княжескую семью, были в тот день заживо сожжены в Успенском соборе. Пролетев по северо-восточным русским городам, словно тучи стрел, монголы все их превратили в руины: Ростов, Углич, Ярославль, Дмитров, Тверь. Всюду «текла кровь христианская как река сильная!». В марте была разгромлена и дружина великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича. Из отрубленной головы князя монголы сделали чашу для питья.
Князь Михаил Черниговский перед ставкой Батыя.
Художник В. С. Смирнов. 1883 г.
Тело Руси было исколото монгольскими стрелами. Последняя целила в сердце. Осенью 1240 г. враги подошли к стенам Киева. До тех пор еще ни один город не спасся, когда его атаковала монгольская рать. Погиб и стольный град Киев. Кульминацией штурма стало 6 декабря 1240 г., когда под ударами монгольских стенобитных орудий рухнула Десятинная церковь, где укрывались множество людей. Затем монголы, вестники смерти, направились на Юго-Западную Русь, в Волынскую и Галицкую землю. «И не было во Владимире (Волынском) никого, кто бы остался жив», – записал летописец.
Лишь отдельные области Руси были чудом спасены от нашествия. Например, в 1238 г., не дойдя всего ста верст до Новгорода, монголы вдруг повернули назад, не забрав у юного князя Александра Ярославича ни города, ни его жизни. Однако и эти области стали безропотно платить дань монголам. Мертвенное оцепенение охватило тогда разоренную Русь.
Чтобы на русских землях поддерживался какой-то порядок, монголы назначили им нового правителя – провозгласили великим князем Владимирским Ярослава Всеволодовича, брата убитого ими Юрия Всеволодовича. За этим назначением пожилому князю пришлось поехать в низовья Волги, в город Сарай-Бату. Ведь отныне русский великий князь становился «служилым человеком» – слугой монгольского государя, которому поручалось управлять вверенной ему территорией. Он должен был приехать к хану и получить у него ярлык на княжение.
Система управления, созданная монголами, писал российский историк М. Я. Геллер, «ничем не напоминала, например, турецкого ига на Балканах. Монголы нигде в завоеванных землях не оставляли гарнизонов – что было невозможно в связи с их малочисленностью. Они всюду сохраняли местную власть» («К началу. История Российской империи», 1996). Но эта власть теперь была такой же призрачной, как и благополучие героя греческого предания Дамокла. Злее зла была честь монгольская! Поездка в ханскую ставку, без чего власть было не получить, оказывалась так же опасна, как вылазка в логово лютого зверя. Много князей русских сложили голову свою на чужбине – в одной из монгольских столиц, где случайный проступок или чей-то коварный навет неизбежно навлекали смерть. И все-таки они ехали туда, порой жили годами, добиваясь ханской милости, интригуя, чтобы получить «земельку» себе – «отчину».
Столиц было две, ближняя и дальняя. Основанный в 130 километрах к северу от современной Астрахани Сарай-Бату, столица Золотой Орды, и Каракорум, столица всей Монгольской империи. От Владимира до Сарая было 1250 километров, а до Каракорума – 4500 километров.
В Сарае правил Батый; в Каракоруме было междуцарствие, монгольский трон занимала Туракина (Дорегене), вдова Угэдэя. Сын Всеволода Большое Гнездо, Ярослав, поехал в Сарай-Бату и был милостиво принят – объявлен великим князем всея Руси (руины Киева также были отданы ему). Вернувшись на Русь, он не стал восстанавливать Киев, а уехал к себе во Владимир, показывая, что этот город теперь – столица Руси.