«Но ни шуб, ни домов не оказалось».
Однако Розанов был не первым, кто использовал образ железного занавеса, чтобы показать, как непоправимо изменилось время. Впрочем, историки до сих пор продолжают спорить об авторстве этого выражения, которое вошло в обиход в годы Первой мировой войны, когда мирно дремавшая целый век Европа вдруг ощетинилась границами, запирая за ними людей, как в тюрьме.
Так, британский историк Патрик Райт приписывает его авторство писательнице Вайолет Пейджет (1856–1935), публиковавшейся под псевдонимом Вернон Ли. В начале 1915 г. британка, будучи радикальной пацифисткой по своим убеждениям, отметила в эссе «Bach’s Christmas Music in England and in Germany», что в дни Рождества музыка Баха звучала и в Англии, и в Германии, двух странах, которые разделил теперь «чудовищный железный занавес» (журнал «Jus Suffragii», 1 января 1915).
Бельгийская королева Елизавета (1876–1965), уроженка Баварии, в марте 1915 г. призналась французскому писателю Пьеру Лоти, с каким отчуждением относится теперь к своим немецким родственникам: «Между мной и моей семьей опустился железный занавес» (Мария Жозе Бельгийская. «Albert et Élisabeth de Belgique, mes parents» – «Альберт и Елизавета Бельгийские, мои родители», 1971).
29 декабря 1916 г. это же выражение использовал рейхсканцлер Германской империи Теобальд фон Бетман-Гольвег (1856–1921), признав в своем «Меморандуме о подводных лодках», что, даже объявив неограниченную подводную войну, невозможно отрезать Англию от внешнего мира, «словно железным занавесом» («Размышления о мировой войне», ч. 2, 1921).
…Окончилась Великая война, Россия успокоилась после Октябрьского переворота и Гражданской войны, но «железный занавес», однажды материализовавшись, уже не исчезал никуда, став удобным инструментом мировой политики.
В 1924 г. британский посол в Берлине Эдгар Винсент (1857–1941) сказал, что Рейнская демилитаризованная зона должна стать «iron curtain», «железным занавесом», который надежно оградит Францию от возможного нападения немецких войск.
Советская карикатура Бориса Ефимова, изображающая Черчилля во время произнесения Фултонской речи. 1946 г.
13 января 1930 г. советский писатель Лев Вениаминович Никулин (1891–1967) опубликовал в «Литературной газете» репортаж из Парижа под названием «Железный занавес», очертив в нем ту незримую границу, что разделила Советский Союз и остальной мир: «Когда на сцене пожар, сцену отделяют от зрительного зала железным занавесом. С точки зрения буржуазии в Советской России двенадцать лет длится пожар. Изо всех сил нажимая рычаги, там стараются постепенно опустить железный занавес, чтобы огонь не перекинулся в партер».
Прошло полтора десятилетия, и образ «железного занавеса» вновь материализовался, ожил теперь уже в нацистской Германии в канун ее краха.
18 февраля 1945 г. на титульной странице еженедельника «Das Reich» появился аршинный заголовок «Hinter dem Eisernen Vorhang» – «За железным занавесом». Газета «Das Reich», издававшаяся в 1940–1945 гг., была очень популярна в Германии. По словам немецкого историка Хайнца-Вернера Экхардта, автора книги «Die Frontzeitungen des deutschen Heeres 1939–1945» – «Фронтовые газеты немецкой армии, 1939–1945» (1975), тираж этой газеты достиг максимума в марте 1944 г. В то время каждый ее номер прочитывали в среднем 15 миллионов человек.
Автор анонсированной статьи, укрывшийся за псевдонимом «cl Lissabon», подводил итоги недавних конференций, проходивших в Москве (9—19 октября 1944) и Ялте (4—11 февраля 1945). Смысл заголовка раскрывали следующие слова: «Железный занавес есть свершившийся большевистский факт; он опустился над всей Юго-Восточной Европой, как бы ни противился этому Черчилль, приезжая в Москву со слезными просьбами». Этот занавес «непоправимо» рассек Европу.
Напрасно американские и английские дипломаты стремятся «создать впечатление, что западные державы каким-то образом еще контролируют этот железный занавес». Рано или поздно за ним «исчезнет вся Европа». Ведь «московские режиссеры уже готовятся к следующему акту коммунистического завоевания Англии и Америки».
За этим псевдонимом, как выяснилось недавно, скрывался корреспондент газеты «Das Reich» в Лиссабоне Макс Вальтер Клаусс (1901–1988). Впоследствии, в 1952 г., он выпустит книгу «Der Weg nach Jalta. Roosevelts Verantwortung» – «Путь к Ялте. Ответственность Рузвельта». Рецензент газеты «Frankfurter Allgemeine Zeitung» в конце 1952 г. охарактеризовал ее автора так: это – «один из тех редких немцев, которых ничуть не вразумил 1945 год».
Тогда, в 1945-м, его фраза о железном занавесе была уже через неделю подхвачена никем иным, как рейхсминистром пропаганды Й. Геббельсом, который 25 февраля в той же газете «Das Reich» заклеймил Ялтинские соглашения как распродажу Восточной Европы Советскому Союзу. Если даже Третий рейх сложит сейчас оружие, утверждал Геббельс, то «Советы, в том числе благодаря сделке между Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным, оккупируют всю Восточную и Юго-Восточную Европу, а в придачу и большую часть Рейха. Вдоль всех границ этой гигантской территории, включая Советский Союз, тотчас начнет опускаться железный занавес, – вероятно, еще и под аплодисменты лондонской и нью-йоркской еврейской прессы. За ним развернется массовое истребление народов».
Минула всего пара месяцев, и навязчивый образ «железного занавеса», растиражированный нацистской пропагандой, неожиданно возродился в риторике Уинстона Черчилля.
12 мая 1945 г. в телеграмме, отправленной новому президенту США Трумэну, Черчилль, анализируя, что намерен предпринять Советский Союз по окончании войны, с тревогой писал: «An iron curtain is drawn down upon their front. We do not know what is going on behind» – «Железный занавес опускается над их фронтом. Мы не знаем, что делается позади него».
Два месяца спустя, 5 июля 1945 г., будущий канцлер ФРГ Конрад Аденауэр (1876–1967) в письме журналисту Хансу Реригу написал об угрозе появления в Европе железного занавеса: «Я смотрю на происходящее с тревогой. Россия опускает железный занавес» («Briefe über Deutschland 1945–1955» – «Письма о Германии, 1945–1955», 1999).
5 марта 1946 г. Черчилль, к тому времени уже бывший военный министр Великобритании, выступая в Фултоне (штат Миссури) в присутствии Трумэна, произнес: «От Штеттина (ныне – Щецин. – А. В.) на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес». За ним оказались «все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы – Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София». Все они лежат теперь в советской сфере интересов «и будут подвергаться все возрастающему контролю со стороны Москвы».
Принято считать, что с Фултонской речи началась холодная война между СССР и США, между Западной и Восточной Европой.
В СССР через несколько месяцев после Фултонской речи в главной газете страны, газете «Правда», появилась статья «Лобызание Геббельса» (1 августа 1946 г.). Ее автор, журналист Д. И. Заславский, отметил несомненное сходство в выражениях Черчилля и Геббельса: «Совпадение полное: Черчилль повторил Геббельса. […] Перед своим издыханием Геббельс словно напутствовал будущих антисоветских клеветников».
Черчилль, впрочем, поостерегся связывать события, происходившие тогда в Европе, с итогами Ялтинской конференции – тем более что сам был одним из ее протагонистов. Однако со временем на Западе утвердилось мнение, что за стенами Ливадийского дворца в Ялте произошел тайный раздел мира, а значит, железный занавес над Европой был опущен по воле трех главных участников конференции – Сталина, Рузвельта, Черчилля. Само это выражение стало очень популярно среди политиков.
Так географический термин «Ялта» превратился в неоспоримый конспирологический домысел. Две сверхдержавы, СССР и США, с согласия третьей – Британской империи, поделили уже не «какой-нибудь Иран», а всю Европу на свои сферы влияния. Западную Европу удержали за собой американцы, а Восточную выдали Сталину, чтобы умиротворить его.
Впрочем, Черчилль тогда приписывал себе в заслугу, что ему удалось вовремя опустить железный занавес хотя бы над частью Европы. Это уберегло все остальные ее страны от войны, которая вскоре могла бы охватить их.
…Железный занавес над Восточной Европой и СССР вновь поднимется лишь в конце 1980-х. К тому времени страны, отделенные им, неузнаваемо изменились.
История меня оправдает!
1953 г.
Чтобы выпрашивать милости у истории, в нее еще надо войти, опрокинув сложившийся порядок. Может быть, взять в руки оружие – чаще всего историю творят им, а уж оправдывать или обвинять она будет – решат победители.
26 июля 1953 г. группа кубинских повстанцев – 135 молодых людей во главе с Фиделем Кастро (1926–2016) – атаковала казармы Монкада в городе Сантьяго-де-Куба, втором по величине городе страны.
Это внезапное нападение должно было стать сигналом к началу всеобщего восстания против диктаторского режима Фульхенсио Батисты (1901–1973). Кастро и его сторонники намеревались восстановить демократию на Кубе.
Батиста, фактический военный лидер страны в 1933–1940 гг. и президент в 1944–1948 гг., совершил военный переворот 10 марта 1952 г., накануне парламентских выборов, отменил их и приостановил действие конституции 1940 г., запретив, например, забастовки.
До переворота молодой адвокат Фидель Кастро был членом созданной в 1946 г. Партии кубинского народа – партии «ортодоксов». Он баллотировался в парламент и наверняка прошел бы, но переворот поставил крест на карьере начинающего политика.
Поначалу Фидель подал иск против Батисты в гаванский суд по особо важным и срочным делам. Проанализировав его действия, он