Энрико Ферми и взрыв «Штучки» через 0,016 секунды после детонации.
16 июля 1945 г.
И вот в назначенный час зазвучал голос диктора, который сообщил, что на японский город Хиросиму сброшена бомба нового типа. Отто Ган пришел в ужас: «Послушайте, Риттнер, я еще шесть лет назад понял, насколько оно опасно, мое открытие, но я не верил, я до сих пор не верил, что эту бомбу можно создать».
В 1938 г. в Берлине Отто Ган и Фриц Штрассер, обстреливая урановое ядро нейтронами, убедились, что ядро, по словам Гана, «лопается» (иначе говоря, распадается). В 1939 г. американский физик венгерского происхождения Лео Силард установил, что, если при делении ядер урана образуется более двух нейтронов, срабатывает лавинный эффект – начинается цепная реакция распада урановых ядер. Возникает самоподдерживающаяся реакция, при которой будет выделяться огромное количество энергии. Ее можно использовать в практических целях – например, построить мощный ядерный реактор. Но можно и в военных целях…
Силард и еще один венгерский физик, живший в США, Эдвард Теллер, даже решили обратиться к президенту Франклину Рузвельту, чтобы предупредить его о том, что Гитлер может создать «урановую бомбу», и тогда его невозможно будет победить. Однако власти США не проявили интереса к этой информации. Дело сдвинулось с места, когда Альберт Эйнштейн по просьбе Силарда в октябре 1939 г. передал Рузвельту письмо, где разъяснялась суть исследований, проводимых сейчас в атомной физике. Но работы в этой области еще более года продвигались в США ни шатко ни валко.
Тем временем осенью 1939 г. работы над «урановым проектом» начались в нацистской Германии. В Великобритании физик Джордж П. Томсон убедил министерство авиации в том, насколько выгодным может быть исследование цепной реакции деления ядер урана. Уже в 1940 г. эмигрировавшие из Германии в Англию физики Отто Фриш и Рудольф Пайерлс показали, что бомба, изготовленная с использованием изотопа урана 235U, может достигать мощности в несколько килотонн тринитротолуола.
В июле 1941 г. Томсон пришел к выводу, что урановая бомба, «весьма вероятно», будет создана еще до конца войны. Этот результат крайне заинтересовал американцев. В декабре 1941 г. было принято решение приложить все силы к созданию нового чудо-оружия.
В 1942 г. американцы и британцы решили объединить свои исследования. Их совместный проект получил условное название «Manhattan Engineer District» (позднее за ним закрепилось название «Манхэттенский проект»). Его военным руководителем был назначен генерал Лесли Р. Гровс (1896–1970). Всей научно-исследовательской работой руководил Роберт Оппенгеймер (1904–1967), выпускник Геттингенского университета.
Бюджет проекта был не ограничен. В итоге общие затраты на создание этой «чертовой бомбы» превысили 2 миллиарда долларов. В лабораториях и на предприятиях трех «секретных» городов (Ок-Ридж, Хэнфорд и Лос-Аламос) трудились до 150 тысяч человек.
В Лос-Аламосе (штат Нью-Мексико), расположенном на плато, среди пустынных скал, на высоте более 2000 метров над уровнем моря, был организован научно-исследовательский центр. В Ок-Ридже (штат Теннесси) был создан производственный комплекс по обогащению урана. В Хэнфорде (штат Вашингтон) были сооружены три урановых реактора для промышленного производства плутония.
Ранее ядерный реактор был построен в Чикагском университете. Он создавался под руководством итальянского физика Энрико Ферми (1901–1954), эмигрировавшего в США в 1938 г.
Историки науки единодушно говорят, что лауреат Нобелевской премии 1938 г. Ферми представлял собой необыкновенное в физике XX в. сочетание глубокого теоретика с первоклассным экспериментатором. В 1934 г. он опубликовал теорию бета-распада, объяснявшую, каким образом атомное ядро спонтанно испускает электроны. Он предположил существование нейтрино. Создал протонно-нейтронную модель ядра. Развил теорию цепной реакции. 2 декабря 1942 г. в лаборатории Чикагского университета заработал первый в мире ядерный реактор, спроектированный под руководством Ферми, имевшего с юридической точки зрения статус «подданного враждебной державы». Но он тоже был участником Манхэттенского проекта. 16 июля 1945 г. он присутствовал при первом испытании атомной бомбы.
К тому времени Германия капитулировала. Война в Европе закончилась, но на тихоокеанском фронте война с Японией все еще продолжалась.
На секретном полигоне, в 300 километрах к югу от Лос-Аламоса, в пустыне Аламогордо, готовился решающий эксперимент. На полигоне, носившем название «Trinity» («Троица»), возвели башню, на вершине которой закрепили округлую плутониевую бомбу. Ей дали имя «Gadget», «Штучка».
Ранним июльским утром раздался грандиозный взрыв. Грохот от него был слышен в радиусе 160 километров. Военные, чтобы засекретить испытания, объявили о том, что взорвался склад с оружием. После взрыва остался кратер глубиной 3 и шириной 330 метров. Облако в форме гриба поднялось на высоту 12 километров.
Взрыв в пустыне Аламогордо превзошел все ожидания. Взрывная мощь этой довольно примитивной бомбы, начиненной шестью килограммами плутония, составила 21 килотонну тринитротолуола. Увиденное так поразило ученых, что, например, Энрико Ферми при виде атомного гриба воскликнул: «Какая красивая физика!»
Американский физик Норрис Брэдбери, директор Лос-Аламосской лаборатории в 1945–1970 гг. (он сменил в этой должности Оппенгеймера), ликовал: «Это было первоклассное техническое достижение. Большинство из нас думало: “Да! Все удалось!” Это был своего рода профессиональный триумф. Лишь немногие размышляли о том, как это событие повлияет на ход войны и на всю мировую историю».
Роберт Оппенгеймер при виде своей «красивой физики», этого жутковатого, ослепительного облака в виде гриба, воссиявшего над пустынной страной, вспомнил строки из «Бхагавадгиты»: «Now, I am become Death, the destroyer of worlds» – «Я – смерть, разрушитель миров».
«Красивая физика» скоро заставила говорить о себе именно в таких тонах. Ее красота была поистине сатанинской, сеющей зло и смерть.
Лео Силард попытался еще раз обратиться к властям США с просьбой отменить уже намеченные бомбардировки японских городов, а также призвал ввести международный контроль за применением атомных бомб. Все было напрасно! К голосам участников Манхэттенского проекта, выступавших против применения атомного оружия в войне с Японией, не прислушались.
Не прошло и месяца после первого взрыва атомной бомбы, как два таких же снаряда были сброшены на японские города – Хиросиму и Нагасаки.
6 августа, вспоминал человек, переживший бомбардировку Хиросимы, «выдался великолепный день, голубое небо. Высоко в небе я разглядел два американских бомбардировщика, два В-29. Я подумал лишь об одном. Великолепные журавли, серебристо-белые, словно стержни их перьев были покрыты льдом» (из интервью в фильме «The forgotten bomb» – «Забытая бомба», 2012).
В 8 часов 16 минут 2 секунды в небе над Хиросимой, на высоте 580 метров, раздался взрыв. От 70 до 150 тысяч жителей города погибли сразу же. В эпицентре взрыва люди буквально испарялись. От них оставались лишь тени на стенах. Другие так быстро сгорали и обугливались, что их тела не успевали даже упасть на мостовую.
«Мы увидели позади нас облако кипящей пыли и каких-то обломков. Под ним скрывались руины Хиросимы», – вспоминал один из летчиков, участвовавших в авианалете.
Президент США Гарри Трумэн (1884–1972) получил фотографии абсолютно разрушенного японского города. Они вдохновили его на новый подвиг: он распорядился сбросить 9 августа бомбу на Нагасаки. Правда, из-за плохих погодных условий (высокой облачности) попасть в цель не удалось. В тот день погибли «всего» 22 тысячи человек.
14 августа Япония объявила о капитуляции.
В дальнейшем от последствий взрывов в Хиросиме и Нагасаки (прежде всего от лучевой болезни) умерли еще около 300 тысяч человек. Арифметика «такой красивой физики» была отвратительна и ужасна.
«Это было военное преступление», – подчеркивает историк Питер Кузник, один из авторов книги «Нерассказанная история США» (2012, совместно с Оливером Стоуном). Он поясняет свои слова: «Удар был нанесен по мирным жителям. В данном случае, прежде всего, по женщинам и детям. Это военное преступление. Этому нет никакого оправдания или объяснения. […] Трумэн якобы хотел снизить число жертв среди американских военных. […] И потому мы убили столько женщин и детей, сколько смогли. И это планировалось заранее. С моральной точки зрения, этому нет никакого оправдания».
Последние бомбы Второй мировой войны стали одновременно первыми бомбами холодной войны. Трумэн спешил показать советским военным, что у американцев появилось особое оружие убийственной силы – оружие, которому никто не может противостоять. Говоря языком следующего советского лидера Н. С. Хрущева, американцы готовы были показать «кузькину мать» кому угодно. Мир вновь оказался на грани войны – еще более страшной, Третьей мировой войны.
От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес
1946 г.
«С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русскою Историею железный занавес». Так русский писатель и философ Василий Васильевич Розанов (1856–1919) в «Апокалипсисе нашего времени» выразил то, что происходило с Россией после Октябрьского переворота («La Divina Comedia» – «Божественная комедия», 1918).
Образ страшного металлического занавеса, который опускается на страну (или целую группу стран), чтобы отрезать ее (или их) от остального мира, поразительно часто возникал у писателей и политиков в минувшем столетии.
Подобный образ неизменно напоминал о том, что «весь мир – театр», как писал Уильям Шекспир («Как вам это понравится»), и любые представления, явленные нам, окончатся тем, что «с лязгом, скрипом, визгом» ниспадет занавес, оставляя нас, зрителей и актеров, в пустоте, в темноте. Были ли мы участниками этой тягостной драмы или лишь созерцали ее, «железный занавес» опустится перед нами, лишив возможности покинуть сцену, где мы поневоле оказались, или зрительный зал, где так беспечно сидели. Теперь, вспугнутые лязгом, мы захотели наконец уйти из театра.