Молодой немецкий публицист Карл Маркс, критиковавший позднее Прудона, был в восторге от его «эпохальной книги». В 1844 г. он лично познакомился с ним. Позднее он даже заимствовал у Прудона понятие «классовой борьбы». В нашем представлении оно неразрывно связано с именем Маркса; оно – его собственность с полным на то правом («собственность – это кража»).
Впоследствии, узнав о смерти Прудона, Маркс вспоминал в письме редактору газеты «Social-Demokrat» И. Б. Швейцеру, какое впечатление произвела на него эта книга: «Вызывающая дерзость, с которой он посягает на “святая святых” политической экономии, остроумные парадоксы, с помощью которых он высмеивает пошлый буржуазный рассудок, уничтожающая критика, едкая ирония, проглядывающее тут и там глубокое и искреннее чувство возмущения мерзостью существующего, революционная убежденность – всеми этими качествами книга “Что такое собственность?” электризовала читателей».
Лишь радикальная реформа экономики, полагал Прудон, может положить конец каждодневной краже чужого труда. Он посвятил этому свой другой знаменитый труд – «Система экономических противоречий, или Философия нищеты» (1846).
Противоречия разрешатся, утверждал он, когда средства производства станут личной собственностью всех желающих, их имуществом. Впрочем, любой человек должен иметь лишь столько средств производства, сколько требуется, чтобы прокормить себя и свою семью.
Такие, как он, мелкие производители будут объединяться в артели, обмениваться продуктами своего труда. Но всякий обмен должен быть справедливым, взаимовыгодным (принцип мутуализма, то есть взаимности, Прудон будет яростно отстаивать до конца жизни). Любое несправедливое присвоение чужого труда ведет к первоначальному накоплению капитала.
На этот раз книга Прудона вызвала недовольство Маркса. Он ответил на нее работой «Нищета философии» (1847), упрекая Прудона прежде всего в том, что тот отвергает не собственность вообще, а лишь монополию на собственность, присвоенную капиталистами. Маркс презрительно сказал, что это взгляды «мелкого буржуа», который постоянно колеблется «между капиталом и трудом, между политической экономией и коммунизмом» (II, § I). Отныне он неизменно аттестовал Прудона как «лавочника», «мещанчика», идущего в социализм. По Марксу, все средства производства следует обобществить. Именно так должно быть в коммунистическом обществе.
Однако идея коммунизма, в Марксовом понимании, была чужда Прудону, как и идея капитализма. Он искал свой особый путь между Сциллой коммунизма и Харибдой капитализма.
Словно две безжизненные горные системы обступили эту волшебную долину, этот идиллический затерянный мир, где люди могли трудиться на себя, в свое удовольствие, не обманывая других, не воруя их труд. В эту долину Утопии Прудон и мечтал привести своих сторонников. Однако разве не утопична была эта картина?
Росший в эпоху романтизма, всеобщего увлечения Средневековьем, Прудон в своей экономической философии словно пытался воскресить давно исчезнувший мир Средних веков с его мастеровитыми и честными ремесленниками и крестьянами. В эпоху крупного машинного производства он мечтал о возрождении мелких, по большей части самодостаточных хозяйств, которые производят все по своим потребностям, а излишки тотчас обменивают на другие нужные им товары. В мире монополий, картелей и трестов мелкие производители от Прудона были так же жалки, как лодчонки, плывущие наперерез эскадре броненосных крейсеров.
Особенно возмущала Маркса нарисованная Прудоном картина общества, где люди искренне и дружно помогают своим ближним, живя не по закону, а по справедливости. В «казарменном социализме» Маркса, управляемом «железной диктатурой пролетариата», такого просто не могло быть. Прудон же рано понял, к чему приведет эта диктатура – «прямиком к рабству и зверству». Наперекор Марксу он отстаивал права любого человека, которые превыше пресловутого «коммунистического коллективизма».
Русский экономист М. И. Туган-Барановский, автор книги «Пьер Жозеф Прудон. Его жизнь и общественная деятельность» (1891), так резюмировал пророческие прозрения Прудона: «Коммунизм есть система самого худшего рабства, так как общность владения требует организации труда, лишает членов общества свободы действия и превращает их всех в чиновников».
По Прудону, все государственные функции следовало заменить системой добровольных договоров между конкретными людьми. Каждый человек – и в этом трагическая утопичность «социализма по Прудону» – обязан был соблюдать эти договоренности по своей воле. Но другого способа победить капиталистическую эксплуатацию и репрессивную государственную машину Прудон не видел.
Прав ли был Маркс, так же безапелляционно судя Прудона, как впоследствии Ленин – Каутского? Между прочим, и Прудон считал себя сторонником «научного социализма». Однако из своей «науки» он делал совсем иные выводы, чем Маркс. Он полагал, что общество можно изменить только в том случае, если удастся провести радикальные экономические и политические реформы. Он слабо верил в новую революцию, в то, что пролетариат самоорганизуется и преобразует общество: с таким же успехом типографский набор литер, упав со стола и рассыпавшись, образует хотя бы фразу «собственность – это кража». Прудон больше верил в то, что среди рабочих будут стихийно возникать какие-то объединения, ассоциации. Они начнут договариваться друг с другом, основываясь на принципах взаимопомощи и взаимовыручки. Так, естественным путем, в низах общества зародится «рабочая демократия», то есть «власть рабочего люда». «Анархия, – проповедовал Прудон, – это порядок без власти».
Однако не Маркс, борец против государственного порядка вообще, а Прудон, мечтавший превратить народную стихию не в разрушительную революцию, а в нечто упорядоченное, провел часть жизни в тюрьме, а не в стенах библиотеки Британского музея.
Поводов, для того чтобы изолировать его от общества как «опасного безумца», было много: это и атеизм Прудона, и его отношение к собственности власть имущих, но прежде всего – личная неприязнь к Луи Наполеону Бонапарту (будущему Наполеону III), ставшему президентом Франции в декабре 1848 г., после того как народ – в ходе Февральской революции 1848 г. – в последний раз сверг монархию в стране.
Прудон был среди тех, кто строил баррикады в те февральские дни и штурмовал Тюильри. Впрочем, к происходившим тогда событиям он отнесся иронически: «Они устроили революцию, не вдохновляясь никакой идеей». Революция вылилась в «бессмысленное уничтожение» всего старого.
В начале июня 1848 г. Прудон победил на дополнительных выборах в Национальное собрание и стал депутатом. Выступая в собрании, он требовал снижения и процентов по займам, и платы за жилье. Своим избирателям из департамента Сена он обещал развивать местное самоуправление и внедрить систему беспроцентных кредитов, что и попытался осуществить полгода спустя, создав Народный банк.
К тому времени пути Маркса и Прудона окончательно разошлись. Маркс стал сторонником свержения буржуазной власти силами организованного пролетариата. Классовая борьба – вот залог счастливого будущего. Программа социалиста и анархиста Прудона была гораздо умереннее.
Зато Прудон считал, что нашел выход из «тупика капитализма». Хозяйственную жизнь надо построить на совсем иных основаниях. «Народные банки» будут скупать товары не за деньги, а за особые «билеты» (меновые свидетельства), заменяющие деньги. В обмен на них любой владелец «билетов» может приобрести имеющиеся в банке нужные ему товары, произведенные другими людьми. Отныне «гибельная власть золота закончится навсегда».
Концепция «меновой торговли» не была изобретена Прудоном. Однако он стал ее главным энтузиастом, он постоянно пропагандировал ее преимущества – тем более что во многих регионах Франции с такой торговлей были знакомы не понаслышке.
Устроение экономики по Прудону вызывало саркастическую усмешку Маркса. Допустим, получив «билет», я хочу приобрести ботинки и шляпу, в которых нуждаюсь, а «народный банк» может выдать мне лишь пшеницу и сахар. Что тогда? У бартерного обмена свои причуды.
И все же идея Прудона поначалу увлекла многих. В Народный банк, организованный им, записались около 27 тысяч частных лиц и целых коллективов. Все они обязались внести в банк по 5 франков, выплачивая в течение 10 месяцев по 50 сантимов. На кон поставлено было честное имя Прудона, хотя в тогдашних условиях банкротство банка было неизбежно.
Впрочем, эксперимент Прудона был прерван непредвиденным образом. Весной 1849 г., после нескольких резких статей в издаваемой им газете «Le peuple», чей тираж достиг уже 70 тысяч экземпляров, правительство – по распоряжению Луи Наполеона – выдало Прудона на судебную расправу за разжигание «ненависти между общественными классами». Он был приговорен к трем годам тюрьмы и арестован летом 1849 г. Ему пришлось ликвидировать свой банк. К слову, в Англии, где по тому же принципу были организованы «народные банки», все они разорились.
Прудон находился в тюрьме Сент-Пелажи с 1849 по 1852 г. Арест решительно повернул его жизнь. Как писал Туган-Барановский, «его политическая роль закончилась навсегда». Арестованный в свободной Франции, он вышел на свободу совсем в другой стране: со 2 декабря 1852 г. Францией правил император Наполеон III, совершивший годом ранее государственный переворот.
В 1858 г., после запрещения книги Прудона «О справедливости в революции и церкви», он вновь был приговорен к трем годам тюремного заключения. Не дожидаясь ареста, он уехал в Бельгию, где жил вплоть до 1862 г., вернувшись во Францию уже незадолго до смерти.
Для Прудона эпоха Наполеона III, эпоха постыдного обогащения, дикого французского капитализма, основанного на принципе: «Все, что воровство, – собственность», так и не кончилась никогда. Он не дожил до Седанской катастрофы, перечеркнувшей все итоги правления «самозваного монарха», продержавшегося у власти почти 22 года.