zoon politikon, «общественным животным», утверждал, что единственным фундаментальным правом человека является самосохранение.
Однако особенно ярко – классически ярко – эта идея была выражена в «Левиафане» Гоббса. Он стал основоположником «философии государства», подробно описав, как среди непрестанного насилия, царящего в первозданном обществе, могло возникнуть государство со всеми своими институтами только потому, что людьми всегда владел инстинкт самосохранения. Недаром полное название этого сочинения Гоббса гласит: «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского».
Свое название – «Левиафан» – эта книга получила по имени морского чудовища, упомянутого в библейской Книге Иова (40: 20–41: 26): «Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его. […] Круг зубов его – ужас. […] Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас». Основную идею Гоббса, подсказанную уже этим названием, прекрасно иллюстрировал и переселившийся в Лондон чешский гравер Венцель Холлар, выполнивший обложку для первого издания книги. На читателя смотрела фигура великана; вся она состояла из множества крохотных человеческих фигурок. Словно смертный бог, этот исполин возносился над миром, держа в одной руке меч, в другой – скипетр. Это божество, сотворенное людьми, символизировало власть созданного ими государства, власть церковную и гражданскую. Что же вынудило людей однажды подчиниться этому «искусственному» монстру, и так ли чудовищен он был?
Книга состояла из четырех частей. В первой излагалось учение о человеке, а во второй – о происхождении и сущности государства. Третья и четвертая части были посвящены церковным вопросам. По большому счету, Гоббс взялся за написание книги именно ради этих разделов – он попытался с рациональной точки зрения истолковать Священное Писание, нападая при всяком удобном случае на так не любимую им католическую церковь. Например, «все происходившие в мире перемены в религии» он приписывал одной причине – «распущенности духовенства», прежде всего католического («Левиафан», I, гл. 12). По иронии судьбы, сегодня эти разделы, создавшие Томасу Гоббсу репутацию «еретика и атеиста», почти никто не читает, в то время как теория становления государства и особенно описание «кризиса власти», этой «войны всех против всех», актуальны поныне.
По мнению Гоббса, изначально люди были асоциальными, эгоистичными существами; они враждовали друг с другом, поскольку другие люди вызывали у каждого зависть и ненависть. Вся их жизнь протекала во взаимном соперничестве, в постоянных распрях. Ведь «пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, и именно в состояниивойны всех против всех (bellum omnium contra omnes – так эта фраза прозвучала в латинском переводе «Левиафана», изданном в 1668 г. в Амстердаме. – А. В.)» (I, 13).
(Кстати, впервые эта крылатая фраза появилась еще в трактате Гоббса «О гражданине», написанном на латинском языке, – он был издан небольшим тиражом в Париже в 1642 г. без указания авторства. В самом начале его (гл. 1) Гоббс высказал свою заветную мысль, развитую позднее в «Левиафане», о том, что «естественным состоянием людей до объединения в общество была война, и не просто война, авойна всех со всеми(bellum omnium in omnes)».)
«Люди от природы склонны придавать самим себе» высокую цену, продолжал Гоббс в «Левиафане», а всех остальных они мало ценят. «Из всего этого непрерывно проистекают среди них соперничество, раздоры, заговоры и, наконец, война, ведущая к их взаимному истреблению» (II, 18). Таково естественное состояние человека. Он всегда стремится возвыситься над другими – в этом его «самоуслаждение» (II, 17).
Лишь страх перед другими людьми, перед тем, что они возьмут верх и лишат тебя жизни, заставил некоторых действовать сообща, а для этого избрать себе суверена, государя, и согласиться, чтобы он верховодил ими и не давал беспричинно истреблять друг друга. Гоббс подчеркивал, что ради водворения мира люди выбирают себе суверена, «делая это из боязни друг друга, а не из страха перед тем, кого они облекают верховной властью» (II, 20). Ведь человек человеку волк, а потому люди ради «самосохранения создали искусственного человека, называемого нами государством, точно так же они сделали искусственные цепи, называемые гражданскими законами» (II, 20), чтобы сдерживать ими в первую очередь себя, свою волю.
Когда же люди увидели, как полезен для всех такой воображаемый конструкт, как государство, и как он уберегает их от взаимного истребления, как воспитывает их, они договорились, что навсегда отрекутся от части своих свобод, лишь бы война всех против всех никогда не возобновлялась. Гоббс писал, что «каждый подданный государства обязался договором повиноваться гражданскому закону» – например, «договором граждан между собой, когда они собрались, чтобы выбрать общего представителя» (II, 26). И, подобно тому как свод здания защищает людей от грозы, так и свод законов, увенчанный фигурой их «общего представителя» — верховного вождя (монарха), – отныне защищал подданных государства от «грозы гражданской войны». По Гоббсу, в основании любой государственной власти лежит фундаментальная система общественных договоров. При этом сам государь подчинен закону «так же, как последний из его подданных» (II, 30). Только эти цепи закона, сковавшие весь род людской, от монарха до последнего раба, отгоняют от нас навязчивый призрак войны, в ожидании которого Гоббс и появился на свет.
Государство – это я
1655 г.
Он на века прославился фразой, которую, пожалуй, и не произносил никогда: «L’État, c’est moi». Передают, что она была сказана им 13 апреля 1655 г. в стенах парижского парламента (так именовалась высшая судебная палата. – А. В.). К тому времени Франция уже два десятилетия воевала с Испанией. Война поглощала немало денег из казны, и, когда некоторые депутаты усомнились в разумности трат и не захотели считаться с новыми налогами, введенными от имени короля, тот ответил им самолично.
Уже его появление в парламенте было намеренной провокацией шестнадцатилетнего юнца, эдакого мажора, которому выпала удача править огромной страной. Для встречи с подданными, вздумавшими поспорить с ним, он, по рассказу, выбрал такой костюм, чтобы те оскорбились. В зал, где решались государственные дела, пришел не в парадном платье, а в затрапезной охотничьей одежде, будто ему было все равно, что носиться по полю со слугами и собаками, что выслушивать выступления ораторов. Когда же председатель собрания стал говорить о «высших интересах государства» в связи с продолжающейся войной, король прервал его, бросив фразу, как выстрелив: «Государство – это я!» Разные версии этого эпизода приведены в посмертно опубликованных «Секретных мемуарах» (1791) историка Шарля Дюкло и в книге Вольтера «Век Людовика XIV» (1751).
Но если даже эта фраза не была тогда произнесена королем, его дальнейшие дела показали, что она отвечала ходу его мыслей.
Возведенный на трон в четыре года, Людовик XIV (1638–1715), сын Людовика XIII и Анны Австрийской, правил Францией 72 (!) года, пусть первые два десятилетия и делал это чужими руками. Его юность пришлась на годы Фронды (восстания дворян, вдохновленных Английской революцией, что началась в 1640 г.), и эту страшную смуту он помнил всегда.
Людовик XIV в образе Юпитера.
Художник Ш. Пёрсон. 1648–1667 гг.
Позднее, за годы власти, Людовик XIV успел и привести в порядок свои владения, и, по мере того как старел и терял прежних сподвижников, полностью расстроить хозяйство Франции, направить страну к банкротству.
Лейтмотив юных лет короля Людовика – дисциплина. Он приучился строго спрашивать с себя и, когда в 1661 г. умер его воспитатель и регент, первый министр Французского королевства, кардинал Мазарини, объявил изумленным министрам, что отныне станет править страной сам. Он действительно взялся управлять государством, вникая во все хозяйственные дела до мелочей.
Разумеется, он отчасти лукавил. Он сразу окружил себя талантливыми людьми, так что в те времена даже бытовала шутка: «Король на войне – это принц Конде, в финансовых делах – Кольбер, в дипломатии – де Лионн». Гюг де Лионн руководил всей внешней политикой Франции, министр финансов Жан-Батист Кольбер изворотливо находил все новые источники доходов для короля и с 1665 г. фактически возглавлял кабинет министров, а генералиссимус Конде, Великий Конде, одерживал победы. Ведь Франция в годы правления Людовика XIV почти непрерывно вела войны. Король стремился расширить пределы страны и буквально ломился к соседям, чтоб прихватить землицы.
В 1667 г. Франция ввязалась в так называемую Деволюционную войну с Испанией за Испанские Нидерланды (ныне – Бельгия), поскольку король считал, что его жена имеет наследственные права на эту страну. Однако по итогам войны, завершившейся на следующий год, к Франции перешли лишь 11 городов, в том числе Лилль.
В 1672 г. Людовик попытался подчинить Нидерланды. Однако их жители быстро остудили пыл монарха: они открыли шлюзы и затопили страну. Французам пришлось отступиться от заманчивой цели. Голландская война была крайне неудачна и по другой причине: та ужасная резня, которую устроили французские войска в некоторых городах, стоила королю репутации. Отныне Франция стала для соседних стран «кошмаром, а король – чудовищем, которое следует уничтожить», констатировал французский писатель Эрик Дешодт («Людовик XIV». 2011).
В 1681 г. французские войска вторглись в Страсбург и установили контроль над левым берегом Рейна. Эта победа была пирровой. Мелкие немецкие княжества Южной Германии объединились в 1686 г. в Аугсбургскую лигу. На стороне Баварии, Пфальца, Саксонии и других княжеств оказались не только император Священной Римской империи, но и короли Испании и Швеции, а также Нидерланды. В 1689 г. антифранцузский фронт пополнила Англия. К этому времени Франция уже вовсю вела войну против Аугсбургской лиги, начатую осенью 1688 г. Эта война чуть ли не с половиной европейских государств стала для Людовика XIV еще одной неудачей. По Рисвикскому миру, подписанному в 1697 г., Франция сохранила за собой Страсбург, но рассталась