споминал Берналь Диас, показало, что «Альварадо кругом виноват». В ответ в конце июня 1520 г. вспыхнуло восстание.
По просьбе Кортеса император Монтесума II пытался убедить ацтеков одуматься и покориться новым властям. Но все было напрасно. Боги жаждали только крови. Возмущение людей было так велико, что они побили священного императора камнями, и он умер. Так, по крайней мере, явствует из сообщений испанцев.
Вот как много лет спустя описывал трагический финал этой встречи «белых богов» с людьми Берналь Диас: «В Мотекусому (Монтесуму. – А. В.) попали три камня: один – в голову, другой – в руку, а третий – в ногу; и мы, положив его, просили лечиться и подкрепиться, говорили ему это доброжелательно, но он не хотел, а вскоре неожиданно пришли нам сказать, что он умер. Все мы: Кортес, капитаны, солдаты – оплакивали его искренно; многие печалились так, точно он был им родной отец; пусть никто не дивится нашему поведению. Мотекусома был великий и добрый человек!» Впрочем, сам Кортес в донесении королю Карлосу I описывал эту историю иначе: «…Обратившись к людям (ацтекам. – А. В.), которые там сражались, он получил от них удар камнем по голове такой сильный, что через три дня умер».
И все-таки ацтеки едва не одержали победу. В ночь на 1 июля 1520 г. испанцам пришлось бежать из столицы. Сотни людей, шедших за Кортесом, погибли тогда. «Noche Triste», «Ночь печали» – ночь позорного поражения – так назвали ту ночь испанцы. «За пять дней с нашего выхода из Мешико (Теночтитлана. – А. В.) […] у нас убили и принесли в жертву более 860 солдат (включая индейцев. – А. В.)», – писал Берналь Диас.
Кортес жаждал крови и мести. Дело всей его жизни было поставлено на карту. Он готовился к ответному удару. Он ожидал подкрепления с Кубы и помощи от верных ему тлашкальцев. Для того чтобы окружить столицу ацтеков, лежавшую посреди озера, и пресечь подвоз продуктов, было построено 13 кораблей. Их экипажи состояли из аркебузников и арбалетчиков.
В конце мая 1521 г. началась осада. Защитники города удерживали его почти три месяца. Ели ящериц, птиц, маисовую солому, траву. Однако все было напрасно. Гордый Теночтитлан пал, был сожжен и разграблен, подобно гордой столице ассирийцев Ниневии за 2100 лет до этого.
Убийственным оружием испанцев оказались не аркебузы, а вирусы. В Теночтитлан была занесена страшная вирусная инфекция – оспа. Ацтекские врачи не знали этой болезни и не умели ее лечить. Эпидемия выкосила многих людей в городе. Всего за три месяца осады погибли свыше 100 тысяч горожан. Среди испанцев число потерь едва ли превысило сотню человек.
Согласно свидетельству ряда мемуаристов, в том числе монаха Торибио де Бенавенте и Берналя Диаса, оспу в Мексику занесли испанцы. Диас писал: «Среди людей Нарваэса был негр [старик Берналь жил, когда политкорректностью и не пахло! – А. В.], болеющий оспой. От него страшная болезнь и пошла по всей Новой Испании, где никто раньше о ней не слыхал; опустошения были ужасающи, тем более что темная индейская масса не знала никаких способов лечения, кроме омовений, которыми они еще больше заражались. Так умерли великое множество несчастных, не испытав даже счастья быть сопричтенными к христианской вере».
13 августа 1521 г. испанцам удалось захватить в плен вождя ацтеков Куаутемока, пытавшегося бежать на лодке из города. Три с половиной года спустя он был повешен.
На развалинах Теночтитлана «божественный» Кортес велел соорудить новый город, столицу Новой Испании. На месте старых храмов ацтеков выросли католический собор, дворец правителя, ратуша. С 1535 г. город носит имя Сьюдад-де-Мехико, или, как нам привычно, Мехико. Уцелевшим ацтекам было позволено вернуться сюда, если они подчинятся новому порядку. Через три года после окончания жестоких боев здесь жили уже свыше 30 тысяч человек.
Постепенно Кортес подчинил своей власти все области страны ацтеков. Он намеревался создать новое королевство, тесно связанное с Испанией, и правителем его должен был стать он сам, Кортес I.
Король Испании Карлос I (он же – император Карл V) смотрел на вещи иначе. В октябре 1522 г. он назначил Кортеса губернатором Новой Испании, что, в общем, тоже было славно. Кортес стал фактически вторым лицом в государстве, первым после монарха. Отныне он тешил гордыню своего патрона льстивыми и в то же время очень хвастливыми донесениями.
Пребывая в своем далеке, недоступном настоящему монарху, Кортес в конце 1520-х гг. возвел для себя прямо-таки королевский дворец в Куэрнаваке, в 85 километрах от Мехико. Окружил себя многочисленной челядью и свитой.
Роскошь была, впрочем, показной. Даже во дворце Кортес жил все так же, по-солдатски, строго следил за дисциплиной, по ночам сам проверял часовых. Он неустанно заботился о расширении границ Новой Испании, организовал, например, экспедицию в Гондурас. Много занимался хозяйственной жизнью покоренной страны. Требовал от подданных, чтобы они высаживали плодовые деревья и разводили коров, свиней, коз, овец, кур.
Кортес был мечтатель и деятель одновременно. Его фантазии были тем и хороши, что всегда подкреплялись делом. Если он и был для ацтеков богом, то жаждал от них не столько крови, сколько богатств.
Но кровь продолжала течь рекой. Коренные жители Америки умирали от непосильной работы, от незнакомых болезней. По оценке историков, в 1519 г., в год прибытия испанцев в Мексику, там проживали от 20 до 25 миллионов человек. В 1547 г., в год смерти Кортеса, численность коренного населения составляла всего 6,3 миллиона человек. Большая часть индейцев вымерли от регулярно повторявшихся эпидемий оспы.
В 1966 г. немецкий поэт Ханс Магнус Энценсбергер в одном из эссе обвинил Кортеса в «геноциде» индейцев. Но истина, пожалуй, в том, что Кортес хотел лишь покорить ацтеков, а дальше… все случилось, как случилось.
Немецкий историк Клодина Хартау, автор биографической книги «Hernando Cortés» – «Эрнан Кортес» (1994), убеждена, что он намеревался «в идеале сделать индейцев испанскими подданными, пусть это и было неосуществимо». Да, испанцы отправились в Мексику, чтобы разбогатеть, но все-таки их поход был еще и Крестовым – они стремились крестить жителей покоренной ими страны. «Воспитанники монастырских школ, – пишет Хартау, – превращались в цивилизованных метисов и становились посредниками между двумя столь разными культурами».
Можно сказать, что с завоевателя Кортеса начинается неуклонное сближение захватчиков и побежденных, коренных жителей Америки и испанцев, это смешение рас, что и породило такой удивительный культурный и цивилизационный феномен, как современная Латинская Америка. «Метисизация» населения была неизбежной судьбой и Мексики, и всего этого региона.
К первому поколению метисов, родившихся здесь, принадлежал и Мартин, общий сын Малинче и Кортеса. Но папаша Кортес уже не застал этих просвещенных метисов. В 1541 г. он вернулся в Испанию, где завел обыкновение подолгу беседовать с людьми учеными – с теми, кто прославит его имя в веках. Там, на родине, он и умер в декабре 1547 г.
Между тем в 1574 г. в Мехико проживали уже 18 тысяч испанцев, множество слуг и рабов, в основном привезенных из Черной Африки. В отдельном квартале жили ацтеки. Они по-прежнему придерживались своих доколониальных порядков. Вскоре испанцы стали говорить, что их страна состоит из двух республик: испанцев и индейцев («república de los españoles» и «república de los indios»). Двойственно и отношение потомков к Кортесу.
В Испании, и верно, чтут его память, возводят в честь него памятники, например в родном Медельине. Иначе к нему относятся мексиканцы. Для них он – не творец прекрасного нового мира, а разрушитель их традиционной культуры.
На том стою и не могу иначе!
1521 г.
В начале XVI в. немецкий священник Мартин Лютер (1483–1546) дерзнул «исправить» христианство и реформировать церковь, избавив ее от «этих главарей разврата, этих кардиналов, пап и всей своры римского Содома». Ведь «спасение» даруется человеку от Бога, и на пути к нему не нужны никакие посредники, молящиеся за грешную душу, не нужны пышные храмы, что якобы возвещают величие Божие, не нужны индульгенции – эти «грошовые билеты в рай». Только вера спасает людей. И пошедшие за Лютером обрели ее, став той закваской, что породила новую – протестантскую (от латинского protestans – «публично доказывающий») – церковь, догматы которой утверждались и доказывались неистовыми проповедниками XVI в.
Долгое время Лютера считали мятежником, без раздумий порвавшим с Римом. Лишь шаг за шагом его биографы создали совсем другой портрет – портрет реформатора, сознающего ответственность за происходящее. Его твердость и уверенность в своей правоте увлекла многих немецких князей, мечтавших оградить свои владения от «сборщиков дани», рассылаемых Римом. Их поддержка спасла Лютера в самый трудный его час, когда в 1521 г. в немецком городе Вормсе ему предстояло держать ответ перед папскими посланниками и самим императором. В любую минуту его могли объявить вне закона…
Об отступлении не было и речи. На рейхстаге в Вормсе (поясним, что в то время рейхстаг являл собой «собрание, в котором участвовали все князья империи и представители городов, обсуждавшие дела общенационального масштаба» (И. Гобри. «Лютер», 2000) Лютер не колебался ни секунды. Впрочем, в тот день, 18 апреля 1521 г., никто из руководителей церкви и не ожидал ничего иного от взбунтовавшегося попа. Уж слишком смело он держался все последние годы, уж слишком много немецких князей поддерживали его. Он твердо стоял на своем и, пожалуй, не мог иначе.
Лютер в Вормсе. Гравюра XIX в.
Лютер был бледен, вспоминали очевидцы, но вел себя дерзко. Двухнедельная поездка на съезд немецких князей очень утомила его. Последние две ночи он почти не сомкнул глаз.
И вот он решительно прошел в зал. Взгляды собравшихся были прикованы к нему не только из чистого любопытства. Немало было и тех, кто рассчитывал, что, чем бы ни закончилось нынешнее заседание, прежнее могущество церкви в Священной Римской империи будет поколеблено.