(«Verdeckter Militärstreik im Kriegsjahr 1918?» – «Необъявленная военная забастовка в 1918?», 1992).
Однако после выступления Гинденбурга, все еще пользовавшегося огромным уважением в армии и стране, легенда стала набирать популярность. Ее поборниками были все те, кто хотел реванша. Они постоянно напоминали о том, что войска Антанты за четыре года войны так и не сумели захватить ни пяди немецкой земли. Лишь предательство политиков, совершивших революцию в тылу, погубило Германию.
Вскоре эта легенда стала составной частью национал-социалистической идеологии. В последние месяцы Второй мировой войны военные трибуналы в Германии работали не покладая рук, истребляя всех, кто мог нанести Третьему рейху «удар ножом в спину». Умирая, эта нацистская легенда забирала с собой жизни многих тысяч людей.
Вы – потерянное поколение!
1926 г.
В 1920-е гг., после Октябрьской революции, целое поколение молодых русских людей рассеялось на дальних зарубежных просторах, среди «священных камней Европы» (Ф. М. Достоевский), и затерялось там.
Но тогда же, в 1920-е гг., после Великой войны, целое поколение британцев, французов, немцев, американцев, родившихся в конце XIX в., вернувшись домой из окопов, почувствовало себя «потерянным».
Американский писатель Фрэнсис Скотт Фицджеральд в своей книге «По ту сторону рая» выразил общее настроение своих ровесников: мое поколение росло только для того, чтобы убедиться, что «все боги умерли, все войны отгремели, всякая вера подорвана…» (кн. II, гл. 5).
Такие, как он, молодые, рассерженные писатели – Э. Хемингуэй, Д. Дос Пассос, Э. М. Ремарк, Р. Олдингтон – навсегда запечатлели опыт этого трагического поколения, где самые юные и красивые полегли в солдатских окопах, самые злые и сплоченные стали «штурмовиками» новых вождей, а самые умные и циничные сидели теперь в парижских кафе, пили кальвадос и слушали, как их немолодая, эффектная приятельница Гертруда Стайн (1874–1946), писательница из США, давно живущая в Европе, говорила, цепко глядя им в глаза: «Вы – потерянное поколение».
Ее добрый друг в ту пору, американский писатель Эрнест Хемингуэй (1899–1961) в книге «Праздник, который всегда с тобой» (1964, она посмертно составлена из его записей, сделанных в 1920-е гг. и основательно переработанных в 1957–1960 гг.) описывал происхождение этой фразы.
Однажды Гертруда Стайн обратилась в автомастерскую и, когда механик не справился с порученной ему работой, не сумев починить ее форд, решила пожаловаться владельцу заведения. Тот, впрочем, спокойно отнесся к проступку молодого сотрудника и снисходительно произнес: «Все вы – génération perdue!» – «Все вы – потерянное поколение!»
Гертруда Стайн применила это понравившееся ей выражение ко всем молодым людям, кому довелось воевать на фронтах Великой войны: «You are all a lost generation». Вы никого не цените, ничему не верите, ни на что не надеетесь и слишком много пьете – такой смысл она вкладывала в эти слова. «У вас ни к чему нет уважения. Вы все сопьетесь…» Хемингуэй на это резонно заметил, что «наверняка хозяин вашего механика в одиннадцать утра был уже пьян», раз был так красноречив и «изрекал такие чудесные афоризмы» («Праздник…»: «Une génération perdue»).
Однако Стайн полюбила эту фразу. Позднее она дала ей особое философско-психологическое объяснение, сославшись на еще одного доморощенного мудреца. Он владел отелем в небольшом городке, где жизнь текла неспешно и у него хватало времени наблюдать за людьми и обдумывать их поступки. Он сказал мисс Стайн, что для молодых людей важнее всего время от 18 до 25 лет. Это пора их воспитания. Они тогда взрослеют, набираются опыта. Если же не дать им этого времени, отправить в 18 лет на войну, как это сделали с нынешней молодежью, ничего путного не выйдет. Юноши или погибнут, или вырастут непонятно в кого. «Они никогда не станут цивилизованными, они – потерянное поколение. Таким образом, термин этот применим к тем, кто, вернувшись живым с войны, будучи морально и физически искалеченными, так и не смогли приспособиться к реалиям послевоенной жизни» (И. А. Басс. «Жизнь и время Гертруды Стайн», 2013).
Сам Хемингуэй, хоть и ворчал про себя, возвращаясь домой, что «к черту ее разговоры о потерянном поколении и все эти грязные, дешевые ярлыки», хоть и жаловался, вернувшись к заемным пенатам и говоря жене про мисс Стайн, что «иногда она несет вздор» («Праздник…»), все-таки брюзжал, наверное, больше оттого, что была в словах его старшей подруги какая-то неприличная правда.
Чего ж вам больше? Он сказал жене: «Знаешь, все-таки Гертруда очень милая женщина» («Праздник…»). Одним из эпиграфов к его первому роману «И восходит солнце» (1926) как раз и стали слова Стайн: «Все вы – потерянное поколение.// Гертруда Стайн (в разговоре)». Это сделало фразу популярной. Ведь действие романа протекало в той среде, где жили Гертруда и люди, ее окружавшие.
Впоследствии американские исследователи Уильям Штраус и Нил Хау в нашумевшей книге «Поколения» («Generations», 1991) пересказали всю историю США как череду сменяющих друг друга поколений, наделенных самыми разными особенностями. По их оценке, «потерянное поколение» охватывает американцев, родившихся в 1883–1900 гг. Их дети, родившиеся в 1901–1924 гг., стали «величайшим поколением» США: они выдержали Великую депрессию и победили во Второй мировой войне.
К началу 1930-х гг., к тому времени, когда «величайшее поколение» выступило на арену американской истории, Хемингуэй и Гертруда Стайн рассорились накрепко, окончательно. «Отныне Хемингуэй в каждом своем новом произведении ухитрялся “цеплять” Гертруду», – отмечает ее биограф И. А. Басс. Даже демонстрируя благородство по отношению к Стайн, Хемингуэй ловко наносил ей очередной отточенный удар.
Гертруда Стайн за работой
Так, в 1934 г. он сообщил издателю журнала «Эсквайр» Арнольду Гингричу в ответ на его просьбу прислать статью о Стайн следующее: «Стрелять по тому, кто когда-то был моим другом, даже если он в конце оказался вшивым, против моей натуры».
Но ее давние слова все вспоминались Хемингуэю, и все длился их мысленный спор. Незадолго до смерти он снова вспомнил тот парижский вечер, ее категоричные слова: «Не спорьте со мной, Хемингуэй. Это ни к чему не приведет».
Он вспоминал, как, выслушав ее рассказ о разговоре в мастерской и, приличия ради, попререкавшись с ней, он направился в свое любимое кафе «Клозери-де-Лила». Прежде, до Великой войны, в нем сиживали Гийом Аполлинер, Ленин, Троцкий. Хемингуэй шел и думал, кого еще следовало бы назвать «потерянным поколением». Перед кафе стоял памятник маршалу Нею – «совсем один, и за ним никого!». И маршал тоже был одинок и тоже все потерял. Покидал Москву, фактически брошенный своим «сиром», и, пока Наполеон отступал, дрался в арьергарде, не надеясь уже ни на что. «И я подумал, что все поколения в какой-то степени потерянные, так было и так будет» («Праздник…»).
2 июля 1961 г., утром, Хемингуэй покончил с собой выстрелом из охотничьего ружья. Он не оставил никакой записки, бесследно затерявшись в вечности.
Жить стало лучше, товарищи. жить стало веселее
1935 г.
Эти слова ложились в головы людей, собравшихся в огромном зале и теперь без устали аплодировавших, с той же убедительной точностью, с какой пули, выпущенные снайпером, ложатся в центр мишени.
Выступая 17 ноября 1935 г. на Первом всесоюзном совещании рабочих и работниц – стахановцев, генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И. В. Сталин (1879–1953) произнес: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее.А когда весело живется, работа спорится… Если бы у нас жилось плохо, неприглядно, невесело, то никакого стахановского движения не было бы у нас».
Две недели спустя, 1 декабря 1935 г., на совещании передовых комбайнеров Сталин повторил: «У нас теперь все говорят […], чтожить стало лучше, веселее».
Шел третий год второй пятилетки (1933–1937). Жить и впрямь стало лучше и веселее, чем три-четыре года назад. Партия и правительство наконец обратили внимание на развитие легкой промышленности. Стали открываться швейные, текстильные, трикотажные, обувные фабрики. Заработали новые хлебозаводы и мясокомбинаты. Многих товаров еще не хватало, но полки в магазинах стали наполняться.
С января 1935 г. были отменены карточки на хлеб, крупу и муку, с октября 1935 г. – на все другие нормируемые продовольственные товары (карточную систему ввели в 1929-м). Уже в следующем году потребление пшеничного хлеба, мяса и сала в СССР возросло примерно в 2,5 раза по сравнению с 1932 г., яиц, фруктов и ягод – примерно в 2 раза, сахара – в 1,5 раза.
Новый Колхозный устав, принятый в феврале 1935 г., закреплял право колхозника на личное подсобное хозяйство, а также четко определял его размеры (площадь участка, количество скота, наличие построек), разнившиеся в различных регионах страны. Колхозникам также разрешалось продавать произведенную ими продукцию на рынке.
Жизнь миллионов рабочих и работниц, правда, портил «квартирный вопрос». За годы первых двух пятилеток численность городского населения в стране почти удвоилась. В среднем жилая площадь, приходящаяся на человека, составляла менее 5 квадратных метров. Множество людей в городах ютились в бараках, а на окраинах – даже в землянках. Для них и крохотная комната в коммуналке оставалась несбыточной мечтой.
Советский плакат 1935 г.
Однако изменения к лучшему были и здесь. В том же 1935 г. был утвержден первый Генеральный план реконструкции Москвы, намеченный еще в 1931 г. «С увеличением населения у нас город вырастет до 5 миллионов, с быстрым ростом в городе числа автомобилей и других видов городского транспорта жить будет невозможно, если не перепланировать город, не расширить и выпрямить улицы, не создать новые площади»,