23 июня 1894 года король Георг V занес в свой дневник: «В 10 ч. утра в Ричмонд-Парке появился на свет прелестный малыш. Вес – 8 фунтов». Вероятно, это были самые ласковые слова короля в адрес сына, сказанного за всю его жизнь.
Мать, женщина холодная и чопорная, исполнила свой долг, даровав мужу наследника, и вполне разделяла мнение королевы Виктории, написавшей по аналогичному случаю: «…ужасно, что первый год счастливой супружеской жизни испорчен и омрачен такими злосчастными неудобствами».
Впрочем, сама королева Виктория была очень рада появлению на свет первого правнука и попросила, чтобы новорожденного назвали в честь ее покойного мужа. И принц был окрещен Эдуардом Альбертом Христианом Георгом Эндрю Патриком Дэвидом.
Родители видели детей только перед сном, когда заходили к ним в спальню, чтобы поцеловать на ночь. Король-отец внушал детям страх. Слова «Его Величество ждет вас в библиотеке» приводили Дэвида в трепет. Мальчик рос в атмосфере запретов.
В XIX веке король в Британии стал национальным символом, а политическая власть перешла к парламенту. Королева Виктория была для англичан «уравновешенной личностью», Эдуард VII – «веселым королем», а в Георге V видели «отца всех подданных».
В двенадцать лет Дэвида отдали в Осборнскую морскую школу на острове Уайт, где низенький, сутуловатый, щуплый мальчик получил прозвище «Килька». Учеба ему давалась с большим трудом. Он постоянно отставал. Через два года его перевели в Королевский Морской корпус в Дартмуте.
В 1910 году скончался Эдуард VII, и отец Дэвида стал королем Георгом V, а сам юноша – принцем Уэльским. Церемония коронации произвела на Дэвида сильное впечатление: в костюме из серебряной парчи, с мечом в красных бархатных ножнах он преклонил колени перед отцом в Вестминстерском аббатстве и произнес слова традиционной клятвы в верности, а затем поцеловал короля в обе щеки. Через несколько дней в замке Карнарвон состоялась церемония, посвященная лично Дэвиду, – его торжественно возвели в достоинство принца Уэльского.
Вскоре отец, к неописуемой радости принца, разрешил ему отправиться в трехмесячное плавание на линкоре «Индостан».
В восемнадцать лет Дэвид поступил в Оксфордский университет, где в колледже Св. Магдалины изучал немецкий язык и историю, занимался спортом и охотой. Общее мнение на факультете о принце было: «Нет, пороха он не изобретет».
Король вскоре стал приглашать его на свои охоты. На одной из них они убили более четырех тысяч фазанов, после чего король заметил: «Кажется, Дэвид, сегодня мы несколько увлеклись».
Принц Уэльский получил чековую книжку, держал двух пони, научился играть на волынке и банджо, выступал в дублирующем составе Оксфордской футбольной команды, увлекался танцами. Друзей у него не было. Но даже тех, кто искренне был к нему расположен, таинственная магия царственности вынуждала держаться на почтительном расстоянии. Несомненно, одной из причин того, что он пристрастился к алкоголю, было желание расслабиться, дать выход задавленной пылкости, тщательно скрываемой страстности, ибо тем и другим он был наделен в избытке.
В 1914 году началась война. Дэвид не оставлял попыток попасть на фронт. Он заявил знаменитому лорду Китченеру, военному министру, что, если его убьют, четыре его брата заменят его на престоле. Китченер ответил, что не стал бы препятствовать, если бы речь шла только о гибели наследного принца, «но я не могу не принимать в расчет возможность плена».
В конце концов Дэвид отправился во Францию, в штаб экспедиционных войск. Там он использовал любую возможность, чтобы на автомобиле или велосипеде навестить раненых в полевом госпитале или совершить поездку на фронт. Среди офицеров ходила поговорка: «После ураганного огня германцев непременно жди принца Уэльского». Дэвид стал свидетелем битвы на Сомме, где в первый же день погибли пятьдесят семь тысяч человек…
В тот день, когда Дэвид появился на свет, член парламента Джеймс Кейр Харди сказал в палате общин: «Предполагается, что это дитя однажды будет призвано царствовать над нашей великой страной. В должное время наследник совершит путешествие по свету, и весьма вероятно, что за этим последуют слухи о его морганатическом браке. Платить по счету придется стране». Это пророчество сбылось с удивительной точностью.
К концу Первой мировой войны принцу исполнилось двадцать четыре. Он увлекался скачками – особенно стипль-чезом. Однако премьер-министр, которого поддержали венценосные особы, попросил его отказаться от конных состязаний, поскольку принц мог свернуть себе шею, а любое его падение с лошади стало бы предметом обсуждения всей страны.
Принц пересел на автомобиль «даймлер» и наслаждался скоростью. Тогда его предостерег в письме отец: «Я прошу Вас не ездить слишком быстро и соблюдать осторожность, ибо Ваша матушка и я тревожимся за Вас». Принц обожал игру в поло, но после того как ему угодили мячом в глаз, снова вмешался с запретом отец. Спустя несколько лет Дэвид научился управлять своим личным самолетом. Разумеется, пилотирование пришлось тоже оставить…
Дэвиду постоянно напоминали, что девиз принца Уэльского: «Я служу». Принц обязан произносить речи, сажать деревья, присутствовать при спуске на воду нового судна или закладке фундамента здания… Затем король отправил его в поездку по Британской империи. Чем больше принц путешествовал, тем более популярным становился. Мир увидел и оценил его искреннюю доброжелательность, непринужденность, застенчивую улыбку, чувство юмора и, наконец, его молодость и красоту.
За шесть лет Дэвид проехал более ста пятидесяти тысяч миль, посетил сорок пять стран, посадил столько памятных деревьев, что хватило бы на целую рощу, заложил столько краеугольных камней, что их хватило бы на целую башню.
Король и принц по-разному смотрели на мир, как, впрочем, и на институт брака.
Когда Дэвид приехал в Америку, одна из газет поместила такую шапку: «Девушки! Вот он – самый подходящий холостяк. И до сих пор еще никем не пойман!»
Перед отъездом в интервью журналистам он сказал, что вполне мог бы жениться на американке. Принц давал понять, что не желает политического брака, женитьбы без любви. Премьер-министр еще в 1920 году предупреждал короля, что наследник престол должен жениться не на иностранке, а на представительнице английской или шотландской аристократии.
Давление на Дэвида усиливалось: родители хотели женить его. Гостившему у него Джину Тенни, чемпиону мира по боксу в тяжелом весе, принц сказал: «Итак, вы уходите из бокса, потому что женитесь. Я иногда думаю, что мне придется уйти из политики, потому что я не женюсь».
Принц не думал о женитьбе. Он никогда не испытывал недостатка в женщинах, но в общении с ними был осторожен и замкнут, и его мимолетные романы длились недолго. Одной из своих возлюбленных он подарил украшенную драгоценными камнями сумочку с надписью «Пинне – навсегда, навсегда, НАВСЕГДА». Но сам-то прекрасно понимал, что никогда не отдаст ей своего сердца. Время настоящей любви еще не пришло…
Первым серьезным увлечение принца была Уинифрид Биркин. Ее муж, член Палаты лордов, был на двадцать лет старше нее. Фрида, как звали ее друзья, вовсе не годилась в партнерши принцу-плейбою. Ее мало занимали светская жизнь и развлечения, она предпочитала мыслящих людей и очень интересовалась политикой. По отзывам тех, кто знал ее, это была блестящая, очень умная, уверенная в себе женщина, не внушавшая тем не менее робости никому, даже застенчивому Дэвиду. Возможно, именно поэтому он потянулся к ней. А возможно, принцу надоело изображать повесу и, повстречав интеллектуалку, он был покорен новизной ситуации. Еще вероятнее, что принц мечтал найти женщину, которая видела бы в нем не наследника престола, а просто человека.
Фрида была не только блистательна, но и очень мила. Небольшого роста, изящная, с очаровательным личиком. Прекрасная рассказчица, она с большим искусством превращала самое незначительное происшествие в тщательно отделанное занимательное повествование. Портил ее лишь по-птичьи пронзительный голосок.
Связь продолжалась более десяти лет. «Я знаю, что он любил ее, – отмечал лорд Браунлоу, один из близких друзей принца. – Он часто писал ей, она же отвечала изредка. Разумеется, она была, по выражению тех лет, "очень замужем", но принц предложил ей руку и сердце и получил отказ. Фрида была истинной англичанкой и прекрасно знала, что король никогда не позволит жениться на разведенной».
Принц, конечно, тоже понимал, что брак невозможен. Однако его бесконечные поездки, частая смена лиц, городов и впечатлений – все это усилило чувство к той единственной женщине, которая относилась к нему не как к наследнику престола.
Принц тем временем встретил еще одну «великую любовь» – Тельму Фернесс. Она представляла собой полную противоположность Фриде: писаная красавица, но без признаков интеллекта. «Она была очень хороша, – вспоминала одна из ее приятельниц, – но разговаривать с ней было настоящей мукой. Всегда веселая, дружелюбная, словоохотливая, но… не большого ума. Она была – никакая».
А вот что писала об этом романе сама Тельма: «Я нашла в лице принца то, что мне в то время было особенно нужно. Он был бальзамом на мои душевные раны и полной противоположностью моему мужу: застенчив, тактичен, необыкновенно внимателен и деликатен».
Не стоит забывать, что он еще был принцем Уэльским.
И если Дэвид был полной противоположностью лорду Фернессу, то Тельма столь же разительно отличалась от Фриды. «Мы с ним много беседовали, но большей частью – о пустяках. Принц не любил абстрактных рассуждений и отвлеченных идей и не особенно интересовался театром, живописью и литературой. Говорили мы обычно об общих знакомых, о тех местах, где довелось побывать. И этого было достаточно».
Да, принцу в то время этого было достаточно. Он получал от Тельмы любовь и душевное тепло, он мог при ней быть самим собой. Тельма стала для него нишей, убежищем, где он мог укрыться от давления, от суровых ограничений, налагаемых титулом. Он любил риск, искал сильных ощущений – и в стипль-чезе, в полете на аэроплане, – но родители заставили его отказаться от этих увлечений. У него был узкий круг друзей, с которыми он играл в покер, посещал ночные клубы, но никто из них не был ему душевно близок, и потому он все чаще злоупотреблял виски.